Экспертов по избирательным технологиям часто спрашивают, какие технологии должны быть введены в условной России будущего, чтобы избежать фальсификаций. Однако более важным является вопрос о том, как именно технологии могут помочь избежать фальсификаций. Дело в том, что они не могут быть волшебной таблеткой от всех проблем молодых демократий. То, какой эффект они окажут, зависит от того, каким образом они будут внедрены. Именно поэтому одни и те же технологии могут применяться как на благо, так и во вред демократическим ценностям (можно, например, вспомнить, как по-разному применяется электронное голосование в демократических и недемократических странах). Одна из самых ярких метафор об электоральных технологиях — это их сравнение с усилителями вкуса: их применение в авторитарной среде и с авторитарными намерениями ведет лишь к усилению авторитарных тенденций. И наоборот.
Россия имеет огромный опыт использования разнообразных избирательных технологий. Автоматизация избирательных процессов началась уже в середине 1990-х-начале 2000-х гг.: это и создание Российского центра обучения избирательным технологиям при ЦИК России, и принятие закона «О Государственной автоматизированной системе Российской Федерации „Выборы“», и использование первых машин для голосования (например, комплексов обработки избирательных бюллетеней, КОИБ). В разное время в России тестировалось голосование с использованием дискет, радио и спутниковой связи, телеголосование и даже интернет-голосование — причем задолго до выборов в Мосгордуму 2019 года.
Такое внимание России к избирательным технологиям само по себе не удивительно. Выборы — одно из наиболее логистически сложных мероприятий, проводимых государством. Тем более в такой большой стране как Россия. В день выборов государство должно одномоментно предоставить своим гражданам возможность проголосовать. Ни одна государственная услуга не имеет такой высокой пиковой активности. При этом совершенно разумно предполагать, что технологии могут использоваться не только в целях упрощения избирательного процесса. Например, использование с 2012 года электронного голосования на выборах членов Общественной палаты и других консультативных органов рассматривается международным академическим сообществом как удачная попытка «донести до широкой общественности образ прозрачного, подотчетного и отзывчивого правительства», направленная против оппозиционных активистов.
Одно из распространенных заблуждений касается «объективности» технологий. В такой картине мира существует четкое разделение на «плохие» и «хорошие» технологии. «Плохие» априори приводят к еще большим проблемам, «хорошие» — без особых усилий решают все существующие трудности. Большинство ранее использовавшихся технологий оказывается в первой группе, поскольку проблемы в процессе имплементации неизбежны. В противовес им предлагаются новые технологии, ранее не применявшиеся для решения определенной задачи (например, для борьбы с фальсификациями), а потому окутанные флером высоких ожиданий. Ярким примером такой технологии служит блокчейн, главный аргумент сторонников которого сводится к следующему: «Данные в блокчейне […] зашифрованы и обезличены. Как результат, их невозможно изменить или удалить, что сводит к нулю возможность фальсификации результатов». Как среди практиков, так и среди академиков бытует мнение, что всех проблем с имплементацией можно избежать только благодаря изменению типа технологий. Но игнорируется тот факт, что подход к внедрению и использованию технологий при этом остается прежним.
Опыт России демонстрирует, что для борьбы с фальсификациями нет большой разницы между использованием высоких технологий и более доступных: ни запись всех электронных голосов в блокчейн во время экспериментов по электронному голосованию в Москве в 2019 году, ни многолетняя практика использования видеотехнологий для наблюдения за выборами на каждом отдельном участке не решили проблем с фальсификациями. Причина такого результата в том, что использование технологий либо не было прозрачным, либо не приводило к большей прозрачности избирательной системы. Простой пример, как особенности применения технологии, нацеленной на повышение прозрачности, могут привести к обратному результату — это закрытие посторонними предметами видеокамер, установленных на избирательных участках.
Ни одна даже самая инновационная технология не сможет гарантировать отсутствие фальсификаций. Несистемные фальсификации и их попытки — часть избирательного процесса даже в самых развитых демократиях (недавно, например, попытка несистемной фальсификации была зафиксирована в Швейцарии). Задача технологий скорее в том, чтобы сделать фальсификации более заметными для обнаружения.
