Прошло четыре месяца с момента падения режима Башара Асада в Сирии, и этого срока вполне достаточно для первых оценок и осторожных прогнозов о направлении социальных и политических процессов в этой стране и их влиянии на геополитическую ситуацию в охваченном войной Ближневосточном регионе.
Взлет и падение баасистского режима
Просоветский и пророссийский этнополитический клан Асадов утвердился у власти в Дамаске в 1970 году, после череды революционных и военных переворотов, последовавших за обретением Сирией независимости от Франции после Второй мировой войны. Франция, получившая мандат на управление Сирией после распада Османской империи, искала опору своей власти в среде религиозных и этнических меньшинств. В первую очередь ставка была сделана на этноконфессиональную общность алавитов. К ней принадлежал и основатель династии Хафез аль-Асад, ставший несменяемым президентом страны и лидером правящей «Партии арабского социалистического возрождения» (БААС). Эти посты затем унаследовал его сын Башар Асад.
Именно алавиты, составлявшие около 12−15% населения Сирии, с момента прихода Хафеза Асада к власти занимали подавляющее большинство значимых постов в органах власти, армии и спецслужбах, госсекторе экономики, официальных медиа и других важных сферах. Мощная система государственного террора смогла долго сдерживать разномастную внутреннюю оппозицию, наиболее весомой частью которой были «Братья-мусульмане» и другие радикальные исламисты.
Начавшееся в середине декабря 2010 и почти мгновенно охватившее арабский мир политическое цунами «Арабской весны» бросило серьезный вызов режиму Асада. В Сирии все тоже началось с требований демократических реформ и антиправительственных выступлений, жестоко подавленных властями. В ответ оппозиция развернула вооруженное сопротивление, постепенно переросшее в полноценную гражданскую войну. Когда повстанцы заняли несколько крупных городов и некоторые пригороды столицы, казалось, что режим Асада обречен.
Его спасение обусловили два фактора. Первый — вмешательство на стороне Асада иранских аятолл: Тегеран предоставил финансы, оружие и направил тысячи бойцов своих прокси — ливанской «Хезболлы» и других шиитских милиций — для защиты Асада. К проасадовскому блоку присоединилась и Россия, которая последние два десятилетия фактически обеспечивала дипломатическое, а с 2015 года, когда в Сирии появился российский военный контингент, и военно-политическое выживание алавитского режима. Второй фактор — разношерстность самой оппозиции, включавшей отряды самообороны курдов, поддержанные США, милиции других неарабских и немусульманских меньшинств, а также широкий спектр исламистских группировок под патронажем Турции, Катара и Саудовской Аравии, от относительно умеренных до ультрарадикальных.
К 2022 году, спустя 11 лет гражданской войны, режим Асада с помощью России и Ирана контролировал 60% территории и около половины населения страны. В трех неподконтрольных режиму регионах (автономная курдская зона с поддерживаемыми США курдскими Сирийскими демократическими силами на северо-востоке страны; территории под контролем или влиянием Турции на севере; контролируемый исламистскими повстанцами группировки Хайят Тахрир аш-Шам" (ХТШ) северо-западный регион Идлиб) были созданы полунезависимые политические образования.
Этот баланс мог сохраняться долго, но внешние события изменили расклад. С полномасштабным вторжением российских войск в Украину в феврале 2022 года стал заметен перенос сил и ресурсов Москвы на украинский фронт с менее актуальных для нее направлений, в том числе из Сирии. Впрочем, «плечо подставил» Иран, стремительно превращающийся в стратегического союзника Москвы. Однако решающий сдвиг произошел только после атаки проиранской террористической группировки ХАМАС на Израиль 7 октября 2023 года, спровоцировавшей новую ближневосточную войну.
