Пожалуй, именно к четвертой инаугурации Владимира Путина декорации, в которых президент приносит присягу, стали важнее действия, важнее самой присяги. Большой имперский стиль: старые залы Кремля, трибуна на месте трона, солдаты президентского полка в форме, стилизованной под девятнадцатый век, парад на Соборной площади и салют, — все это сложилось в одно внятное высказывание. Он нам царь. И даже отечественный автомобиль, специально разработанный к торжеству (президент говорил о нем во время прошлогодней «прямой линии»), — тоже знак: демонстрация готовности к изоляции ради достижения высших целей.
Предисловие к празднику
Возможность прочесть церемонию инаугурации как текст появилась, конечно, благодаря контексту. Контекст — это организованная Алексеем Навальным (и почти повсеместно несогласованная властями) акция «Он нам не царь», прошедшая почти в ста городах России 5 мая.
Власти готовились: задерживать активных сторонников Навального и сотрудников его региональных штабов начали за несколько дней до мероприятия, изобретая для этого самые нелепые предлоги. Илью Гантварга в Петербурге, например, задержали за пикет в память о погибших при пожаре в кемеровском ТЦ «Зимняя вишня». Рязань, Красноярск, Кемерово, Тамбов, Краснодар, и, конечно, Москва, — вот неполный список городов, где полицейские решили заранее навестить потенциальных участников митингов 5 мая.
Накануне наблюдатели сомневались, решится ли Кремль портить благостную телекартинку перед инаугурацией, пойдет ли на жесткий силовой разгон акций протеста? Кремль показал со всей возможной наглядностью, что ему никакие сомнения неведомы, и что дефицита решимости нет. «Он нам не царь!» — заявили участники митингов. «Он вам царь!» — ответили полицейские дубинки. Больше полутора тысяч задержанных по стране (в Москве — 708 человек), синяки, сломанные носы и ребра. Хватали и били всех, включая несовершеннолетних, которым никаких скидок на возраст не делали. Фоном для вступления бессменного президента в должность стали не кадры с восторженными царедворцами в кремлевских коридорах, а фотографии детей, которым заламывают руки омоновцы. Официальное российское ТВ протестов, разумеется, просто не заметило, зато интернет переполнен фото и видео с акций, и обсуждаются протесты куда активнее, чем кремлевское торжество.
Есть повод и у СМИ по-особому отметить инаугурацию: по данным Профсоюза журналистов при работе на митингах было задержано или пострадало 23 сотрудника различных изданий. В Москве прилетело даже корреспонденту гиперлояльной «Комсомольской правды».
А тронная речь президента начинает восприниматься то ли как анекдот, то ли как издевка. Путин сначала лишает граждан гарантированного Конституцией права собираться мирно, без оружия, проводить митинги, собрания и шествия, а потом, положив руку на Конституцию, рассуждает о «незыблемом приоритете прав и свобод». Говорит о будущем, о необходимости прорыва (та же мысль звучала и в Послании федеральному собранию), и — главное, о «дерзновенной молодежи», которой в это будущее предстоит идти и этот прорыв совершать. Говорит, когда у всех перед глазами — фотографии «дерзновенной молодежи», которой ломают руки и запихивают в автозаки.
Говорит о том, что «устремленность страны в будущее» ограничивает «дремучее охранительство», забыв, как на столичной Пушкинской площади избивали протестующих нагайками при полном попустительстве полиции невесть откуда взявшиеся казаки.
Звучит это все откровенно смешно, и вот тут как раз становится понятно, что декорации — важнее слов. Роль играют не пустые клятвы в верности демократическому курсу, а местническая возня придворных, выясняющих, кого пригласили на праздник, а кого нет (между прочим, важно еще и то, куда именно человека пригласили, насколько далеко он стоял от трибуны, попал ли в один из кремлевских залов, и если попал, то в какой именно, или получил возможность только с улицы посмотреть на военный парад). Важно, чтобы к гостю подошли телевизионщики, важна возможность повосторгаться под камеру, — это знак особой царской милости, символ политической перспективности. Важно не то, что президент клянется на Конституции, а то, что переплет у Конституции из «тонкой кожи варана» (на этот исключительный факт в ходе телетрансляции внимание зрителей обращалось неоднократно). Важна позолота на стенах, важны солнечные блики на штыках почетного караула.
