Неравномерность регионального развития России давно не является ни для кого секретом, но с каждым годом ситуация в данной сфере становится все более удручающей. Если в последние советские годы разрыв средних доходов населения между, например, Москвой и Дагестаном составлял около 27%, то по итогам 2017 года он вырос до 376%. А разрыв между Ямало-Ненецким автономным округом с самой высокой средней зарплатой по России (по состоянию на апрель 2018 года) и Республикой Ингушетия превышает 450%. Для сравнения, между самым благополучным с точки зрения среднего совокупного дохода семьи штатом США, Мэрилендом, и отстающим Миссисипи существует тревожащий федеральные власти «зазор» в 85% (по состоянию на 2015 год).
Данная ситуация давно никого не удивляет. Правительство спонсирует региональные бюджеты за счет нефтяной ренты (в 2017 году этот трансферт составил 1,63 трлн рублей, или 10% всех федеральных расходов), а популярные эксперты рассуждают о стране как о сообществе то ли трех, то ли даже четырех «Россий». Судя по всему, у ситуации нет шансов измениться в ближайшем будущем.
Справедливости ради стоит сказать, что перераспределение средств бюджета из центра в пользу регионов не является чем-то особенным. В той же Америке бюджеты штатов и графств дотируются из «федерального центра» почти на 19% их расходов, а, скажем, в Японии — на 28,7%. Проблема состоит, на мой взгляд, немного в ином — и ее легко увидеть, если посмотреть на Россию не как на совокупность сообществ городов-миллионников, региональных центров, небольших городов и сельской местности (это разделение лежит в основе концепции «четырех Россий» Натальи Зубаревич), а как на реальную страну, обладающую вполне постижимой пространственной структурой.
В этом случае нам откроется немного иная картина неравномерности распределения общественного богатства, реальных хозяйственных активов и человеческого потенциала — и окажется, что, например, те же города с населением 300−600 тысяч человек в разных регионах страны оказываются в совершенно разном положении и имеют совершенно разные перспективы.
Я имею в виду соотнесенность этих городов с крупными мегаполисами, и, конечно, прежде всего с Москвой и Петербургом. Часто можно встретить утверждения о том, что наша столица «высосала» ресурсы всей России и представляет собой паразита на теле страны. Идеи переноса столицы или иные версии «размосквичивания» постоянно бродят по страницам прессы и закоулкам интернета. Однако мне кажется, что проблема выглядит намного более «локальной».
Какое бы влияние ни оказывала та же Москва на всю страну, куда больше ее воздействие ощущают непосредственно прилежащие к ней области — причем вовсе не Подмосковье, в полной мере вкушающее весь позитивный эффект соседства с гигантской экономикой Москвы, а города, если так можно сказать, «большого кольца» — от Смоленска до Твери, от Ярославля до Владимира, от Рязани до Калуги. Экономики этих регионов выглядят поистине ужасающе на фоне столицы: по итогам 2016 года региональный валовой продукт (ВРП) на душу населения составлял в самой благополучной из соседствующих с московской агломерацией областей, Ярославской, всего 369,5 тыс. рублей, или 32,2% московского показателя по состоянию на тот же год, а в самой «несчастной», Смоленской, — 274,4 тыс. рублей, или 23,7%. Это соотношение намного хуже, чем аналогичные пропорции для Санкт-Петербурга и, например, Новгородской области и Республики Карелия (398,1 тыс. и 371,5 тыс. соответственно, или 55,9% и 52,2% питерского показателя). Про менее аномальные случаи — например, про Новосибирскую область с ВРП на душу населения в 391,4 тыс. рублей и соседние с ней Томскую (451,8 тыс. рублей, или 115,4%) и Кемеровскую (316,3 тыс. рублей, или 80,8%) области я и не говорю.
