В ответ на начало полномасштабного вторжения России в Украину в феврале 2022 года западные страны ввели против РФ беспрецедентные экономические санкции. В настоящее время действует более 24 тысяч различных санкций (из них 21 тысяча была введена с начала полномасштабной войны), что делает Россию своеобразным чемпионом в этой сфере: по числу наложенных санкция она оставила позади даже Иран. Один только Евросоюз на сегодняшний день принял пятнадцать пакетов санкций против России, и его примеру последовали и другие западные страны, включая США, Великобританию, Канаду, Австралию, Швейцарию и Японию.
Санкции охватывают широкий спектр секторов экономики, затрагивают конкретные компании и частных лиц. Они включают запрет на кредитование российских организаций; ограничивают экспорт широкого спектра высокотехнологичных товаров, товаров двойного назначения и предметов роскоши. Евросоюз ввел эмбарго на импорт российской нефти, угля, древесины и стали, а также установил ценовой предел на поставки нефти в третьи страны. Действуют целевые санкции против ключевых российских компаний, заморожено около половины российских валютных резервов и находящихся в западных юрисдикциях активов многочисленных российских политиков, крупных бизнесменов и пропагандистов. Последнее, но не менее важное — введены вторичные санкции против компаний из третьих стран, таких как Китай, ОАЭ и Турция, которые ведут бизнес с Россией и помогают ей обходить западные санкции.
После введения санкций большая часть прогнозов относительно перспектив развития российской экономики приобрела откровенно мрачный оттенок. По общему мнению, разделяемому некоторыми наблюдателями внутри России, в первый год введения санкций ВВП страны должен был сократиться примерно на 10% — больше, чем во время мирового финансового кризиса 2008−2009 гг., а затем ожидался еще один год рецессии и стагнация в более долгосрочной перспективе. Одним из немногих несогласных с подобным мрачным прогнозом и голосом, далеким от мейнстрима в экспертной среде, стал американский экономист Джеймс Гэлбрейт. Он опубликовал статью с провокационным названием «Дар санкций» в которой, в частности, утверждал, что такая крупная и относительно технологически развитая экономика, как российская, только выиграет от отсоединения от Запада и ухода c ее рынка западных компаний. В кратком пересказе его аргументы сводились к тому, что санкции откроют перед российскими компаниями новые рыночные возможности и заставят правительство проводить политику, которую оно не стало бы реализовывать по собственной инициативе.
Спустя три года после введения санкций можно признать, что оценка Гэлбрейта оказалась во многом верной. После сокращения всего на 1,4% в 2022 году российская экономика восстановилась и выросла на 4,1% в 2023 и 2024 годах, причем заметно увеличились как частное потребление, так и инвестиции. Таким образом, объем экономического производства сейчас значительно выше, чем до начала полномасштабной войны. В достоверности официальной статистики мало кто сомневается, а ее данные в целом подтверждаются недавними выводами финского института BOFIT, а также более ранними оценками Венского института международных экономических исследований. У российского государства по-прежнему достаточно средств для продолжения военных действий и наращивания оборонного производства. Правда, постоянные бюджетные дефициты, которые наблюдались в течение последних трех лет, в значительной степени в новинку для России, которая могла похвастаться последовательной политикой фискального благоразумия со времен правительственного дефолта 1998 года. Тем не менее дефицит сохраняется на приемлемом уровне около 2% ВВП и частично финансируется за счет средств суверенного Фонда национального благосостояния. Счет текущих операций остается профицитным, а число российских долларовых миллиардеров с начала войны лишь увеличилось.
Это не означает, что санкции не имели совсем никакого эффекта. В первые несколько месяцев после начала войны они нанесли тяжелый удар по российской экономике: рубль резко обесценился, импорт упал вдвое, а отрасли, в которых ранее доминировал западный капитал (например, производство автомобилей), испытывали серьезные трудности. В некоторых отраслях экономики, включая важнейший энергетический сектор, последствия санкций — и отрыва от Запада — ощущаются до сих пор. Хотя России удалось перенаправить основную часть экспорта нефти из Европы в Азию, в частности в Китай и Индию, эмбарго ЕС на импорт ослабило ее переговорные позиции по отношению к этим странам. В результате ценовой дисконт на российскую нефть увеличился, лишив российское правительство части доходов. До войны на энергетический сектор приходилось около 40% доходов федерального бюджета. Сейчас эта доля снизилась примерно до 30%, отчасти как раз из-за санкций.
