Заявление Минфина США о введении санкций против «Роснефти» и «Лукойла» на основании президентского указа спровоцировало широкую дискуссию о масштабах потенциального ущерба для российской экономики. Отныне любая иностранная финансовая организация, продолжающая операции с двумя крупнейшими нефтяными компаниями России, рискует попасть под вторичные санкции и утратить доступ к расчетам в долларах. Это первое заметное ужесточение санкционного режима со стороны администрации Дональда Трампа; в предыдущие годы давление, напротив, ослабевало — из-за сокращения штата специалистов по контролю за соблюдением санкций и внутренних конфликтов в Белом доме.
Пытаться анализировать личные мотивы Трампа сейчас бессмысленно. Важно другое: судя по его заявлениям, он принял решение вынужденно — после того, как Москва фактически сорвала уже анонсированную встречу президентов России и США в Будапеште. Именно выбор момента для введения санкций привлекает основное внимание.
Санкции против российского энергетического сектора имеют неоднозначный трек-рекорд. До сих пор рынок так или иначе находил способ перенаправить поставки российской нефти. Угроза вторичных санкций против тех, кто будет работать с «Роснефтью» и «Лукойлом», на первый взгляд выглядит серьезно. Китайские государственные компании уже приостанавливают закупки российской нефти, поставляемой морем. Если бюджет России лишится доходов от этих поставок, Минфину будет гораздо труднее изыскивать ресурсы для продолжения войны.
Между тем министр финансов Антон Силуанов анонсирует рост пенсий, детских пособий и зарплат бюджетников. Однако при сохранении инфляционного давления и приоритета военных трат над гражданскими инвестиционная активность продолжит угасать, подавляя рост вне ВПК. Герман Греф и «Сбер» прогнозируют увеличение ВВП лишь на 0,8% по итогам года. Более того, Греф уже открыто критикует закрытие российского рынка труда для иностранцев: по его мнению, без притока 2,8−5 млн квалифицированных мигрантов экономика не вернется даже к умеренным темпам роста.
Решение Трампа усилить санкции против российской нефти и сопутствующая ему тонкая политическая игра объясняются ситуацией на мировом рынке нефти. В последние месяцы участники соглашения ОПЕК+ наращивали добычу, в то время как оценки будущего спроса ухудшались — даже несмотря на то, что Китай ежедневно пополняет запасы на сотни тысяч баррелей, поддерживая тем самым рост потребления. В этих условиях новый удар по российскому экспорту оказывается относительно безопасным. США располагают рычагами давления на Саудовскую Аравию, побуждая ее наращивать добычу и тем самым вытеснять часть российских баррелей с мирового рынка. Однако на практике санкции против отдельных нефтяных компаний, а не против всего экспорта, оставляют возможности для обхода ограничений — через новые специально созданные структуры, формально не подпадающие под санкции. Если только администрация Трампа вдруг не начнет выстраивать эффективный механизм контроля — что в нынешних политических условиях выглядит крайне маловероятно, — то в ближайшие месяцы режим соблюдения санкций неизбежно будет ослабевать.
Однако даже сама угроза вторичных санкций может привести к тому, что покупатели будут требовать больший дисконт на российскую нефть в качестве компенсации за риск работы с «Роснефтью» и «Лукойлом». Еще важнее, что введение новых санкций может свидетельствовать о готовности Запада поддерживать украинские удары по инфраструктуре этих компаний — не только по НПЗ. Передача полномочий на одобрение ударов с использованием американских вооружений от Пентагона к Европейскому командованию США (EUCOM) показывает, что Вашингтон решил занять более агрессивную позицию. Таким образом, цель санкций состоит не в том, чтобы остановить поставки российской нефти или перекрыть 3,1 млн баррелей в сутки, поставляемых «Роснефтью» и «Лукойлом». Речь о постепенном затягивании удавки: добиться более жесткого соблюдения ценового потолка и за счет этого увеличить дефицит российского бюджета, одновременно удерживая мировые цены на уровне $ 60 и выше в условиях устойчивого избытка предложения. Одновременно это поможет американским нефтегазовым компаниям, которым было бы трудно работать при цене барреля нефти Brent ниже $ 60 в течение продолжительного времени.