Иранская ось — ХАМАС в Газе и «Хезболла» в Ливане — понесла серьезные потери от ударов ЦАХАЛа, что подорвало позиции Тегерана и его готовность к новым военным авантюрам. В итоге, когда вооруженные формирования сирийской оппозиции 27 ноября прошлого года перешли в наступление, Иран и Россия предпочли не вмешиваться. К 8 декабря повстанцы уже контролировали Дамаск, откуда утром того же дня вместе с семьей бежал Башар Асад. Баасистский режим, правивший более 50 лет, рухнул всего за 11 дней.
Основные заслуги этой молниеносной победы записала на свой счет отпочковавшаяся от «Аль-Каиды» и ИГИЛ джихадистская группировка «Хайят Тахрир аш-Шам» (ХТШ), которая смогли объединиться с протурецкой Сирийской национальной армией. 9 декабря 2024 года они сформировали Переходное правительство, полностью подчиненное духовному и политическому лидеру ХТШ Абу Мохаммед аль-Джулани (Ахмед аль-Шараа).
Политическая стратегия ХТШ строится на радикальной джихадистской идеологии, что проявилось как в период нахождения группировки в оппозиции, так и после ее прихода к власти в декабре 2024 года. Аль-Джулани, стремясь укрепить режим, публично заявлял о приверженности религиозным и гражданским свободам, но его слова изначально вызывали скепсис. Присвоив себе полномочия, схожие с асадовскими, и заработав репутацию героя за свержение «кровавого режима», новый лидер Сирии начал постепенно менять ситуацию, однако Запад и проамериканские арабские страны сохраняли недоверие. Эти сомнения вскоре нашли подтверждение.
В начале марта 2025 года сирийские власти сообщили о проведении операции против «вооруженных сторонников Асада». Жертвами резни стали более тысячи человек (по другим данным — от полутора до четырех или даже шести тысяч), преимущественно алавитов и сирийских христиан (доля последних в населении страны за время гражданской войны сократилась с 8% до 2%). В последующие дни в Сирии заговорили о начале этнических чисток алавитов под руководством новых властей.
«Маска спала. Цель нового режима не только установить власть суннитского исламиста Ахмеда аль-Шараа, но и (…) месть», полагает израильский востоковед и эксперт по радикальным исламским движениям Дина Лиснянская. Клятвы Аль-Шаара привлечь к ответственности тех, кто принимал участие в резне, убедили немногих. «Совершенно очевидно, что если бы центральный режим не хотел этих вещей, они бы не произошли, потому что это не просто местные исламистские инициативы. Участники резни (…) не взбунтовались против аль-Шараа, они просто продолжают следовать его идеологии», считает Лиснянская.
Гарантии безопасности и равноправия не только для алавитов, но и для других меньшинств также вызывают сомнения. Призыв Дамаска распустить их органы самоуправления и влить силы в единую армию «новой Сирии» встретил сопротивление. Меньшинства, включая курдов, алавитов и шиитов, опасаются, что новое правительство будет даже более жестоким, чем свергнутое 8 ноября.
Лидеры курдской оппозиции, контролирующие при поддержке США обширную территорию с трехмиллионным населением и значительными энергетическими ресурсами на северо-востоке Сирии, подписали соответствующее соглашение с центральным правительством, но крайне негативно отреагировали на опубликованный Дамаском проект временной конституции. Согласно заявлению Демократической автономной администрации Северной и Восточной Сирии (DAANES), органа власти сирийского Курдистана, «представленный проект игнорирует разнообразие этнических и религиозных общин Сирии» и вместо демократизации страны продвигает «централистское мышление». Курдские лидеры также настаивают на сохранении в составе новой сирийской армии отдельных курдских подразделений. Дамаск выступает резко против этого.
Друзы и христиане, уже столкнувшиеся в ряде случаев с суннитской агрессией, питают еще меньше надежд на соблюдение Дамаском озвученных обязательств. На этом фоне в их среде растут сепаратистские настроения. Кроме того, в свете возможности перерастания местных столкновений в новую полномасштабную гражданскую войну, представители сирийских меньшинств также озабочены поиском внешней поддержки.
