Гражданское общество
История
Общество

«Бессмертный полк» и его ветераны

Михаил Немцев о символическом значении движения «Бессмертный полк»: от памятного шествия в честь воевавших предков к «традиционному» публичному мероприятию, сосредоточенному вокруг выражения патриотизма

Read in english
Фото: Scanpix

История «Бессмертного полка» как публичной акции насчитывает уже больше десяти лет. Уже в начале 2000-х гг. в разных городах России во время празднования Дня Победы 9 мая люди выходили на улицы с портретами своих близких — участников войны. Однако общественное движение, объединяющее несколько городов, появилось по инициативе нескольких журналистов Томска. Скоординированный ими «Бессмертный полк» (далее — БП) впервые состоялся в нескольких российских городах 9 мая 2012 года и сразу оказался очень успешной публичной акцией. Ключевым событием стал перенос организационного центра БП из Томска в Москву к 2015 году, когда инициатива была перехвачена профессиональными менеджерами с государственным финансированием и полной поддержкой медиа. Проведение Б П было включено в общероссийскую программу празднования 70-летия Победы, шествием всерьез заинтересовалось высшее руководство страны: в Москве в БП лично участвовал Путин.

С 2015 года на развитие БП можно смотреть как на государственный проект, встроенный в программу исторической политики, и как на совокупность местных коммеморативных инициатив. Поскольку «на местах» реализацию БП все равно берут на себя активисты, принадлежащие местному сообществу, особенности этих сообществ влияют на проведение БП и на меру его политизации.

«Бессмертный полк» без границ

БП оказался очень востребован и среди тех, кто в разное время уехал из России. Шествия проходят в разных городах мира с 2017 года, а их организация, в которой участвуют сотрудники российских дипломатических ведомств, стала одним из официальных методов «культурной дипломатии». Для эмигрантов из России Б П — это коммеморативное событие утверждения собственной национальной и культурной идентичности. В этом полку эмигранты как бы идут в «едином строю» с соотечественниками. Хотя Б П вызывает критику как метод откровенного «продвижения» элементов государственной российской идеологии, для многих это — неполитический ритуал этнонациональной солидарности. Понятно, что эта солидарность может быть в свою очередь использована пропагандой. Проведение Б П невозможно без заинтересованного участия местных эмигрантов из России и других стран бывшего СССР, а также участия экспатов (в отличие от России, за границей в принципе отсутствуют методы принуждения к участию). Но ошибкой было бы считать, что участники БП разделяют те ценности, которые им приписывают идеологи. Эта же двойственность воспроизводится в дискуссиях о БП в самой России.

«Бессмертный полк» в Вашингтоне, май 2017 г. Фото М. Ю. Немцева

Споры вокруг портретов

Семь лет назад создатели БП явно не рассчитывали, что их инициатива приобретет такой размах. Теперь по дискуссиям о нем можно судить о противоречиях в формирующейся официальной идеологии России. «Память о войне» занимает в ней важнейшее место. Но по поводу того, «как правильно помнить», невозможно достичь общественного согласия. И недавняя история БП ярко иллюстрирует это несогласие.

Ключевой символический элемент этой публичной акции — портрет участника Великой Отечественной войны. По первоначальному замыслу он символически замещает собой погибшего или умершего после войны человека, который мог бы пройти в строю праздничной демонстрации, но не может. И вместо него участие принимает кто-то из потомков, таким образом символически утверждая преемственность со значимым предком.

С одной стороны, так восполняется до сих пор актуальная для России проблема разрыва связи между поколениями. Взяв в руки потрет, человек идет с ним по своему городу, таким образом осуществляя практическое действие и подтверждая свою семейную причастность и символическую «доброкачественность», как бы говоря: «мы тоже там были». С другой стороны, для потомков непосредственная семейно-родовая связь оказывается понятным и бесспорным методом приобщения к «большому» прошлому, источником гордости. Так что в этом «воспоминании действием» великолепно объединяются личное и «общегражданское».

