Падение цен на нефть в 2020 году вынудило целый ряд нефтегазовых компаний мира пересмотреть свои прогнозы в пользу «зеленой» энергетики. В планах восстановления экономики ЕС — рекордные инвестиции в декарбонизацию и обещания сделать Европу свободной от углеродных выбросов к 2050 году. В случае осуществления этих намерений России грозит потеря не только части доходов от экспорта углеводородов, но и остатков политического влияния в Европе.
Пир во время чумы
Принятая в июне новая редакция энергетической стратегии РФ до 2035 года прогнозирует снижение предложения на нефтегазовых рынках и, как следствие, повышение цен, а также сохранение в качестве основы мировой энергетики ископаемых видов топлива. Переход на возобновляемые источники энергии (ВИЭ) в документе упомянут не как возможность, а как угроза для российского энергетического сектора, наряду с «дискриминационной политикой ряда зарубежных стран».
Отношение Москвы к европейскому «зеленому повороту» в сентябре резюмировал вице-премьер Юрий Борисов, заявив, что об отказе от нефти говорят «те страны и компании, которые не имеют серьезных запасов углеводородного сырья. То есть России, наделенной этими запасами, беспокоиться якобы не о чем.
Однако крупнейшие нефтегазовые компании мира уже занервничали. Согласно постковидному прогнозу BP, спрос на углеводороды будет снижаться при всех трех сценариях развития событий после пандемии. Оптимистичная опция предполагает плавное уменьшение спроса c «доковидных» 100 млн до 95 млн баррелей в сутки к 2050 году. Две других — падение до 55 млн баррелей или до 30 млн баррелей в сутки. На фоне этого не только BP, но также Royal Dutch Shell, Total и ряд других нефтегазовых компаний заявили о рекордных инвестициях в зеленую энергетику, благодаря чему в 2020 году объем мировых инвестиций в ВИЭ впервые превысил вложения в нефть и газ, а акции соответствующей отрасли подорожали на 45%. План восстановления экономики ЕС после пандемии и по совместительству семилетний бюджет предусматривает 500 млрд евро на технологии возобновляемых источников энергии.
Российское Министерство энергетики тем временем приняло решение предоставить налоговые привилегии арктическому проекту «Восток Ойл» (принадлежит «Роснефти» и «Нефтегазхолдингу») — нижний порог цены на нефть, необходимый для получения льгот, в сентябре снизили до $ 25 за баррель. Глава ведомства Александр Новак также отчитался о запуске стимулирующей программы «Незавершенная скважина», которая позволит пробурить 2700 новых нефтяных скважин до 2022 года, обеспечив нефтесервисные компании необходимыми заказами на фоне падения спроса.
В отличие от мировых нефтяных гигантов, российское правительство даже не рассматривает вариант, при котором мировой спрос на углеводороды так и не вернется на докризисный уровень. Вместо оценки рисков — упорная надежда на то, что пробуренные в кризисные годы скважины когда-нибудь пригодятся.
Препятствия для российской чистой энергии в Европе
Нельзя сказать, что «зеленый поворот» Европы оставит Москву на обочине. Переход на более чистые источники энергии предоставляет возможности, как минимум, для российских поставщиков газа и технологий «мирного атома». Но и здесь есть свои нюансы.
В апреле 2020 года Министерство энергетики США впервые за 40 лет заявило о том, что намерено не только развивать ядерную энергетику внутри страны, но и поставлять «мирный атом» за рубеж. Позднее США обсудили строительство АЭС в Польше и намекнули Чехии, что из тендера на достройку двух энергоблоков АЭС «Дукованы» следует исключить российские и китайские компании. Европейцы эти намеки, скорее всего, считали верно: рынок ядерной энергетики теперь представляет большой интерес для США, а значит, политизирован почти в той же мере, что и рынок нефти и газа.
Кроме того, спрос на атомную энергию в ЕС и без того был довольно низкий. Германия, Бельгия, Швейцария и Испания заявили о выводе своих АЭС из эксплуатации к 2030 году, Италия уже этого достигла. В тех странах ЕС, где у российского «мирного атома» есть перспективы, строительство уже ведется. Это одноблочная электростанция «Ханхикиви-1» в Финляндии и достройка новых энергоблоков на венгерской «Пакш-2».
Показательно, что проект в Венгрии связан с громким разбирательством в ЕС. В 2014 году Москва и Будапешт подписали соглашение о предоставлении Венгрии кредита до 10 млрд евро до 2025 года под строительство АЭС, а премьер-министр страны Виктор Орбан не стал проводить международный тендер, сразу отдав контракт «Росатому». Это привлекло внимание Еврокомиссии, инициировавший расследование о возможном нарушении правил конкуренции. В итоге в 2017 году в Брюсселе пришли к выводу, что государственная схема финансирования строительства допустима. Тогда же стало известно, что Москва готова полностью оплатить работы на «Пакш-2», а не 80%, как предполагалось ранее.
Что же касается чешских «Дукован», то Прага, в отличие от Будапешта, намерена провести тендер. Однако судьба его под вопросом. В мае премьер-министр Чехии Андрей Бабиш заявил, что решение по проекту примет следующее правительство после парламентских выборов, намеченных на 2021 год. Оно определит окончательный список участников тендера, но у него также будет возможность отказаться от проекта. Не исключается, что «Дукованы» могут вовсе вывести из эксплуатации, так как в Чехии всерьез опасаются, что стареющие реакторы не смогут соответствовать новым директивам ЕС по безопасности ядерных объектов.
