Демонизированный образ Европы и Запада в целом, который сейчас доминирует в сознании россиян, полностью сконструирован Кремлем и послушными ему медиа. Развернутая сегодня прокремлевскими СМИ антизападная кампания далеко не первая, но отличает ее невиданный доселе масштаб и продолжительность, которые в действительности способны изменить не только поверхностные суждения россиян, как это было прежде, но и оказать более глубокое и долгосрочное воздействие на среднестатистический психологический портрет, а значит и на будущее российско-западных отношений.
Нагнетание антизападной истерии
Первую масштабную антизападную кампанию современная Россия пережила еще до того, как был запущен процесс институционализации пропаганды. На фоне бомбардировок Югославии силами НАТО в 1999 году большинство крупных российских СМИ заняли безальтернативно просербскую позицию, игнорируя произошедшие этнические чистки в Косово и прибегая к актуальной в свете нынешних событий теме необходимости поддержки православных братьев-славян. В результате в сознании россиян был прочно закреплен образ НАТО, бомбящей ни в чем не повинную Сербию в угоду геополитическим амбициям. Гибкое и подверженное манипуляциям общественное мнение среагировало вполне прогнозируемо и на поверхность тут же всплыли старые фобии, доставшиеся новой России в наследство от Советского Союза в силу того, что масштабной десоветизации проведено так и не было. В итоге в 1999 году половина опрошенных ФОМ россиян заявила, что США являются внешним врагом России, способным начать против нее войну (в 1997 году так считало около трети россиян), и в целом негативное восприятие США выросло с 28% до 72%. Однако вскоре СМИ, будучи на тот момент еще не столь зависимыми от прямого диктата Кремля, переключились с антизападной риторики и проблем Югославии на внутреннюю повестку — начавшуюся 7 августа 1999 года вторую Чеченскую войну и волну террористических актов. На этом фоне антизападные фобии россиян пошли на убыль и не оставили значительного следа в том, как россияне на фундаментальном уровне воспринимают Запад и западные ценности.
В следующий раз масштабно и слаженно СМИ прибегли к использованию образа «Запад-враг» в 2003 году, представляя начатую США и союзниками операцию в Ираке как целенаправленное разрушение сложившихся международных норм и присвоение Вашингтоном права свергать легитимных правителей, и в 2008 году, когда российско-грузинская пятидневная война интерпретировалась через призму противостояния с Вашингтоном, который якобы и управлял действиями Саакашвили. Но эти информационные кампании носили ситуативный характер и апеллировали в основном к внешнеполитической линии США, не подвергая сомнению западные ценности как таковые. Механизм ресентимента, конечно, был задействован, но базовые представления о предпочтительности жизни в обществе, скроенном по западным лекалам, затронуты не были.
И именно это и отличает нынешнюю антизападную пропаганду Кремля от предыдущих волн. Если раньше волна критики обрушивалась в основном на политику «экспорта демократии», проводимую Вашингтоном, то в последние годы дискредитируются западные ценности как таковые. Европу рисуют вассалом Вашингтона, деградирующим из-за отсутствия традиционных ценностей и повсеместного распространения гомосексуализма и педофилии как следствий характерной для европейского либерализма толерантности. При этом все чаще пропагандисты прибегают к ложным доводам о скором распаде США, представляя, например, маргинальные движения за независимость Техаса как мейнстримные и обладающие реальной поддержкой жителей этого штата. Евросоюз же, по версии официальной пропаганды, разрушится под тяжестью нынешнего миграционного кризиса, виновником которого, кстати, более трети россиян в опросах ВЦИОМ назвали США.
Неудивительно, что на фоне массированной медийной кампании по дискредитации Запада, которая как бы говорит своей аудитории «Да, у нас не все гладко, но посмотрите на них. Вот там совсем ужас», значительно снижается привлекательность западного образа жизни. Как результат, мы получаем то, что в попытке дистанцироваться от приписываемых западному обществу негативных характеристик самая крупная европейская нация в Европе отрицает свою европейскую идентичность. Последний опрос «Левада-центра» показал, что 53% россиян не считают себя людьми западной культуры, а 45% вообще негативно относятся к западному образу жизни. К тому же негативная мобилизация привела к тому, что 75% респондентов назвали крупнейшие западные страны «противниками России» (сравните это, например, с показателями 19-летней давности, когда 70% называли страны Запада образцами для развития страны), а оценка напряженности отношений между Россией и США достигла максимума с 2001 года (45%).
Без контроля над СМИ Кремлю едва ли удалось бы добиться такого эффекта. Но возникает логичный вопрос: почему нынешняя антизападная кампания отличается такой степенью нагнетания негативных настроений и, в отличие от предыдущих волн, уделяет первостепенное значение демонизации ценностных установок?