Израильская перспектива
Если сирийские христиане сейчас надеются в основном на помощь США и Европы, то для ряда других меньшинств потенциальным союзником становится Израиль. Сирийские друзы уже сделали конкретные шаги: около 100 шейхов этой общины впервые посетили своих соплеменников в израильской Галилее. Алавитские лидеры, в свою очередь, обратились к премьер-министру и главе МИД Израиля с просьбой защитить их от репрессий нового сирийского режима.
Израиль рассматривает эти запросы с заметной благосклонностью, что контрастирует с его прежней позицией по сирийскому кризису, который ранее воспринимался как внутреннее дело соседней враждебной страны. Начиная с 2011 года, и особенно — с 2015-го, когда в Сирии появились российские ВКС и другие подразделения, Израиль придерживался трех принципов: избегать вовлечения в противостояние Асада и оппозиции; сохранять равную дистанцию от интересов глобальных (США, Россия) и региональных (Турция, Иран, Саудовская Аравия, Катар) игроков, применяя при необходимости политическую или «военную» дипломатию; не допускать развертывания еще одного иранского антиизраильского фронта у границ на Голанских высотах. Вмешательство Израиля ограничивалось гуманитарной помощью и ликвидацией складов и караванов вооружений, пересылаемых из Сирии, или через нее покровительствуемым Ираном радикальным исламским группировкам. С января 2013-го по ноябрь 2024 года израильские ВВС нанесли сотни ударов в Сирии по транспортам иранских вооружений, а также военным базам, аэродромам, штабам, складам вооружений, ракетным комплексам, оружейным предприятиям и другим объектам инфраструктуры иранского «Корпуса стражей исламской революции» (КСИР), проиранских милиций и других террористических группировок. Той же линии Израиль придерживается и после смены власти в Дамаске.
С 8−9 декабря израильская авиация, по данным израильских СМИ, атаковала около 500 военных целей в Сирии, включая брошенные склады Асада и КСИР, а также объекты военной инфраструктуры вблизи пограничных переходов между Сирией и Ливаном, предназначенные для транспортировки вооружений «Хезболле». Но точечными, пусть даже и временами масштабными «вылазками» дело на этот раз ограничивается. Кроме того, с 8 декабря идет операция ЦАХАЛа «Стрелы Башана» (историческая область расселения евреев с 14−13 вв. до н. э. на Голанах и юге современной Сирии), в рамках которой израильские военные закрепились на сирийской части Голанских высот, взяв под контроль вершины хребта Хермон. Цель — создать буферную зону для защиты северных границ и, в перспективе, добиться демилитаризации юга Сирии, избегая при этом прямого столкновения с новым сирийском режимом. Это также дает Израилю рычаги влияния на ситуацию в южном Ливане.
Частью этой же схемы является покровительство, которое Израиль готов оказать сирийским друзам и иным меньшинствам. Израиль уже потребовал от Дамаска прекратить операцию в друзской деревне Джарамана близ столицы. Более того, в Израиле обсуждают идею возродить под своим протекторатом существовавшие ранее под протекторатом Франции автономии друзов (Джабаль аль-Друз, 1921−1936 гг.) и алавитов (1923−1936 гг.), позже включенные в состав Сирии. Впервые идею возрождения государства друзов предложил после войны 1967 года видный деятель правящей тогда в Израиле Партии труда Игаль Алон.
Турецкая перспектива
Интересы Израиля в Сирии могут довольно жестко столкнуться с амбициями Анкары, которая, по мнению наблюдателей, стоит за попыткой суннитов полностью захватить Сирию. На самом деле цели президента Турции Эрдогана существенно шире и масштабнее. Придя к власти в 2003 году, он отверг прежний «европейский вектор» Турции и выдвинул доктрину «нео-оттоманизма» — стремление к доминированию в Средиземноморье, на территориях бывшей Османской империи, и через это — к статусу одного из лидеров арабо-исламского мира и глобальной политики в целом.
Охлаждение, а затем и сворачивание стратегического партнерства с Израилем, выстроенного еще при Бен-Гурионе и Ататюрке, Эрдоган рассматривал как способ завоевать авторитет среди арабских стран и народов. Однако этот расчет оказался ошибочным: политика «нулевой конфликтности» с соседями обернулась противостоянием не только с Израилем, но и с большинством стран региона, а также с внешними державами.
