Александр Расторгуев, Кирилл Радченко и Орхан Джемаль были убиты в ЦАР 30 июля 2018 года во время работы над фильмом о российских наемниках. Вопрос о виновниках этого преступления — основной, однако ответить на него сейчас невозможно.
Уже 21 августа Россия заключила с ЦАР соглашение о военном сотрудничестве, что стало развитием курса на сближение с республикой, который Кремль взял всего несколько месяцев назад. Стоит разобраться, почему Москва решила влезть в ЦАР и пытается усилить свою роль в африканских политических и военных делах.
Ложный след: сырье
Осенью 2017 года Кремль активизировал связи с ЦАР. Среди прочего речь шла о сотрудничестве в освоении природных ресурсов страны, в которой правительство едва ли контролирует столицу. С конца января 2018 года с согласия ООН начались поставки российских вооружений для нужд армии и полиции ЦАР. Также в страну официально отправили пятерых российских офицеров и 170 гражданских инструкторов. К слову, признаков принадлежности последних к какой-либо частной военной компании нет. Зато есть свидетельства их принадлежности к наемникам из т.н. «ЧВК Вагнера», которая никакой частной военной компанией не является. При этом советником по безопасности у президента ЦАР стал некий Валерий Захаров.
Кажется, что все встает на свои места. Есть большое (623 тыс. км2), малонаселенное (4,5 млн человек) и нищее failed state (несостоявшееся государство — прим. ред.) в сердце Африки. У этой страны имеются какие-то запасы природных ресурсов — алмазы, золото, уран
Однако это сильно упрощенный и потому неверный взгляд на мотивацию Кремля, к тому же основанный на неверных представлениях об экономике ЦАР. Так, в 2016 году официальный экспорт золота и алмазов из страны составил только $ 3 млн из общего объема экспорта в $ 166 млн. Главный экспортный доход стране приносят древесина, сельское хозяйство и перепродажа грузовиков и автозапчастей. Конечно, различные группировки, контролирующие республику, продают ценное сырье, но выручка от этих поставок не столь значительна. Тем более что нелегальные алмазы продаются по существенно более низкой цене.
Всех нынешних доходов от экспорта алмазов и золота из ЦАР не хватит даже на выплату зарплат тем 170 «гражданским инструкторам», которых туда отправила Россия. А охрана президента Фостена-Арканжа Туадеры обходится еще дороже.
Количество полезных ископаемых в ЦАР — это в основном оценки, а не доказанные запасы. Интересная иллюстрация: в 2007 году французская Areva за $ 2,5 млрд приобрела молодую компанию UraMin, владевшую месторождениями урана в Намибии, ЮАР и ЦАР. Потенциал месторождений был оценочным, сама UraMin их даже не начала разрабатывать. В итоге вместе с потерями от падения цен на уран Areva была вынуждена списать почти $ 2 млрд от стоимости приобретенных активов. При этом изучить потенциал месторождений любого сырья в Намибии и Южной Африке гораздо проще, чем в ЦАР.
Более того, достаточно изучить присутствие российских компаний в Африке, чтобы понять реальный интерес и перспективы российского бизнеса в ЦАР. «Лукойл» работает в Египте, Камеруне, Нигерии и Гане, и почти везде делает это через совместные предприятия с местными или иностранными компаниями. «Роснефть» — в Египте и Мозамбике. «Алроса» добывает алмазы в Анголе и Ботсване через совместные предприятия, а с 2013 года очень осторожно пытается работать в Зимбабве с местной государственной компанией. «Росатом» добывает уран в Танзании. «Ренова» имеет активы в ЮАР и Намибии. Очевидно, что ни одна из этих или подобных компаний в обозримом будущем даже не посмотрит в сторону ЦАР. Поэтому надо перестать фантазировать о том, что цель Кремля в регионе — это доступ к природным ресурсам.
Торговля присутствием
Конечно, 170 человек — это ничто по сравнению с почти 12000 человек из контингента миротворцев ООН в стране. Что могут сделать они, если «голубые каски» почти бессильны?