Рецепт популярности Путина
Если посмотреть на график популярности Путина, мы обнаружим, что пика общественной поддержки он достигал на фоне проводимых в СМИ антизападных кампаний и в условиях апелляции к образу угрозы, нависшей над страной, — в конце ноября 1999 года (вторая Чеченская война, теракты в России и образ Запада-врага, сложившийся на фоне операции НАТО в Югославии); в конце 2003 года (нагнетание антиамериканских настроений, толчком к которым послужило начало операции «Свобода Ирака»); в 2008 году (даже в условиях ощутимого финансового кризиса интерпретация грузино-российской войны через призму противостояния России и США обеспечила рост одобрения до 88%). Четвертый пик заоблачной популярности российского президента с небольшими колебаниями длится с 2014 года по сей день. Необходимо вспомнить, что нынешнему этапу общественной консолидации вокруг Путина предшествовал период массовых протестов 2011—2012 гг., а к январю 2014 года проголосовать за него на выборах были готовы всего 29% россиян при снизившемся до 61% рейтинге доверия. В такой ситуации поднять рейтинг мог помочь только старый добрый способ — вынужденная консолидация вокруг лидера благодаря искусственно созданной угрозе, которой, в частности, и были объявлены украинские «фашисты», созданные и управляемые невидимой рукой Запада, а в целом — Запад, стремящийся развалить Россию. Негативная мобилизация в очередной раз сработала. Таким образом, мы видим, что рецепт путинской популярности заключается в умелой игре на оставшемся со времен СССР недоверии россиян к Западу, подпитке общественного ресентимента и конфликтах, в которые Россия вовлечена прямо или же косвенно. И нагнетание антизападной истерии является здесь ничем иным, как способом удержания Путиным власти.
Однако в отличие от предыдущих лет, сегодня у власти не осталось других механизмов сохранения доверия. Сбавь Кремль сейчас давление на СМИ и ослабь пропаганду, люди тут же переключат воспитанную в них агрессию на критику ухудшающегося внутреннего измерения путинской политики — экономическую стагнацию, рост цен и безработицы, деградацию общественно значимых институтов
Цель сохранения режима прослеживается и в проводимой пропагандой политике по дискредитации западных ценностей и образа жизни. Если раньше недовольные политикой НАТО россияне все равно отмечали, что базовые европейские ценности им не чужды, то сегодня благодаря пропаганде конфликт Россия-Запад начинает восприниматься как противостояние ценностных установок — традиционных, консервативных против испорченных толерантностью европейских; духовных русских против материальных европейских. Это толкает россиян на отрицание своей европейской идентичности и признание необходимости развиваться никому неведомым «особым путем». К тому же пропаганда навязывает определенные смысловые ассоциации — как, например, установка на то, что «антиправительственные протесты ведут к насильственной смене власти, а уж переворот точно заканчивается анархией и кровью, и за этим всем маячит вездесущая рука Запада». В итоге среднестатистический россиянин, не имея доступа к альтернативной информации, разочаровывается в европейской модели развития как желательном ориентире для будущего России, и начинает испытывать подсознательный страх перед любыми проявлениями недовольства режимом, что минимизирует вероятность открытого его проявления и участия в протестах.
С целью создания нужного образа разделенной и погрязшей в проблемах Европы Кремль не жалеет ни медиа ресурсов на навязывание своей картины реальности как дома, так и за рубежом, ни денег на поддержку европейских радикалов. Финансируя крайне-правые, профашистские и другие маргинальные силы в Европе, Кремль вовсе не надеется с их помощью реально дестабилизировать ситуацию в ЕС, ведь, по его мнению, с этим прекрасно справятся другие внешние акторы. Конечная цель в этой политике в первую очередь обращена к внутреннему потребителю, т.к. спонсируемые Путиным силы послушно транслируют россиянам все кремлевские пропагандистские мифы, но уже западными устами. И взгляд их внутри России представляют как мнение большинства европейцев. А значит, если у них там все так плохо, то лучше в их сторону не стремиться.
Учитывая, что для обеспечения лояльности общества у Путина не осталось других средств, кроме втягивания страны в конфликты и дальнейшего стимулирования антизападной истерии, на скорую смену курса надеяться не приходится.
Что может сделать Европа?
Европе необходимо осознать, что фундаментально она заинтересована в стабильной демократической России столь же сильно, как Россия заинтересована в сильной Европе. Не нынешний клептократический режим, а та Россия, где, несмотря на всю обрушивающуюся на них пропаганду, 46% до сих пор считают западную демократию необходимой для развития России (10% — безусловно, 36% — с учетом особенностей страны). Путин рано или поздно уйдет, но общество, созданное им, останется, и Европе придется искать точки соприкосновения с ним. Поэтому сегодня крайне необходимо приложить максимум усилий, чтобы размывание российской европейской идентичности не приняло необратимую форму.
Для этого необходимо создавать и сохранять каналы непосредственной коммуникации с российским обществом, поддерживая оставшиеся российские свободные СМИ, создавая площадки для диалога и учреждая новые русскоязычные СМИ в Европе, которые — пока интернет в России полностью не взят под контроль Кремля — смогут доносить необходимый месседж до наиболее активной и образованной части российского общества.
Помимо этого стоит всерьез задуматься над возможностью приглашения России к диалогу о создании некоего общеевропейского пространства, которое, с одной стороны, не может быть создано при Путине ввиду необходимости гармонизации законодательств и проведения демократических реформ, но, с другой стороны, послужит сигналом россиянам, что европейское будущее для них все же не отвергается как таковое.
Мощнейшим ударом по антизападной риторике, по словам Владислава Иноземцева, также могла бы стать отмена виз для российских граждан в будущем. Такой шаг способен увеличить поток российских туристов, а как показывает практика, россияне, имеющие опыт путешествий и владеющие иностранным языком, как правило, склонны более критично относиться к кремлевской пропаганде.
У Европы есть колоссальный потенциал мягкой силы, а Россия предрасположена к тому, чтобы органично вбирать в себя европейские нормы. Происходящее сегодня является механическим, искусственным, отклонением России от исторически приписанного ей вектора. Но вернуть ее на нужные рельсы придется помочь.