В этом смысле нынешняя Турция, которая становится главным патроном правительства Ахмеда аль-Шараа, сделала важный шаг в реинкарнации прежней доктрины. Уже сейчас новый сирийский режим ведет переговоры с Эрдоганом о передаче турецкой армии участка земли в районе города Тадмор (Пальмира) в обмен на экономическую, военную и политическую помощь Турции. В Израиле опасаются, что Эрдоган может попытаться отвлечь внимание от внутренних проблем Турции с помощью конфронтации с Израилем. Впрочем, в ответ на угрозы Эрдогана, в израильском руководстве пока воздерживаются от аналогичной риторики, ограничившись заявлением, что размещение иностранных сил в Сирии, и особенно — появление турецкой базы в районе Тадмора, станет «нарушением красных линий». Это происходит в том числе и благодаря позиции президента США Дональда Трампа, который в ходе недавней беседы с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху весьма лестно высказался об Эрдогане и заверил собеседника в своей способности решить проблемы Израиля с Турцией.
Президент Азербайджана Ильхам Алиев, называя Израиль и Турцию «близкими друзьями» Баку, пытается снизить напряженность. В Баку уже прошла встреча рабочих групп двух стран, цель которой — выработать механизм предотвращения столкновений и обеспечить раздел зон влияния, подобный договоренностям между Израилем и Россией до падения Асада.
Однако на пути к урегулированию есть еще немало препятствий. Например, курдский аспект проблемы. После падения режима Башара Асада, а с ним — и исчезновения прежнего внутриполитического баланса в Сирии, усилилась турецкая угроза дальнейшему существованию курдской автономии на северо-востоке Сирии. Израиль, видящий в курдах естественных союзников, сталкивается с дилеммой: потенциальный вывод войск США из региона оставит курдов один на один с Анкарой, а активная поддержка курдов Израилем может привести к нежелательным последствиям в виде турецкого военного присутствия в критически важном для безопасности Израиля регионе на юге Сирии. Внутренние разногласия между сирийскими и иракскими курдами усложняют ситуацию: помощь обеим сторонам рискует втянуть Израиль в их конфликт.
В этой связи часть израильских политиков выступает за сохранение российского присутствия в Сирии как противовеса растущему влиянию Анкары в стране и регионе в целом. Аль-Шараа, похоже, тоже не против — он даже назвал Россию, которая сейчас крайне заинтересована в сохранении своих сирийских военно-морских баз, «второй по мощи страной в мире» и объявил, что Дамаск и Москву связывают «стратегические интересы». Впрочем, при выборе между Анкарой и Москвой Дамаск, безусловно, предпочтет Турцию.
Россия и Турция, несмотря на поддержку разных сторон в сирийской гражданской войне, ранее находили компромиссы и иногда даже сдерживали своих подопечных. Сегодня стороны вынуждены выстраивать новую модель отношений. Тон пока, скорее всего, будет задавать Эрдоган, которому конкуренты явно не нужны. Поэтому лучшее, что Москва может сейчас ожидать от Турции, — это отношения в формате «frenemies» (друг-враг).
Возможные сценарии
Падении режима Асада после 54 лет правления открыло новую главу нестабильности и борьбы за власть в Сирии. По мнению израильских экспертов, существует несколько сценариев дальнейшего развития процесса:
- Фрагментация страны: различные силы контролируют разные регионы и участвуют в частых столкновениях;
- Переход к федеративной структуре;
- Возникновение нового режима в рамках единой сирийской структуры.
Пока ситуация остается крайне неопределенной. Турция укрепляет влияние через аль-Шараа, Израиль балансирует между сдерживанием и поддержкой меньшинств, а курдский фактор добавляет рисков. Россия, теряя позиции, все еще может играть роль противовеса, однако ее приоритетность для Дамаска глубоко вторична.
