Российские власти избегают выражения «вторая волна» эпидемии коронавируса, но рост заболеваемости в России с началом осени является очевидным фактом. С 9 октября в стране обновляется суточный рекорд по числу заболевших COVID-19 (предыдущий пик был зафиксирован 11 мая). 25 октября суточный прирост заразившихся составил 17 347 человек — в три раза больше, чем в середине сентября. 21 октября от коронавируса в России умерли 317 человек — максимальное количество в сутки за все время наблюдений.
Статистика вызывает вопросы
Официальная смертность от коронавируса в России при этом остается низкой — 1,7% от общего количества выявленных заболевших. Для сравнения, в Турции этот показатель составляет 2,6%, в США — 2,8%, в Испании — 3,8%, в Великобритании — 7,1%, в Мексике — 10,2% (данные Университета Джонса Хопкинса). Летальность вируса в России, отраженная в базе данных университета, основана на оперативной информации правительственного штаба по борьбе с пандемией, эти же данные транслирует Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ). Но более полные и точные данные ежемесячно публикует Росстат, и они показывают более высокую смертность, связанную с COVID-19, — до 4,6% (за апрель-август, последнее обновление).
Разница в подсчетах связана с тем, что оперативный штаб засчитывает в летальные исходы только те случаи, в которых коронавирус установлен в качестве основной причины смерти и дополнительные исследования не требуются. Росстат же с лагом примерно в месяц публикует уточненные данные, основанные на медицинских свидетельствах патологоанатомов. В статистике Росстата классифицируются случаи, где вирус идентифицирован и признан основной причиной смерти, а также где патологоанатомы не посчитали COVID-19 основной причиной. Эти категории соотносятся по количеству умерших примерно 60 на 40%. Очевидно, что в случае, если у человека наряду с заражением COVID-19 имеется несколько хронических заболеваний, у врача появляется выбор, что указать в качестве основной причины смерти. Исходя из данных Росстата за апрель-август, смертность от коронавируса как основной причины составляет в России 2,7%, а доля умерших с коронавирусом (независимо от того, признан он основной причиной или нет) — 4,6%, подсчитывало агентство РБК.
Подтверждений прямых манипуляций с российской статистикой смертности от COVID-19 нет, как нет и свидетельств, что регионы могли идти на подобные действия по указанию федерального центра. Однако учитывая историю фальсификаций на выборах в России и широко освещавшиеся в СМИ манипуляции статистикой в регионах, например, для достижения целей президентских «майских указов», этого точно нельзя исключать. При этом если такие манипуляции и есть, то сейчас их явно меньше, чем весной (отчасти это может объяснять статистическое превышение показателей заболеваемости и смертности по сравнению с апрелем-маем). «Занижение или завышение показателей под страхом санкций или из желания „продемонстрировать“ эффективную работу в той или иной мере характерны для большинства показателей [российской статистики]», — отмечала в недавней колонке для онлайн-издания «Проект» социолог Ольга Моляренко, специализирующаяся как раз на пробелах и манипуляциях в российской статистике. В сентябре российский регулятор в сфере здравоохранения (Росздравнадзор) признал, что в стране есть «ковидные» стационары, где практически 100% летальных исходов шифровались как смерти от COVID-19, а были те, в которых практически ноль преподносился как смертность от COVID-19″.
Разумеется, у региональных врачей и чиновников должна быть рациональная мотивация для возможных статистических подтасовок. Например, они могут опасаться, что федеральный центр воспримет более высокие в сравнении с другими регионами показатели заболеваемости и смертности от коронавируса как признак неэффективности санитарно-эпидемиологических мер и лечения больных на данной территории. Или они могут занижать эти показатели, чтобы не возникало причин для введения новых карантинных мер, ограничивающих экономическую активность и ведущих к дальнейшему снижению собственных налоговых доходов региона (особенно если из центра поступают сигналы о необходимости избежать закрытия экономики).