Российский экспорт природного газа в ЕС по трубопроводам — даже формально не попавшим под санкции — сократился примерно на 90%. В какой-то степени это произошло из-за стратегии ЕС по диверсификации поставок и нежелания Украины продлить транзитный контракт с «Газпромом» после 2024 года. Но свою роль сыграли и собственные сокращения поставок со стороны РФ, и физическое разрушение газопровода «Северный поток». В отличие от экспорта нефти, России будет очень сложно перенаправить экспорт газа в Китай из-за инфраструктурных ограничений, а развитие СПГ-проектов сдерживается санкциями.
Что касается импорта, то, по данным немецкого Института ifo, Россия продолжает получать только две трети товаров, попавших под санкции. Больше всего пострадали производственные ресурсы и оборудование, которые трудно транспортировать и легко контролировать. Например, сообщается о нехватке запчастей для самолетов Boeing и Airbus, летающих в России, а авиастроительная отрасль сталкивается с серьезными проблемами в расширении внутреннего производства, несмотря на амбициозные планы (первоначально правительство планировало построить около тысячи новых самолетов к 2030 году) и щедрое государственное финансирование.
Некоторые западные товары по-прежнему попадают в Россию через третьи страны (часто с молчаливого согласия производителей), но они стали дороже. Отчасти это связано с тем, что США пригрозили санкциями банкам третьих стран, работающим с Россией (это стало возможным благодаря указу бывшего президента Байдена от декабря 2023 года). В итоге схемы оплаты импорта стали более сложными и дорогостоящими. Это подстегивает инфляцию, которая растет, вынуждая Центробанк резко ужесточать свою кредитную политику. Дорогие кредиты, в свою очередь, все больше сдерживают внутренний спрос, и в результате этого экономический рост в этом году, вероятно, сократится вдвое.
Все эти примеры свидетельствуют о том, что западные санкции имеют хотя бы некоторый экономический эффект. Однако это не меняет общей картины удивительной устойчивости российской экономики. Ниже мы разберем некоторые причины этого российского феномена.
Непродуманный механизм многих санкций
Примеров плохо продуманных санкций множество. Многие из существующих лазеек для обхода санкций проистекают из желания санкционирующих стран свести к минимуму негативные последствия санкций для собственной экономики. Например, если некоторые крупнейшие российские банки, такие как Сбербанк, ВТБ и Альфабанк, были отключены от платежной системы SWIFT практически сразу после начала полномасштабной войны, то австрийский Райффайзенбанк — крупнейший иностранный банк в России — под эту меру не попал, став важным посредником трансграничных платежей между Россией и Европой (а более половины всей прибыли банка в 2022—2023 гг. было получено от операций в России). То же самое относится и к российскому Газпромбанку, который до ноября 2024 года (когда он оказался в санкционном списке США) осуществлял все платежи за импорт газа. Еще один пример: в мае 2024 года администрация США подписала закон о запрете на импорт российского урана, который предусматривал возможность отмены запрета до 2028 года, если «не существует альтернативного жизнеспособного источника урана или (…) такой импорт отвечает национальным интересам». Около четверти всего обогащенного урана, используемого на американских атомных электростанциях, имеет российское происхождение.
В других случаях санкции были введены совершенно не против тех, против кого должны были бы. Например, многие российские олигархи были включены в санкционные списки, а их активы в западных юрисдикциях заморожены, как правило, на том основании, что они содействуют российской военной машине и/или якобы близки к президенту Путину. Идея заключалась в том, чтобы ослабить их поддержку Путина (и в идеале способствовать смене режима), однако она основывалась на ложном предположении, что так называемые «олигархи» являются независимыми политическими игроками в России, а это не так. С экономической точки зрения эти санкции имели обратный эффект. Многолетняя репутация западных юрисдикций как «тихой гавани» для российского капитала была разрушена, и значительная его часть была перенаправлена на инвестиции в Россию.
«Военное кейнсианство» как новая парадигма экономической политики
С началом полномасштабного вторжения государственные расходы были значительно увеличены после многих лет сдерживания бюджетных расходов. Значительную часть этих расходов составили военные нужды, которые выросли с 3,6% ВВП в 2021 году до 6,5% в прошлом году, и это не говоря уже о том, что кредиты оборонному сектору предоставлялись на весьма льготных условиях. Однако бум военного производства принес пользу и многим другим отраслям, как напрямую (через отраслевые производственные связи), так и косвенно (через рынок труда, где высокие выплаты в армии и на военных заводах привели к конкуренции за дефицитную рабочую силу с остальными отраслями экономики). При рекордно низком уровне безработицы в 2,3% многие компании жалуются на острую нехватку рабочей силы. В результате реальная заработная плата выросла примерно на 8% в 2023—2024 гг., что благоприятно сказалось на секторах, ориентированных на потребителя, таких как розничная торговля, гостиничный бизнес и общественное питание. Таким образом, перефразируя знаменитый вопрос высших чиновников нацистской Германии о том, чего хотят люди — «масла или пушек», — можно сказать, что в современной России пока достаточно ресурсов для производства и того, и другого.