Ключевое противоречие БП состоит в неясности того, что именно символизирует собой этот портрет. Сам посыл, что любой участник Великой Отечественной является легитимной фигурой для помещения на плакат, основан на советской версии истории войны, которая была сформирована советской властью и очищена от всего, что могло ее дискредитировать. В постсоветское время эта вычищенная социальная память о войне стала частью официальной интерпретации истории Российского государства, которая прикрывает и оправдывает любые неудобные факты о советской внутренней и внешней политике в период Войны. Жесткое дискурсивное разделение Второй мировой войны и Великой Отечественной, которые в России до сих пор изучаются, преподаются и обсуждаются раздельно, позволяет оставить без внимания важнейшую и самую болезненную проблему истории этой войны: военно-политическое сотрудничество СССР с нацистской Германией в 1939—1941 гг.

Символическим воплощением официальной версии истории в позднесоветское время являлся ветеран. Это человек, который одновременно сохраняет в себе, на своем теле, аутентичный опыт участия в войне и при этом полностью лоялен тем смыслам, которые этому опыту придает государство. Поэтому, с одной стороны, не всякий участник военных действий был таким ветераном. Например, военнослужащий, попавший во время войны в плен, и тем самым «испортивший» себе анкетные данные, находился под подозрением и мог быть не принят в ветеранскую организацию. С другой стороны, статус ветерана давал и дает символические и не только символические преимущества. «Ветераны» в России — это те, у кого есть удостоверение ветерана, а по нему положены льготы, доступ к социальным благам (бесплатный проезд в общественном транспорте в некоторых регионах и т. д.) и хотя бы формальное уважение чиновников.

Эта недоопределенность того, кого считать «ветераном», зависимость этого статуса от государственной идеологии и текущей экономической конъюнктуры, привела к неизбежному расширению круга легитимных фигур. Так, например, допустимо ли символическое присутствие на БП людей, участвовавших в организации массовых репрессий до, во время и после войны? Т. е. можно ли нести рядом портреты фронтовиков и тех, кто их уничтожал?

На шествие БП в 2016 году депутат Госдумы Вячеслав Никонов вышел с портретом своего дедушки Вячеслава Молотова. Это спровоцировало споры о том, уместен ли на БП портрет одного из инициаторов Второй мировой войны (пакт Молотова — Риббентропа") и непосредственного участника репрессий. При этом Молотов участвовал в ведении войны как член Ставки Верховного главнокомандования, но не был военнослужащим, фронтовиком и, следовательно, ветераном. Эти дискуссии не получили какого-либо явного завершения, но воспроизводятся теперь каждый год. В последующие годы возник спор об уместности на БП портрета Сталина, который был и главнокомандующим, и организатором массовых репрессий («палачом») одновременно. В 2019 году официальные столичные организаторы «не рекомендовали» выходить с его портретами, но затем заявили, что никакого запрета нет.

Парадная коммеморация

Развитие массовости БП привело к появлению унифицированных практик. Штендеры (подставки для портретов) доставляются организаторами на место проведения БП, портреты печатаются по массовому заказу и стандарту (в аннексированном Севастополе в 2019 году произошел курьезный случай: конкуренты украли у представителей одной из проводящих БП организаций 500 заранее заготовленных портретов). Портреты перед началом раздаются «беспортретным» участникам, которые сразу после окончания шествия выбрасывают эти изображения незнакомых им людей.

Такую раздачу можно считать вынужденной мерой, поскольку организаторам нужно и максимально увеличить явку, и чтобы БП выглядел именно как БП, а для этого без портретов все-таки не обойтись. И так проявляется второе противоречие. С одной стороны, «основной единицей» шествия БП, по первоначальному замыслу и том образу, который воспроизводится медиа, является человек с портретом своего непосредственного предка. В этом шествии как акте публичного утверждения своей родовой преемственности есть неустранимое интимное измерение. Именно возможность символически оформленной встречи с собственным родом создает то особое ощущение причастности, которое и сделало БП популярным и востребованным действом.