В январе-сентябре доходы российских регионов уже сократились на 7% в годовом выражении, тогда как расходы увеличились на 18% в связи с ростом расходов на медицину и антикризисные экономические мероприятия. При этом регионы жалуются, что федеральный Минфин, который в последние годы жестко контролирует их бюджеты и долги, не позволяет им в полной мере компенсировать снижение доходов из-за пандемии и вынужденное наращивание расходов за счет дополнительных рыночных заимствований. Иными словами, регионы административно ограничены в объемах средств, которые они могут направить на борьбу с COVID-19 и его экономическими последствиями, а если все равно не получится потратить на это столько, сколько нужно, зачем показывать реальную статистику по заболеваемости? Федеральный Минфин в этом месяце признал проблему и обещал смягчить регионам финансовые ограничения.
Власти отказались от повторного карантина
Резкий рост заболеваемости коронавирусом в России, фиксируемый с конца сентября, пока не сопровождается усилением соответствующих карантинных мер в масштабе всей страны, как это было минувшей весной. Напомню, что во время первой волны эпидемии Владимир Путин делегировал регионам полномочия принимать жесткие меры по борьбе с коронавирусом. Эти полномочия сохраняются: по подсчетам СМИ, в 34 российских регионах из 85 уже введены повторные ограничительные меры (правда, они касаются в основном обязательной самоизоляции пожилых людей и перевода работников на удаленную работу). Федеральный центр после небольшого периода раздумий, очевидно, решил не вмешиваться в ситуацию — по крайней мере до тех пор, пока рост количества инфицированных не примет «критический» характер. Где находится этот порог в представлении Кремля и правительства, сказать сложно.
В последние дни несколько высокопоставленных федеральных чиновников в один голос заявили, что сейчас нет необходимости в жестких ограничительных мерах по образцу апреля-мая, когда останавливались предприятия, а граждан обязывали соблюдать режим домашней самоизоляции. Глава Роспотребнадзора Анна Попова заявила 13 октября, что речи о блокировании экономики нет. Вице-премьер Татьяна Голикова сказала 14 октября, что эпидемиологическая ситуация в России достаточно «управляема», чтобы не вводить карантинных ограничений. А заместитель председателя Совета безопасности, бывший премьер-министр Дмитрий Медведев высказал мнение, что закрытие границ не является эффективным средством борьбы с вирусом. Одновременно правительство объявило, что восстановит авиасообщение с Сербией, Японией и Кубой, после того как уже возобновились рейсы в Турцию, Великобританию, Швейцарию и еще ряд стран. Иными словами, власти активно сигнализируют обществу, что жесткие ограничения, применявшиеся весной, были если не ошибкой, то не настолько целесообразными, как представлялось ранее.
Новый «антиковидный» нарратив российских властей можно суммировать следующим образом: в ходе первой волны накоплен достаточный опыт борьбы с инфекцией, система здравоохранения адаптировалась и «коечного фонда» в больницах (выражаясь бюрократическим языком) хватит даже при пессимистическом развитии ситуации, временный рост заболеваемости прогнозировался и отчасти связан с сезонным похолоданием, гражданам нужно соблюдать эпидемиологические требования, включая масочный режим вне дома и социальное дистанцирование (а в случае неисполнения возможны принудительные меры в виде штрафов). В массы будет транслироваться послание, что ситуация находится под контролем, до появления работающей вакцины ждать осталось не так долго, а пока граждане сами несут ответственность за соблюдение базовых правил защиты от коронавируса.
Президент Путин на днях объявил о регистрации второй российской вакцины, сейчас проводятся испытания на добровольцах, массовая вакцинация населения может начаться в 2021 году. Скорее всего, она будет добровольной, однако зная пропагандистские ресурсы государственных СМИ и зачастую «добровольно-принудительный» характер подобных мероприятий на госпредприятиях и в учреждениях, можно ожидать максимально широкого охвата программы.