Эта фискальная экспансия вряд ли была бы возможна, если бы Россия в течение многих лет до войны не закладывала экономический фундамент для подготовки к ней и геополитическому противостоянию с Западом. Чтобы снизить уязвимость перед финансовым давлением Запада, государственный (и внешний) долг держали под контролем. В течение десятилетия, предшествовавшего полномасштабной войне, это лишало экономику столь необходимого стимулирования спроса — но сейчас это позволило создать достаточное фискальное пространство, которое можно задействовать.
Китай спешит на помощь
Высокие темпы экономического роста в России за последние два года были бы невозможны, если бы Россия не могла импортировать критически важное оборудование и материалы для поддержания внутреннего (в том числе военного) производства. В этом смысле роль третьих стран оказалась решающей. Страны «Глобального Юга», такие как Китай, Индия, Турция, Казахстан, Кыргызстан, Армения и Объединенные Арабские Эмираты, не присоединились к западным санкциям и выступают в качестве важных центров реэкспорта западной (в том числе санкционной) продукции в Россию. Критически важные детали и компоненты для военной промышленности, такие как полупроводниковые чипы, в основном импортируются через Китай и Гонконг. Китай также все больше экспортирует в Россию собственную продукцию, в частности автомобили, на долю которых сейчас приходится более половины всех новых автомобилей, продаваемых в России.
Конечно, высокая экономическая зависимость России от Китая является абсолютно односторонней. В то время как на Китай приходится 35% российской внешней торговли, доля России как торгового партнера Китая составляет всего 4%. Это дает Китаю значительные рычаги влияния, которые потенциально могут быть использованы. Тем не менее, в нынешних геополитических условиях переориентация на Китай была воспринята Россией как фактически единственная реальная альтернатива экономической изоляции. До тех пор, пока Китай будет поддерживать Россию в ее геополитическом противостоянии с Западом — а пока есть мало оснований предполагать обратное, — западные санкции против России будут оставаться во многом совершенно беззубыми.
Устойчивость российской экономики к санкциям, вероятно, завела западные правительства в политический тупик. До сих пор они вкладывали свой политический капитал в последовательное ужесточение санкций, расширяя их сферу действия. Но чем больше санкций введено и чем меньше российская экономика переплетена с западной (и чем больше Кремль зависит от Китая), тем меньше у Запада остается политических рычагов воздействия на Россию.
В этих условиях единственным реальным способом нанести серьезный ущерб российской экономике было бы сделать упор на вторичные санкции. Однако до сих пор вторичные санкции, которые имели хотя бы некоторый успех (например, направленные против банков третьих стран, а также судов, перевозящих российскую нефть в нарушение предельных цен), в основном исходили от США. Евросоюз несколько отстает в этом отношении, зачастую из-за отсутствия консенсуса среди стран-членов. Например, так называемый пункт «Нет России», запрещающий дочерним компаниям ЕС в третьих странах реэкспортировать попавшие под санкции товары в Россию, был исключен из 14-го пакета санкций ЕС по настоянию Германии. Кроме того, вторичные санкции по своей сути сложны в разработке. Если сделать их целью всю страну целиком, это чревато политическим отчуждением, в то время как санкции против отдельных компаний и частных лиц сложно отслеживать и, как показывает опыт, они обычно эффективны лишь в краткосрочной перспективе, то есть до тех пор, пока не будут найдены способы их обхода.
Наконец, есть сомнения, что в будущем удастся сохранить согласованность санкционных усилий в отношении России, учитывая наметившийся раскол между США и другими западными странами. Последние заявления высших должностных лиц администрации Трампа по этому поводу часто были путанными и откровенно противоречивыми, но нельзя исключать, что в перспективе трансатлантическое единство по вопросу санкционного давления на Россию будет разрушено.
Следует также учитывать, что у санкций есть не только экономическое, но и политическое измерение. Во многих случаях они имеют контрпродуктивный побочный эффект, который возникает, когда санкции рассматриваются как враждебный жест против страны в целом. Именно на это указывают опросы, проводимые «Левада-центром», который не связан в своей работе с российскими властями и официально числится «иностранным агентом». Согласно последнему пресс-релизу , обнародованному в сентябре 2024 года, среди опрошенных россиян «преобладает мнение, что санкции не создали серьезных проблем для респондентов и их семей». В то же время почти две трети респондентов считают, что санкции укрепят нашу страну и станут стимулом для ее развития. Большинство респондентов (73%) считают, что Россия должна «продолжать свой политический курс, несмотря на санкции». В этом смысле западные санкции, как ни парадоксально, укрепили российский режим, а не подорвали его, как ожидалось ранее.
