Ждет ли Россию новая мобилизация?

О том, что Кремлю потребуется новая мобилизация для восполнения огромных потерь солдат и офицеров на фронтах войны с Украиной, заговорили практически сразу после того, как закончилась «частичная мобилизация» осе­ни 2022 года. Особенно активными такие обсуждения стали осенью 2023-го: в то время казалось, что вербовка новых наемников (в официальной тер­мино­логии — контрактников) стала сокращаться, а объявление мобилизации ближе к президентским «выборам» считалось опасным. Ожидания мобилиза­ции осенью 2023 года подогревались оппозиционной прессой, хотя логичнее было предположить, что любые решения касательно этого вопроса будут при­ни­маться после мартовско­го голосования.

И вот президентские «выборы» прошли, Кремль объявил о масштабных планах увеличения численности вооруженных сил (по словам Сергея Шойгу, они в этом году должны пополниться двумя общевойсковыми армиями и трид­ца­тью соединениями, в том числе четырнадцатью дивизиями и шестнадцатью бригадами), участились сообщения о снижении темпов подписания контрактов, начался весенний призыв, а мобилизации так и не случилось. В первые дни после «выборов» ее «назначали» на 25 марта, а недавно президент Украины Владимир Зеленский сообщил, что ожидать ее следует 1 июня. Многие во­енные аналитики говорят о потребности армии в сотнях тысяч свежих солдат для очередного наступления, а утечки из «проверенных источников» намека­ют на то, что под ружье поставлены будут не менее 300 тыс. человек.

Сегодня можно попробовать дать новый прогноз на мобилизацию в 2024 году, и я снова рискну предполо­жить, что ее не будет, хотя ситуация на фронте остается сложной: рассказы о за­вербованных 486 тыс. человек не вызывают доверия, а недостаток солдат на передовой отмечается многими наблюдателями.

Мобилизация 2022 года принесла с собой издержки двух видов: «частично ожидавшиеся» и полностью неожиданные. С одной стороны, Кремль не мог не понимать, что увеличение армии вызовет значительные расходы — но вряд ли он предполагал их подлинный масштаб: вплоть до осени 2022 года ежемесячное жа­лованье контрактника составляло 30−42 тыс. рублей, а заключенные вер­бовались в ЧВК как бы вне бюджета (это намного позже Путин «вспом­нит», что эта структура обошлась казне более чем в 200 млрд рублей). Между тем, чтобы не допустить социального взрыва в ходе мобилизации, власти объяви­ли о но­вой минимальной зарплате контрактника в 195 тыс. рублей и вынуж­дены бы­ли уравнять старых солдат с новоприбывшими. К тому же ста­ло по­нятно, что массированные потери вынуждают раскошелиться на «похо­рон­ные», кото­рые к этому времени могли превышать 10 млн рублей на чело­века (мы опи­сывали это в статье о «смертономике»). Казна начала серьезно тратиться на вы­платы ря­довому составу впервые со времен существования стрелецких пол­ков в XVII веке (при Петре I жалованье рядового после всех вычетов состав­ляло немногим более 5 рублей в год, а при Алек­сандре I — 10 рублей, что в пересчете через цену серебра эквивален­тно нынешним 12 и 25 тыс. рублей; в советское же время, как известно, рядовому вплоть до конца 1980-х гг. платили три рубля в месяц) — и это невиданная по рос­сийским меркам пе­ремена. С другой стороны, побочным эффектом мобили­зации ста­ло бегство за рубеж в тече­ние последовавших 12 месяцев без малого милли­она человек, что привело к резкому дефициту рабочей силы (не ката­строфи­ческому само­му по себе, но критичному для чрезвычайно негибкой по части занятости российской эконо­мики). Наложившись на рост потреб­ности в ра­ботниках на военных заводах, порожденный мобилизацией дефи­цит кадров стал общена­циональной проблемой в условиях, когда больш­ин­ство компа­ний не то чтобы забы­ли, но никогда и не знали, что такое повы­ше­ние производительности за счет технологических инноваций. И если с прямы­ми издер­жками мобили­зации власть довольно легко справилась, то вторые и по сей день выглядят далеко не преодоленными.