Новая московская модель
Основным полигоном для антивирусной политики является Москва, на которую приходится около четверти выявленных случаев и зарегистрированных смертей от COVID-19 в России. В начале октября, по данным газеты «Ведомости», московская мэрия рассматривала несколько сценариев, включая самый жесткий — возвращение к режиму цифровых пропусков для передвижения по городу, который действовал в столице с апреля по июнь. Мэр Москвы Сергей Собянин начал с того, что объявил о возобновлении обязательного режима самоизоляции для людей старше 65 лет и директивном переводе не менее 30% сотрудников столичных предприятий на удаленный режим работы. Московские школьники были отправлены на двухнедельные каникулы (вместо традиционной одной недели). Многие ожидали, что после каникул ученики не вернутся в школы и останутся на онлайн-обучении, но Собянин принял компромиссное решение: ученики 1−5 классов возвращаются в школы, а школьники 6−11 классов переходят на дистанционный режим обучения по крайней мере на две недели.
Москва демонстрирует, что подход к противодействию коронавирусу теперь более гибкий и точечный: ограничения затрагивают наиболее уязвимые группы населения (пенсионеры, люди с хроническими заболеваниями), дифференцируются в зависимости от эпидемиологического риска (старшеклассники более подвержены риску заражения, поэтому остаются дома), вводятся почти сразу после объявления на относительно короткий срок (который при необходимости продлевается) и столь же быстро могут сниматься. Столичная модель может быть заимствована другими регионами. Кроме того, власти увидели, что перевод части работников на удаленный режим не сильно сказался на эффективности труда. В той же Москве, исходя из данных местного управления Росстата, до 43% работников заняты в сферах, которые допускают работу из дома.
Почему власти поменяли стратегию
Нежелание федеральных властей повторять жесткие ограничительные меры и избирательный подход регионов к ограничениям могут быть объяснены только одним: еще одного карантина российская экономика не выдержит. Издание «Медуза» еще в середине мая писало, что снятие карантинных ограничений пролоббировали чиновники правительства во главе с первым вице-премьером Андреем Белоусовым, главы госкорпораций и влиятельные бизнесмены, поскольку еще два месяца таких ограничений при поддержке бизнеса и населения «стоили бы всего [годового] бюджета страны». Московские власти думают, как в борьбе с коронавирусом «не добить бизнес», сообщали «Ведомости» в начале октября.
С учетом достаточно быстрого снятия летом ограничений российская экономика упала в 2020 году гораздо меньше, чем другие экономики мира. По оценке Министерства экономического развития, снижение ВВП в январе-августе составило 3,6% в годовом выражении. Министерство пока прогнозирует, что по итогам года ВВП упадет на 3,9%, что намного оптимистичнее большинства прогнозов апреля-мая. Мобильность россиян, по данным Google, сейчас находится на более высоком уровне, чем в среднем в развитых и других развивающихся странах: по состоянию на 9 октября динамика посещений продуктовых магазинов и динамика посещений остановок общественного транспорта и станций метро практически находились на докризисном уровне, посещаемость мест работы была на 17% ниже нормы. В этом смысле у Кремля и правительства есть зазор, допускающий чуть большее падение экономики в 2020 году, — скажем, на 4,5%.
Минэкономразвития удивило тем, что не стало закладывать в свой осенний прогноз, использующийся для верстки федерального бюджета на следующий год, вторую волну пандемии. Нет сомнений, что для внутреннего пользования в правительстве подготовлены и другие, более рискованные сценарии. Но публичный прогноз, по-видимому, стал элементом успокоения общественности. Счетная палата, однако, констатировала, что вторая волна заболеваемости «по сути, к сожалению, началась», и предупредила, что с учетом второй волны падение ВВП в 2020 году может составить 4,2−4,8%. Алексей Кудрин недавно заявил, что правительству, вероятно, придется пересматривать и макропрогноз, и бюджет уже в начале 2021 года.