Причины происходящего понятны: мобильность населения и бизнесов в пределах дистанции в 200−400 км достаточно высоки; наиболее активное население быстро «вымывается» в столицы, в регионах сокращается совокупный спрос, затухает предпринимательская активность. Итог: быстрое абсолютное сокращение населения, тяжелая социальная обстановка, нарастание общественного протеста. При этом, что характерно, федеральные стратегии развития полностью игнорируют проблемы этих регионов. С одной стороны, на уровне тех же Москвы и Московской области, Санкт-Петербурга и Ленинградской области осуществляется целый ряд совместных программ, нацеленных на взаимную интеграцию регионов. С другой стороны, не прекращаются рассуждения о развитии транспортной инфраструктуры, соединяющей Москву и Петербург, Москву и Нижний Новгород, Москву и Казань, власти задумываются о скоростных трассах в Екатеринбург и Ростов-на-Дону. Не отрицая позитивного характера любого инфраструктурного развития, я все же хотел бы заметить, что новые автострады, по всем современным стандартам огибающие большие города, как и скоростные железные дороги, не дадут областям ровным счетом ничего — разве что облегчат бегство из них самостоятельной образованной молодежи.
Существующая проблема требует новаторского подхода. Ни традиционная «разбивка» страны на субъекты федерации, ни разделение ее на федеральные округа не являются оптимальной формой организации территорий, прилежащих к большим мегаполисам. Кремль в последние годы попытался немного сократить доходы Москвы за счет перерегистрации ряда крупных госкорпораций (ВТБ, «Газпромнефти», а сейчас и самого «Газпрома») в Санкт-Петербурге — но это паллиативный путь, не решающий основной задачи. Попытки Министерства финансов дополнительно изъять некую часть столичных доходов в федеральный бюджет также ничего не изменят. Скорее стоило бы образовать особый конгломерат территорий вокруг Москвы (не Подмосковье, а, скажем так, Примосковье) и по аналогии с ним нечто подобное вокруг Санкт-Петербурга. В этом случае перераспределение доходов из Москвы в близлежащие регионы не выглядело бы столь странным, как просто предложение поделиться ими с «неопределенным кругом лиц».
Такой целевой трансферт не был бы слишком обременительным. Доходы бюджета Москвы по итогам прошлого года составили 2,1 трлн рублей, в то время как доходы, например, бюджета Тульской области — всего 66,6 млрд (если взять совокупные доходы всех семи соседних территорий, они достигнут 385 млрд), или 18,3% московских. В подобной ситуации — учитывая, что некоторые статьи расходов столичного бюджета искусственно раздуты, в то время как многие источники доходов (в частности, налог на дорогую недвижимость) используются далеко не полностью, — стоило бы создать систему перераспределения части московских доходов в бюджеты соседей. Эти средства могли бы использоваться не обязательно на их усмотрение, но применяться, например, для фондирования совместных проектов столицы и территорий, основная доля в которых принадлежала бы Москве или Санкт-Петербургу. В этом случае средства не могли бы считаться подаренными, а были бы инвестированы (прибыль от них власти мегаполисов начали бы получать через десять и более лет, например), но при этом они давали бы толчок экономическому развитию регионов, сокращая отток населения и делая их более привлекательными для бизнеса. Столицы могли бы увеличить доходную часть бюджетов соседних регионов вдвое без излишнего напряжения собственных сил, обретая новые активы и новые инструменты влияния на соседей — и главная цель была бы достигнута: более сбалансированный экономический рост оказался бы запущен.
Серьезные проблемы с развитием территорий, составляющих центральное ядро страны и пользующихся особым вниманием центрального правительства, возникли в России исторически и стали следствием ее имперской природы. Поддержание территориальной экспансии всегда обходилось дорого, а получаемые с колоний доходы «естественным» образом становились достоянием центральной власти (как и сейчас «нефтегазовые доходы» почти целиком зачисляются в федеральный бюджет). В свою очередь эти средства зачастую использовались и используются на «обозначение границ» (сегодня сложно не заметить, что практически все крупнейшие инвестпроекты Кремля — от Крымского моста и олимпийских объектов в Сочи до нового космодрома и транспортной инфраструктуры Приморского края — тяготеют к рубежам страны и почти не затрагивают центральные районы) и на подачки бессмысленным, но неспокойным или требующим показательного развития территориям (в частности, Чечне или аннексированному Крыму) — в очередной раз обделяя непосредственно прилегающие к столичным зонам территории.
До определенного момента такое положение можно было считать терпимым (как ни странно, но планирование советского типа позволяло, как мы показали вначале, удерживать хозяйственную дифференциацию в разумных пределах), но с развитием стихийных рыночных процессов оно перестает таковым быть — и рано или поздно проблема расширенного «Примосковья» станет намного более серьезной, чем все проблемы отдаленных имперских периферий. На мой взгляд, ради сохранения базовых условий развития страны этого не следовало бы допускать.