Именно поэтому Кремль будет искать иные пути поддер­жания боеспособности войск, хотя прямые затраты федеральных властей на новую мобилизацию не выглядят катастрофическими — ведь задачей является не удвоение численности армии, а скорее замещение понесенных потерь и некоторое усиление на критически важных участках фронта — и потому общая числен­ность личного состава увеличится «всего» на 100−150 тыс. человек, затраты на которые не превысят (вместе с обеспечением всем необходимым) 25−30 млрд рублей в месяц, или около 300−350 млрд рублей в год. Эта сумма невелика — она составляет всего 3% общих рас­ходов по линии Минобороны, запланированных в бюджете-2024. Но мобилизация может иметь множество негативных последствий для власти, так как способна серьезно подорвать то индифферентное отношение к войне, которое практически повсеместно вос­стано­вилось в российском обществе в течение 2023 года. Более того, объявле­ние мобилизации диссонировало бы с сообщениями об успешном раз­витии российскими вой­сками наступательных операций (сентябрь 2022 года при­носил совершенно иные новости) и, вероятно, повы­сило бы радикализм заяв­лений представителей стран НАТО, о чем вряд ли мечтают в Москве. Выступле­ния Шойгу о наращивании численности воору­жен­ных сил в этом контек­сте представляются скорее стратегическими намерени­ями, реализация которых рассчитана на весь 2024 год (а то и на значительную часть 2025-го), рассматривающийся в Кремле как год накопления сил и ресурсов, а вовсе не время решающего пе­релома в войне. Это в Европе сейчас озабочены тем, как обеспечить преемст­венность полити­ки НАТО в случае возвращения к власти в США Трампа — в Москве же, судя по всему, готовы к длительному позиционному противос­тоянию. Российские власти намерены наблюдать за развитием политической ситуации в самой Украине после истечения срока полномочий президента Владимира Зеленского и в условиях объявления украинской мобилизации, а также за развитием международной повестки, определяемой результатами выборов в Европейский парла­мент, ходом юбилейного саммита НАТО в Вашингтоне и перипетиями пред­выборной кампании в США.

Однако на третьем году войны начинает казаться, что коммерциализация армии и рост расходов на войну имеют не только позитивные, но и негативные последствия. С одной стороны, конечно, рост финансирования ВПК и выплаты воен­нослужащим стимулируют экономику (по самым скром­ным подсчетам, треть прироста ВВП в 2023 году обеспечена этими вливани­ями), а гигантские потери военной техники дают возможность, как недавно заявил Пу­тин, загружать «оборонку» заказами еще на 5−10 лет. С другой стороны, к середине 2024 года наметился определенный фи­нансовый дис­сонанс: если два года назад при средней по России зарплате в 62 тыс. рублей почти 200 тыс. казались огромными деньгами, то сейчас сумму в 100 и более тысяч рублей все чаще можно получить, работая на военном за­воде, а не рискуя жизнью на фрон­те. Раскрутив спираль повышения доходов, Кремль сам оказывается в сложной ситуа­ции, когда довольствие бойцов скоро по­требуется существенно повышать — особенно в условиях, когда идея мобили­зации столь непопулярна.