Банк России осторожно допустил, что вторая волна может потребовать возвращения части ограничительных мер, но они будут не такими жесткими, поскольку «система здравоохранения накопила опыт». Возможные негативные последствия для экономики от ужесточения мер «окажутся значительно мягче, чем в апреле-мае», посчитал ЦБ.
Российский бюджет на пределе
Проект бюджета разработан Министерством финансов формально на основе достаточно оптимистичного прогноза Минэкономразвития. Однако Минфин традиционно подходит к формированию бюджета довольно консервативно. Судя по параметрам бюджета-2021, Минфин вполне допускает вторую волну: в следующем году доходы не вернутся на докризисный уровень, а расходы будут все еще выше нормы последних лет. Резервов для дополнительной корректировки бюджета остается немного: Минфин и так, с одной стороны, пошел на 10-процентное сплошное сокращение большинства бюджетных статей, отказ от индексации окладов чиновников в 2021 году и сокращение на 5% госпрограммы вооружений, а с другой стороны, — на увеличение налоговых изъятий у крупного бизнеса и состоятельных граждан. При этом суммарный пакет антикризисной поддержки экономики оценивается в 3,4% ВВП, что относительно скромно по мировым меркам. После июня власти, по сути, больше не объявляли новых антикризисных мер, реализуя решения, принятые во время первой волны. В октябре некоторые меры, не требующие финансирования (например, мораторий на банкротства), лишь были продлены.
Единственный мощный ресурс, который остается у правительства на случай резкого ухудшения ситуации, — это Фонд национального благосостояния (ФНБ): на 1 октября в нем было $ 117 млрд ликвидных резервов (средств на счетах в Банке России). Но Минфин строго придерживается политики использования ФНБ только на замещение выпадающих нефтегазовых доходов бюджета (в октябре на эти цели будет направлено около $ 1,6 млрд), исключая возможность дополнительного расходования ФНБ на поддержку населения и бизнеса. Пока нефть остается в районе $ 40−45, вынуждая Минфин брать валюту из ФНБ на компенсацию нефтегазовых доходов, расширение использования фонда маловероятно и будет рассматриваться только как самая крайняя мера.
Почему вторая волна может оказаться опаснее
Риски усугубления второй волны проистекают из специфического отношения россиян к пандемии. Владимир Путин в конце сентября признал, что жители России устали от ограничений. «Маски, социальная дистанция, тем более изоляция людям надоели», — сказал он. Многие ходят без масок, а защитные перчатки не носит практически никто. Кроме того, сентябрьский опрос Высшей школы экономики показал, что в России набирает обороты «коронаскептицизм»: 43,4% граждан не верят в существование вируса или считают его опасность преувеличенной. Эта группа, представленная в основном мужчинами в возрасте 30−60 лет, не собирается делать прививку после появления вакцины и самоизолироваться во время второй волны. Столь большая доля коронаскептиков ставит под угрозу общественную дисциплину в соблюдении базовых противовирусных мер и повышает вероятность дополнительных заражений.
С осторожностью стоит относиться и к заверениям властей о полной готовности национальной системы здравоохранения принять всех пациентов с COVID-19. Если Москва, вероятно, справится с приростом тяжелобольных благодаря развертыванию временных госпиталей (хотя, по сообщениям СМИ, ситуация в московских больницах с каждым днем становится все напряженнее), то в ряде регионов уже наблюдается дефицит врачей для лечения COVID-19 (Алтайский край, Ямало-Ненецкий автономный округ). Корень этой проблемы — в социально-экономическом неравенстве российских регионов, в том числе диспропорциях в обеспеченности медиками. Так, по данным Росстата за 2019 год, этот показатель варьировался от одного врача на 165 жителей в Санкт-Петербурге (наилучший) до одного врача на 401 жителей в Курганской области (наихудший) при среднем значении по России «один врач на 269 человек».