Важно явление народу самодержца всероссийского, а вовсе не то, что он пока еще вынужден повторять ради соблюдения почти уже непонятных международных приличий.
Традиции и инновации
Казаки, вскользь упомянутые выше, тоже на самом деле важны. Благодаря изданию The Bell выяснилось, что, как минимум, некоторые из этих добровольных помощников полиции, — люди, появившиеся на площади совсем не случайно. Среди нападавших на мирных демонстрантов — члены так называемого «Центрального казачьего войска», получившие в течение последних двух лет от мэрии Москвы грантов на 16 миллионов рублей, и участвовавшие в специальных тренингах по разгону протестующих, также организованных мэрией. Атаман «Центрального казачьего войска» Иван Миронов — генерал-лейтенант ФСБ в отставке с опытом работы в региональной власти и в охранных структурах.
Момент уникальный — раньше власть не решалась открыто использовать парамилитаристские объединения ультрапатриотов против собственных критиков, стеснялась их, иногда даже преследовала за излишнее рвение (тут можно вспомнить, например, историю со скандалом вокруг выставки Джока Стерджеса в московском Центре братьев Люмьер). А иногда — не преследовала (и тут можно вспомнить историю с нападением активиста организации SERB на Алексея Навального). Но 5 мая «дремучим охранителям», если пользоваться терминологией президента, впервые было делегировано право на насилие против оппозиции. Между прочим, нагайка в умелых руках — пожалуй, даже более эффективное оружие, чем резиновая дубинка. А еще — символ с богатым историческим бэкграундом.
Это тоже вполне прямое высказывание: то, что однажды сделано, легко повторить, власть готова поиграть с оппозицией в гибридную гражданскую войну. Давить недовольных, опираясь уже не только на свежепринятые карательные законы, но и на «широкую общественную поддержку», которую давно рвутся продемонстрировать разнообразные ряженые активисты из «патриотических» и «военно-патриотических» организаций.
В демократической стране могут быть недовольные политикой президента. С ними приходится вступать в дискуссию. Недовольный политикой царя-батюшки — враг по определению. И разбираться с ним будут не только профессионалы, но и восторженный народ. Русское слово «погром» давно уже не нуждается в переводе, это старая и проверенная практика. Одна из тех традиционных ценностей, о необходимости хранить которые Путин не забыл упомянуть в речи после инаугурации.
Потерпевшие
После каждой протестной акции начинаются споры о том, кто в итоге победил. Навальный победил, в очередной раз показав, что в стране есть только один оппозиционный политик, способный и в столице, и в регионах вывести на улицы значимое количество людей, готовых рисковать здоровьем и свободой. Власть победила, в очередной раз показав, что ей плевать и на людей, и на СМИ, и на общественное мнение, и на негативный информационный фон для вступления президента в должность. Участники митингов победили, продемонстрировав, как минимум, храбрость. Казаки победили, дорвавшись, наконец, до возможности избивать безоружных. ОМОН победил, потому что ОМОН побеждает всегда и всех…
Но важнее разобраться с тем, кто проиграл. Главный ресурс власти — это ведь не ОМОН и не казаки. Ресурс власти — равнодушие большинства. Именно это равнодушие власть и трактует как поддержку. Это и позволяет отмахиваться от критики дубинкой или нагайкой.
Успехи власти в воспитании такого равнодушия велики. Трудно поверить, но в сетевых дискуссиях даже образованные, успешные и в целом придерживающиеся либеральных взглядов люди всерьез рассуждают о том, что полиция вправе бить на улицах людей и даже детей в ходе «несанкционированного» митинга. Не задумываясь о том, на каких вообще основаниях людям запрещают реализовывать конституционное право на свободу собраний, и уж тем более о том, против чего собравшиеся протестуют.
Власти, у которой есть этот ресурс, незачем меняться. А равнодушному большинству, соответственно, не стоит надеяться ни на какие перемены (за исключением перемен к худшему, эти всегда возможны). Зато стоит помнить, как легко меняются умонастроения, когда твой ребенок, волею судеб или просто в силу возраста оказавшийся в рядах «дерзновенной молодежи», получает перелом или срок. Равнодушное большинство — и есть главные проигравшие, пока, конечно, не битые, но это дело нехитрое. С такой задачей справится, если понадобится, даже ни на что больше не годный ряженый из какого-нибудь «казачьего войска».