Использование новых технологий в избирательном процессе действительно может приводить к введению новых инструментов контроля, ранее не представлявшихся возможными. Например, некоторые системы онлайн голосования позволяют избирателям проверить, что их голос был учтен при подсчете голосов в той же форме, в которой подан: избиратель проголосовал за кандидата, А и именно так этот голос и был подсчитан. Такой уровень контроля невозможен для большинства систем голосования на бумаге, поскольку в бумажном бюллетене не может быть никаких отметок, кроме выбора избирателя. Если избиратель пытается каким-то образом сделать бюллетень опознаваемым (с помощью подписи или рисунка), чтобы в процессе наблюдения за ручным подсчетом голосов быть уверенным, подсчитали ли этот конкретный голос или нет, — бюллетень становится недействительным. Таким образом, в отличие от голосования на бумажных бюллетенях, некоторые электоральные технологии позволяют избирателю отследить судьбу конкретного бюллетеня уже после того, как он был опущен в урну. Однако успех данного начинания зависит от того, насколько грамотно такие сложные технологии были разработаны и внедрены. В мировой практике уже есть неудачные примеры внедрения данного дополнительного механизма контроля.
Что же тогда может послужить ориентиром в ответе на вопрос, каким образом технологии могут помочь избежать фальсификаций? В первую очередь стоит определить, какие задачи они решают. В 1950-е гг. Мартин Хайдеггер в своих размышлениях о технологиях определил, что глобально они служат двум целям: озарению/откровению и эффективности. В наше время ученые, применяющие эти принципы к выборам, говорят о прозрачности/открытости и эффективности. Часто эти две цели находятся в конфликте друг с другом: требования эффективности противоречат требованиям полной открытости, так как открытость требует серьезных финансовых ресурсов. Для решения проблемы фальсификаций большее значение имеет вопрос прозрачности и открытости, а не эффективности. При этом крайне важно обеспечить прозрачность на всех этапах внедрения избирательной технологии — начиная с момента определения конкретной проблемы, которую необходимо решить (на основании чего разрабатываются четкие требования к вводимой технологии), до послевыборного аудита вводимой технологии. В Швейцарии недавно приостановили электронное голосование после более десяти лет его использования в пробном режиме (более 300 голосований с 2004 года), поскольку использование данной технологии проходит полный пересмотр. Цель пересмотра — разработать систему, полностью поддающуюся проверке, эффективному контролю и мониторингу, в частности, за счет увеличения прозрачности технологии и доверия. Но доверия не к правительству, а доверия к технологии.
В развитых демократиях технологии не применяются для построения доверия к выборному процессу. В этом заключается существенная разница в вопросах прозрачности технологий между развитыми и новыми демократиями. На момент введения технологии в развитой демократии в обществе уже существует достаточно высокий уровень доверия к избирательному процессу, достигнутый в том числе и за счет его понятности и прозрачности. Поэтому задача технологий состоит совсем не в повышении доверия к выборам, а в том, чтобы ненароком это доверие не подорвать и не уменьшить прозрачность избирательного процесса. После первых испытаний использования электронных машин для голосования на избирательных участках Конституционный суд Германии постановил, что технологии могут применяться в избирательном процессе только при условии, что данный процесс будет понятен даже гражданам, не обладающим специальными техническими знаниями. Согласно данной позиции, технологии не должны превращать устоявшийся и понятный избирательный процесс в «черный ящик».
Связь между избирательными технологиями и доверием граждан к электоральному процессу подчеркивает важность не самой технологии, а того, как она применяется. Опыт западных стран показал, что отсутствие прозрачности в применении избирательных технологий грозит не только фальсификациями. В атмосфере отсутствия в обществе понимания, как работает конкретная технология, легче распространить дезинформацию о ее применении, тем самым подрывая доверие граждан к избирательному процессу в целом. Такая ситуация наблюдалась, например, на выборах 2018 года в Мексике, в ходе которых дезинформация была направлена против контрактов избирательной комиссии с частными компаниями, отвечающими за защиту выборов от хакерских атак. Согласно распространенной дезинформации, частные компании якобы получали контроль над всеми официальными электронными системами, использующимися для администрации выборов. Использование такой схемы дезинформации легко представить и в любой другой стране, так как содержание контрактов обычно засекречено по причине коммерческих интересов технологических компаний. Соответственно, отсутствие прозрачности дает простор для распространения любых слухов. Другим примером могут послужить президентские выборы в США в 2020 году, когда один из новостных порталов на русском языке опубликовал новость о том, что данные избирателей в Мичигане оказались слиты в сеть. Эту новость в скором времени перепостили такие большие издания как Коммерсант и Медуза, признанная российскими властями «СМИ — иностранным агентом» (Медуза позднее извинилась перед своими читателями). В реальности эти данные были всегда доступны. Комментируя данный эпизод, один из экспертов по кибербезопасности сказал, что «дезинформация представляет собой более значимую угрозу для доверия избирателей, чем уязвимости любой технологии».