Пока власти намерены обходиться паллиативными мерами, и прежде всего — стремительным ростом едино­вре­мен­ных региональных выплат, причи­тающихся при заключении контрак­та (федеральная выплата остается пока на уровне 195 тыс. рублей): если в пер­вые ме­сяцы после мобилизации 2022 го­да они составляли от 20 до 200 тыс. руб­лей, то в последние месяцы в Крас­нодарском крае эта сумма по­вышалась дважды за короткий срок и выросла с 300 тыс. до 1 млн. рублей, в Санкт-Петербурге контрактнику предлагают сейчас 905 тыс. рублей, в Рос­товской области — 700 тыс., в Нижегородской — 500 тыс., а в большинстве дру­гих регионов цифра составляет от 200 до 400 тыс. руб­лей, причем с начала года она в той или иной мере повысилась практически повсеместно. Кроме того, в процесс финансового обеспечения вербуемых включились многие фе­деральные компании, которые прини­мают на работу потенциа­льных добро­вольцев, назначают им значительные зарплаты, сопо­ставимые с жалованьем мобилизованных, и сохраняют выпла­ты в полном объеме на весь срок службы, если «вдруг» окажется, что новый работник ре­шил «отдать долг Родине». Все эти траты осуществляются без формального привлечения средств феде­рального бюджета, что позволяет относиться к ним без излишнего дра­матиз­ма (даже если выплачивать всем новобранцам по 1−1,5 млн рублей, для при­влечения 200 тыс. человек потребуется 250−300 млрд рублей, или менее 10% трансферта, направляемого из федерального бюджета регионам в 2024 году). Однако основного вопроса они не решают, и именно индексация денежного довольствия на 40−60% (что обойдется казне ориентировочно в 400 млрд руб­лей в год — деньги большие, но в принципе подъемные) станет индикатором того, намерены ли власти продолжать коммерческий набор или склоняются в пользу мобилизации.

При этом Кремль, судя по всему, не решился покрывать порожденный значительными военными расходами бюджетный дефицит через заимствова­ния и эмиссию и ориентируется теперь на налоговую реформу, о ко­торой Путин не­внятно говорил в послании Федеральному Собранию. Если озвучен­ные в последнее время параметры реформы верны и речь идет о повышении верхней планки налога на доходы до 20% при большей диверсификации ее в зависимости от заработка, а также о повышении налога на прибыль до 25%, это может принести казне до 2 трлн рублей ежегодно, причем значительная часть доходов направится как раз в региональные бюджеты, из которых мо­жет оплачиваться первоначальная вербовка новобран­цев. На мой взгляд, в течение 2025 года жалованье рядовому составу частей, уча­ствующих в вой­не с Украиной, может быть существенно увеличено без уси­ления дисбалансов бюджета — а это сделает вербовку намного более простой (год службы — при 1,2 млн руб­лей за подписание контракта и зарплате в 300 тыс. рублей в месяц — приносит контрактнику такой же доход, как шесть лет на «граж­дан­ке» при средней для России зарплате, а это серьезный мо­тив). При этом власть осознает, что гибель добровольно завербовавшихся не имеет ни­каких полити­ческих и социальных последствий, так как ответствен­ными за происшедшее оказываются только они сами. Видя, насколько рост расходов на развитие военной промышленности и на прямые выплаты воен­нослужа­щим стимулирует экономику, ру­ководство страны не должно быть слишком озабочено новыми тратами (тем более что бизнесу теперь из-под «путинского крыла» бежать уже некуда).

Конечно, один только Путин может знать, какое ре­шение относительно мобилизации будет принято в ближайшее время — но с чисто экономической точки зрения нет ничего сложного в том, чтобы тра­тить дополнительный триллион рублей в год на выплаты военнослужащим, тем самым поддерживая потребительский спрос и не допуская социальных потрясений, связанных с мобилизацией. Особенно сейчас, когда ситуация на фронте относительно стабильна, и надеяться на большие военные успехи вряд ли возможно. Поэтому я рискну предположить, что в Кремле окон­чательно выберут курс на создание «коммерческой армии», которая может решать разнообразные задачи в зоне боевых действий, отказываясь от идеи принудите­льной отправки резервистов на фронт. Тем более что власти нужно создавать для себя новую опору на ближайшие годы, а высокооплачиваемая армия, составленная из людей, которым не находится применения на «гражданке», — очень неплохой вариант.