С другой стороны, как быть тем, у кого нет портрета воевавшего родственника, или же чьи родственники пережили войну, но не удостоились звания ветеранов? Как уже было сказано, к БП можно присоединиться не просто без портрета в руках, но взяв портрет чужого человека. Важным становится исключительно участие в самом шествии. С массовизацией и размыванием критериев «допустимости» персоны на портрете БП деперсонифицируется, становясь всего лишь еще одним атрибутом публичного массового мероприятия. Манифестация личной связи с событиями через предка-участника как символического посредника становится избыточной. На ее место заступает манифестация верности официальной государственной версии истории войны и победы. Это самоотождествление с официальным нарративом проявляется и в массовом увлечении имитациями военной формы 1940-х гг., что можно увидеть и на шествиях БП в разных городах. Иначе говоря, на родовую самоидентификацию накладывается национально-гражданская. Важнейшим фактором, предопределившим такую трансформацию — помимо резкого роста численности участников и мощной рекламной кампании в медиа, — стала централизация БП.

Организованное прохождение колонной в праздничный день по центральной улице с символическими предметами — традиционное для России общественное событие. Поэтому Б П легко встраивается в любой сценарий городской праздничной программы, вне зависимости от того, кто именно и с какими смысловыми акцентами его организует. Именно благодаря этой гибридности БП оказался столь успешной новацией, фактически важнейшей публичной формой празднования Дня Победы. В связи с шествием возникают вторичные коммеморативные инициативы, например торговля памятными сувенирами с надписью «Бессмертный полк».

Бессрочный «Бессмертный полк»

Появление БП успешно и крайне эффективно решило важную символическую проблему. Позднесоветские способы публичного празднования Дня Победы предполагали обязательное появление ветеранов войны. После распада СССР произошел кризис в праздновании: на несколько лет было прекращено проведение парадов, праздник вернулся в сферу частной и семейной жизни. Ветераны старели и умирали. Однако в 2000-е гг. празднование возобновилось, став центральным событием официального мемориального календаря. Но при этом, как пишет в своем исследовании БП историк Иван Курилла, «в том месте праздника, где ранее были ветераны, зияла заметная дыра. Важность праздника для государства заставляла чиновников подхватывать начинания, очеловечивавшие это событие». Но для «очеловечивания» нужно именно публичное присутствие живого человека -аутентичного носителя воспоминаний и авторитетных суждений, т. е. именно ветерана. Появление Б П решило эту проблему. Обращение к родовым связям позволяет не только наблюдать, но и непосредственно переживать телесный аффект. Теперь Б П может воспроизводиться бесконечно, — и проблема физического отсутствия ветеранов Великой Отечественной решена навсегда.

Ветераны теперь функционально и не нужны на праздновании. Появление на шествиях т.н. «ложных ветеранов», каждый год фиксируемое внимательными наблюдателями, можно считать курьезом: кто-то пользуется остатками символического капитала этого статуса. Это в целом лишь подтверждает, что прежнее место ветерана в драматургии празднования уже замещено. Вероятно, скоро уже трудно будет говорить о какой-то строгой хронологической границе для выбора персонажа на портрете: скажем, если можно идти с портретом Сталина, то почему нельзя принять предложение РПЦ и идти с портретами героев войны 1812 года? Или с портретами участников новейших войн?

Бессмертный полк" в Вашингтоне, май 2017 г. Фото М. Ю. Немцева

Самое читаемое
  • Невыносимая легкость грузинского реэкспорта автомобилей
  • Политблок без границ
  • Новая геополитика Южного Кавказа
  • Российские города — проблема для Кремля
  • Содержательная пустота: президентские выборы 2024 года
  • Гибридный ответ Приднестровья на планы Кишинева по реинтеграции

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Из России с миром

Екатерина Мороко о том, как устроено антивоенное движение россиян

От «пятой колонны» к «приводным ремням»: динамика воздействия государства на некоммерческие организации в путинской России

Всеволод Бедерсон о том, как российский авторитарный режим прошел путь от отчуждения до поглощения некоммерческого сектора

Взлет и падение ректора Мау

В.Г. о «деле Мау» как свидетельстве невозможности повышения качества институтов «снизу» под патронажем высокопоставленных сторонников реформ

Поиск