Ключевая проблема России, которая не поддается решению, — инфляция. Она душит производительность и инвестиции — и одновременно снижает уровень жизни. Дефицит топлива, спровоцированный ударами украинских дронов по нефтеперерабатывающим заводам, способствует ускорению инфляции. Годовой показатель вновь пошел вверх и сейчас составляет 8,14%. Но в отличие от 2023−2024 гг., когда высокая инфляция во многом объяснялась тем, что рост предложения не поспевал за ростом спроса, теперь за пределами военного сектора такой связи больше нет. По данным РБК, в 25 из 28 регионов с крупнейшими рынками жилья спрос на новостройки сократился в годовом выражении, во многих случаях — более чем на 25%. Рост зафиксирован лишь в Калининграде и Нижнем Новгороде. Инвестиционные планы в промышленности находятся на минимуме за три года, уже начались сокращения рабочих мест. Железнодорожные перевозки снизились на 6,7% в годовом выражении. Падение доходов от экспорта энергоресурсов будет раздувать дефицит федерального бюджета, что в экономике с ограниченными возможностями для наращивания предложения будет подталкивать инфляцию еще выше. Чтобы сдерживать инфляцию, ЦБ будет вынужден подавлять экономическую активность высокой ключевой ставкой, противостоя давлению со стороны администрации президента и правительства. Даже если на мировом рынке не станет меньше российской нефти, логика происходящего не изменится.
В 2026 году конъюнктура мирового рынка нефти, вероятно, будет хуже, чем в 2025-м. Экономика США не сможет бесконечно балансировать на пузыре, который надулся вокруг искусственного интеллекта. Пока что он оказывает заметную поддержку спросу на топливо. В Китае более половины всех продаваемых автомобилей уже приходится на электромобили и гибриды, а мировые продажи за январь-сентябрь выросли на 26% в годовом выражении и достигли 14,7 млн единиц. Если нынешние темпы сохранятся, уже в начале следующего года развивающиеся страны (которые еще недавно воспринимались как будущие локомотивы спроса на нефть) будут ежемесячно покупать больше электромобилей, чем Северная Америка. И это — без учета начавшейся экспансии электрических грузовиков из Китая и, главное, того факта, что потенциал роста цен будет ограничен продолжающимся увеличением предложения.
Таким образом, Москва оказывается в ловушке. Ее ключевой экономический партнер — Китай — продолжает ускорять переход на электромобили как внутри страны, так и за ее пределами за счет экспорта. Тем временем США пытаются удерживать цены на нефть на уровне, который, с одной стороны, помогает сдерживать инфляцию, ставшую хронической из-за пошлин и других мер экономической политики Трампа, а с другой — является комфортным для американских производителей.
Российские власти пытаются решать возникающие проблемы за счет повышения налогов. В частности, со следующего года НДС будет увеличен с 20% до 22%. Проблема в том, что эффективность этой меры зависит от состояния рынка труда: чтобы вытащить из НДС дополнительные доходы, необходимо, чтобы росли зарплаты, а вместе с ними — и потребление. В то же время сейчас, наконец, начали появляться признаки сокращения количества новых вакансий, хотя экономика по-прежнему испытывает острую нехватку рабочей силы. Промышленное производство в целом стагнирует уже больше года — вероятно, в том числе из-за того, что банально не хватает людей, чтобы производить товары. Премьер-министр Мишустин и правительство продолжают утверждать, что реальные доходы растут — аж на 4,5% в этом году! — но в это трудно поверить. У среднестатистического россиянина инфляция выше, чем та, которую показывает Росстат: в его потребительской корзине слишком велика доля продуктов питания, а они дорожают быстрее. Согласно опросу ФОМ, лишь 8% респондентов заявили, что их материальное положение улучшилось за последние 2−3 месяца. А индекс потребительских расходов «Сбера» показал худший результат за все время наблюдений — снижение расходов на 1,3% в реальном выражении.
Таким образом момент, выбранный для удара по «Роснефти» и «Лукойлу», выглядит оптимальным: дестабилизации нефтяного рынка удастся избежать, тогда как Россия в следующем году, скорее всего, столкнется с ростом бюджетного дефицита и инфляции. До точки, в которой военная машина Кремля начнет разваливаться, страна пока далека. Тем не менее в ее шестеренки попадает все больше песка, и он уже дает о себе знать. Обзор близкого к российскому правительству Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) за третий квартал показывает, что экономика не может бесконечно противостоять внешнему давлению. Сводный индекс НИУ ВШЭ фиксирует, что промышленное производство всего лишь на 1,3% выше уровня января 2023 года. Другое дело, что экономические трудности вряд ли приведут к снижению интенсивности ударов по украинской инфраструктуре — по крайней мере пока отсутствует реальная возможность резко нарастить интенсивность боевых действий на фронте. И вот здесь санкции создают принципиально новую развилку: даст ли Запад Украине зеленый свет на более масштабные удары по ключевым объектам в России?