Российские потери в Сирии показывают: в разложившемся государстве боеспособность подразделений даже после тренировок с иностранными советниками и инструкторами — вещь эфемерная. Советникам приходится идти в бой вместе со своими «учениками», которые при первой возможности отступают, оставляя советникам право умереть за родину. Failed state тотально разрушает любые сложные человеческие взаимодействия внутри себя. Это состояние может быть преодолено путем многолетней работы по воссозданию ключевых политических, экономических и культурных институтов. У Москвы нет не только опыта и ресурсов, но даже интереса к такой работе. Это означает, что все тренировки и поставки вооружений для армии и полиции ЦАР потребуют участия российских инструкторов в боевых действиях. Как в Сирии.
Только официальная военная опция для Кремля сопряжена с большими политическими и финансовыми издержками и рисками. Этот вариант российская власть всегда придерживает до последнего момента. Даже в Сирии основная тяжесть российских потерь все же лежит на неофициальных бойцах — наемниках, которые там воевали задолго до сентября 2015 года.
Частные военные компании (ЧВК) тоже не имеют права участвовать в боевых действиях. И настоящие российские ЧВК здесь не исключение. Другое дело, когда речь заходит о наемниках т.н. «группы Вагнера» или «ЧВК Вагнера». Название здесь — условность и может быть любым. И даже то, что «группа Вагнера» связана с Евгением Пригожиным, близким человеком Владимира Путина, не должно сильно вводить в заблуждение. Весьма вероятно, что роль Пригожина в этой истории — быть «ассенизатором» и брать на себя всю грязь и риски, которые связаны с наемниками. Российская власть и спецслужбы никакой частной инициативы здесь не допустят даже со стороны самых близких друзей президента.
Соответственно, российские «гражданские инструкторы» в ЦАР никакими правовыми рамками не ограничены — в отличие от миротворцев ООН, любых других официальных военных или сотрудников ЧВК. Они легко могут участвовать в боевых действиях и при этом не тратить силы на сопутствующие гуманитарные вопросы. Будучи мотивированными зарплатой, оснащенными оружием и техникой и при наличии сносных санитарно-гигиенических условий, даже несколько десятков человек могут иметь дело с любой из многочисленных центральноафриканских вооруженных группировок.
Дальше уже может быть применен обширный опыт, наработанный Москвой в Чечне, Донбассе и Сирии. Суть этого опыта в том, что среди полевых командиров и местных лидеров ставка делается на сравнительно сильных, но способных договариваться. Формально они могут декларировать мир и лояльность центральным властям, но в реальности, «на земле», их власть сохраняется. Главных вопросов здесь всегда два: размер и форма «комиссионных» для каждой из сторон и срок действия сделки.
Похоже, в ЦАР Россия настроена именно на такой сценарий. Правительство президента Туадере при посредничестве Москвы может заключить соглашение с некоторыми полевыми командирами, входившими ранее в мусульманское движение «Селека» на северо-востоке страны. Аналогичная ситуация уже существует на территориях, фактически контролируемых боевиками движения «Антибалака».
Кстати, в ответ на поставки российских вооружений группировки боевиков бывшей «Селеки» стали получать оружие из соседнего Судана, с которым у России тоже особые отношения. Это говорит о готовности боевиков к торгу. Но местных золотых и алмазных приисков как раз должно хватить, чтобы воплотить примитивные представления о прекрасном, которые имеются и у главарей местных формирований, и у окружения президента Туадере. Возможно, что и пара-тройка российских граждан с короткими стрижками внезапно улучшат свое благосостояние. Но это будет не более, чем премия за риск.
А проблемы обычных граждан в любом случае лежат на плечах внешних доноров — их не придется решать ни Москве, ни руководству ЦАР и никому из тех, с кем российские представители могут вести дела в стране. Центральноафриканская Республика в любом случае останется failed state.
Какой же все-таки здесь интерес Кремля? Представляется, что он в том, чтобы конвертировать присутствие, требующее сравнительно малых ресурсов, во внешнеполитический капитал. Создавая западным странам проблемы без явной выгоды для себя и без какой-либо созидательной повестки, российская власть заставляет принимать себя в расчет и разговаривать с собой. Она изматывает Запад.
У этого подхода есть один любопытный побочный эффект: Кремль волей-неволей создает себе международную коррупционно-криминальную клиентелу. И сегодня каждое «несостоявшееся государство» находится в меню кремлевской вечеринки. Гибнущие из-за этого российские граждане — всего лишь сопутствующий ущерб.