ЕС рассматривает газ как переходное топливо на пути отказа от угля и нефти в пользу возобновляемых источников энергии. Поэтому после пандемии прогнозируется рост спроса на этот энергоноситель в Европе. Однако рост этот, по некоторым оценкам, будет весьма краткосрочным. Газ — это тоже углеводород, поэтому компании, участвующие в газовых проектах, не смогут рассчитывать на льготы и субсидии от ЕС на развитие чистой энергии. Брюссель сегодня фокусируется на инвестициях в солнечную, ветровую и водородную энергетику, газу же отведено второстепенное значение.
Импотенция вентиля
Нефть и газ всегда были для Москвы больше, чем статьями экспорта. Они были залогом сохранения «прагматичной» политики Евросоюза, который почти на 40% обеспечивается российским газом. Однако по мере отказа от углеводородов ЕС сможет позволить себе и другие, более идеологически заряженные модели отношений с восточными соседями.
Несмотря на первоначальные заявления представителей Евросоюза о том, что отравление Алексея Навального может повлечь за собой санкции в отношении «Северного потока — 2», в итоге Брюссель решил ограничиться персональными санкциями. У этого есть не только экономическая (в проект вложились десятки европейских частных инвесторов), но и политическая подоплека. Отказ от этого газопровода активно продавливает Вашингтон, в том числе при помощи весьма неприятных для европейцев экстерриториальных санкций. Изменение позиции по поводу «Северного потока — 2» перечеркнуло бы все попытки ЕС отстоять свой экономический суверенитет.
Однако и у Москвы есть история использования газового вентиля как инструмента политического давления. В этом плане выбор между российскими или американскими поставщиками для европейцев — это выбор между двумя зависимостями. ЕС же хотел бы не зависеть ни от кого и уж точно не быть заложником геополитического противостояния двух держав. Поэтому у постковидного «зеленого поворота» ЕС есть не только экологические, но и политические причины. В мире нулевых углеводородных выбросов, к которому глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен пообещала привести ЕС к 2050 году, Брюсселю при построении внешней и санкционной политики больше не нужно будет делать скидку на то, у кого он закупает нефть и газ. Москва в подобный сценарий развития событий либо не верит, либо считает его слишком отдаленной перспективой.
Впрочем, ранее существовавшие опасения о том, что ЕС, будучи главным покупателем российского газа, сможет контролировать Россию, в итоге не оправдались. Страны европейского объединения оказалась сами слишком зависимы от топлива из РФ, чтобы позволить себе такие рискованные шаги. Возможно, именно поэтому Москва не верит в пессимистичные «постковидные» сценарии отношений с ЕС.
Конечно, страны Евросоюза — не единственные покупатели российских углеводородов, поэтому сокращение поставок на одном направлении можно будет хотя бы первое время компенсировать за счет наращивания экспорта в другие регионы, например, в Азию. Но если Китай останется единственным направлением поставок углеводородов из России, он будет способен диктовать свои условия. Для Брюсселя такого рода партнерство соседних держав — не лучший сценарий. Недаром Эммануэль Макрон поставил своей целью сохранить Россию в рамках стратегического диалога с Европой, чтобы удержать от более тесного союза с Пекином.
Теоретически существует возможность сменить один инструмент влияния на другой. Так как спрос на ветровые турбины, солнечные и литий-ионные батареи в Европе сегодня превышает предложение, и тенденция сохранится на ближайшие годы, экспортеры этих товаров имеют ключевое значение для осуществления европейских экологических инициатив. Москва пытается занять эту нишу, но несколько топорными методами, например, за счет требования на 100% локализовать производство оборудования для ВИЭ и поставлять не менее 15% продукта за рубеж. На деле такие жесткие условия могут вынудить компании уйти с российского рынка, а не инвестировать в него больше.
В планах российского правительства было довести долю ВИЭ до 4,5% к 2024 году, но уже сегодня понятно, что в итоге она не превысит 1% даже с учетом реализации новых проектов. Что же касается программы поддержки отрасли, рассчитанной на 2025−2035 гг., то 17 октября Минэкономразвития предложило сократить ее с 400 до 200 млрд рублей, что может сделать создание новых производств на российской территории нерентабельным.
Между тем Россия обладает огромными возможностями для развития ВИЭ. Реализация только экономического потенциала отрасти позволила бы довести долю этих источников энергии до 25−30% в энергетическом балансе страны. Кроме того, всего за несколько лет в России была создана научно-техническая и производственная база для создания компонентов солнечных и ветровых электростанций. При должной поддержке государства Россия могла бы наладить экспорт в ЕС не только технического оборудования, но и электроэнергии, полученной благодаря ВИЭ. Подобные дискуссии активно ведутся в основном в экспертной среде, а для правительства приоритетом продолжает оставаться нефтегазовый сектор.
Показательно прошлогоднее высказывание Владимира Путина о том, что ветряные электростанции убивают птиц и нарушают покой земляных червей, а отказ европейцев от ядерной энергии сродни возвращению в доисторические пещеры. Сегодняшние настроения инвесторов, планы экономического развития ЕС и оценки экспертов, в том числе российских, говорят об обратном.