Еще один важный вопрос: «Кто будет внедрять технологии?». Коррумпированное правительство будет использовать любые технические нововведения, в том числе и самые передовые, в своих целях. Эти цели включают в себя не только желание остаться у власти, но и стремление получить экономическую выгоду благодаря внедрению дорогостоящих технологий. В странах Африки очень распространено применение самых современных технологий: например, в непризнанном государстве Республика Сомалиленд идентификация избирателей происходит путем сканирования радужной оболочки глаза. Однако использование избирательных технологий во многих странах Африки сопровождалось коррупционными скандалами. Например, бельгийской компании, предоставляющей избирательные технологии Демократической Республике Конго в 2011 году, был предъявлен иск с обвинением в коррупции.
При этом отсутствие коррумпированного правительства — еще не гарант того, что технологии будут служить на благо обществу. Опыт и демократических, и недемократических стран показал, что внедрение технологий в избирательный процесс подразумевает участие частных компаний. В результате реформ государственного и муниципального управления и в силу других причин у правительств часто нет не только возможности для самостоятельной разработки избирательных технологий, но и даже знаний для определения четких требований к таким технологиям. На государственной службе просто может не быть таких специалистов. В итоге правительство обращается к частному сектору с задачей разработки и внедрения избирательных технологий. Для частного сектора, однако, большую ценность представляют идеалы эффективности, а не прозрачности. При этом принципы защиты коммерческого интереса частных компаний позволяют им существенно ограничивать возможности для наблюдения и контроля за внедрением технологий.
В силу данных причин во всем мире растет число краудсорсинговых (финансируемых и/или разрабатываемых широким кругом лиц) инициатив, направленных на борьбу с фальсификациями. Один из самых ярких примеров — инициатива по параллельному подсчету голосов в Индонезии, «Kawal Pemilu». Эта инициатива стала возможна благодаря тому, что избирательная комиссия Индонезии начала публиковать в открытом доступе протоколы подсчета голосов с каждого избирательного участка. Волонтеры «Kawal Pemilu» проверяют протоколы в режиме реального времени и ведут параллельный подсчет голосов.
Россия тоже находится на передовой по использованию технологий для наблюдения за избирательным процессом с помощью краудсорсинга: каждые выборы волонтеры анализируют протоколы подсчета голосов с каждого избирательного участка, поскольку они, как и в Индонезии, публикуются в открытом доступе. Особого внимания заслуживают проекты движения «Голос» (признано российскими властями «иноагентом») и работы Сергея Шпилькина.
Подводя итог: использование технологий на выборах должно быть прозрачным и открытым для контроля и наблюдения. Прозрачность и подконтрольность избирательного процесса — основные гаранты того, что фальсификации будут замечены и остановлены. Поэтому не так важен вопрос, какие именно технологии используются. Гораздо важнее, каким образом они внедрены, каким целям они служат и кто имеет доступ к наблюдению за всеми стадиями их использования. В качестве конкретного рецепта потенциальной реформы я предлагаю взять ранее применявшуюся технологию — например, видеонаблюдение на избирательных участках — и полностью пересмотреть ее применение. Следует:
- Определить цели внедрения данной технологии. Должна ли она только обеспечить возможность наблюдения или же она предусматривает ответственность за нарушения, выявленные в ходе видеонаблюдения? На данный момент использовать видеозаписи фальсификаций в суде затруднительно, потому что «правоохранительные органы не признают неофициальные записи, а получить доступ к официальным крайне сложно»;
- Определить практику внедрения данной технологии: санкции и контрольный орган, гарантирующий, что камеры будут стабильно работать на всех избирательных участках и не будут закрыты посторонними предметами;
- Обеспечить доступ всех участников процесса ко всем стадиям использования технологии. Это включает в себя не только возможность наблюдение за сигналом, передаваемым камерами в день выборов, но и за процессом закупки и установки камер, разработки веб-портала, на который транслируется сигнал со всех камер, разработки вспомогательных механизмов для возможности автоматического определения фальсификаций, например, путем использования искусственного интеллекта, а не с помощью просмотра всех видеозаписей.
* Данная статья является частью цикла «Реформы», подготовленного изданием Riddle совместно с проектом «Рефорум»
