С тех пор как в России началась мобилизация я соотношу различные наборы данных с собственным микро-социологическим исследованием группы молодых мужчин в небольшом промышленном городе в центральной России. В самом начале полномасштабного вторжения этот этнографический материал подсказывал неоднозначные выводы: хотя по отношению к войне среди этих людей в основном доминировал страх, после периода шока и неверия началась защитная консолидация общества, вышли на поверхность нарративы об обиде на Запад.
Более того, среди основной когорты, которой государство предлагало значительное денежное вознаграждение за уход на фронт добровольцем, наблюдалось четкое разделение: люди, обладающие каким-либо социальным, экономическим или образовательным капиталом, с наибольшей вероятностью отказывались идти воевать. В своих полевых исследованиях, проведенных во время и после первой волны «частичной мобилизации» в октябре 2022 года, я с удивлением обнаружил широкое неодобрение тех, кто решил пойти на войну добровольцем, среди их сверстников (около двадцати лет).
Это не значит, что в любом населенном пункте не было резерва людей, готовых к мобилизации или к добровольной отправке на фронт, просто эта группа, как правило, была очень специфичной, узкой и ограниченной. Действительно, подобно некоторым исследователям, использующим в своей работе разведывательные данные из открытых источников, я тоже видел свежие солдатские могилы на местном кладбище. Что изменилось с тех пор и почему «тыл» имеет такое большое значение?
Здесь трудно найти конкретные ответы. Отчасти это объясняется импровизированным характером нынешних усилий российских властей по превращению мужчин в солдат. Многие статьи — журналистов, ученых, аналитических центров
Демография и волны призыва
На фоне происходящего Россия переживает одну из самых глубоких демографических «ям» среди всех развитых стран. Если мы посмотрим на пирамиду структуры населения, то увидим последствия повторяющихся кризисов. Число людей в возрасте 15−30 лет невелико по сравнению с когортой, родившейся в конце 1980-х годов, а в возрастной группе 8−15 лет наблюдается лишь частичное восстановление естественной численности населения. Это означает, что людей, рожающих детей, становится все меньше. А после начала полномасштабной войны число рождений на душу населения сократилось еще больше (снижение ускорялось примерно с 2018 года).
В результате этих демографических изменений, а также других факторов, число молодых мужчин, подлежащих призыву на обязательную военную службу, сокращается. Минобороны ставило целью призвать около 130 тысяч человек в осенний призыв 2023 года и еще столько же — весной 2024 года. Около половины потенциальных призывников получают повестки в местные комиссариаты. Из них отбирается около четверти. Эти солдаты служат всего год, им от 18 до 27 лет (вскоре возраст будет увеличен до 30 лет), и их не должны отправлять на фронт. Однако солдаты-срочники, недавно прошедшие армию, - важнейшая цель компании рекрутинга в действующую армию. К концу обязательной службы, независимо от возраста, призывников активно поощряют (и все чаще принуждают) стать профессиональными солдатами и подписать контракт.
Как хорошо объясняет «Говорит Немосква», существует еще две категории участников военных действий: добровольцы и мобилизованные. Важное различие между «контрактниками», мобилизованными и добровольцами заключается в том, что только последняя категория может использовать законные средства для ограничения срока службы. Мобилизованные и «контрактники», несмотря на название, прикованы к армии: они должны оставаться в рядах вооруженных сил до окончания т.н. «специальной военной операции». В этом и заключался смысл частичной мобилизации, объявленной указом Путина осенью 2022 года. «Расторжение контракта по истечении срока его действия в период частичной мобилизации не предусмотрено. Контракты продолжают действовать до окончания СМО». Часто упускается из виду важнейшее обстоятельство: хотя те, чьи документы, как бывших призывников, хранятся в военкоматах, могут быть мобилизованы (и очевидно, что многие мужчины в возрасте до 50 лет действительно были мобилизованы), ставшая притчей во языцех неэффективность, связанная с тем, что существующие призывники представляют собой прямой канал для выхода на «контрактников», означает, что большинство усилий было потрачено на призывников, а человеческие, финансовые и административные ресурсы, имеющиеся в распоряжении военкоматов, невероятно скудны. Военкоматы едва справляются с двумя кампаниями армейского призыва в год. Мы должны с большим скептицизмом относиться к сообщениям о большом количестве мобилизованных и добровольцев.
Где заканчивается область точного знания
Здесь следует сделать паузу, потому что у нас уже закончились недвусмысленные факты. Изучение публично доступной информации о российских вооруженных силах и процессе мобилизации показывает обилие липовых цифр. Структура укомплектования российских вооруженных сил всегда была тщательно охраняемым секретом, но в последние годы ученые и специалисты, занимающиеся статистикой, все меньше способны верифицировать доступные им данные.
Возьмем наименее противоречивую цифру: численность подлежащей призыву молодежи. Каждый год военкоматы сообщают прессе, что плановый показатель выполнен «на 100%» и что призыв «проходит согласно привычному порядку» или «в полном объеме». Число призванных затем становится статистическим фактом, без всякого исследования или проверки. Невероятно конкретная цифра в 130 тысяч человек (на осень 2023 года) затем воспроизводится западными источниками, в том числе специализированными военными наблюдателями. Может быть, как сейчас охотно говорит пресса, в России не боятся призыва? Более того, обездоленные, экономически уязвимые молодые люди, скорее всего, приветствуют ее как путь к социальной мобильности через те карьерные возможности, которые могут для них открыться после срочной службы, или как ритуал инициации в достаточно маскулинную взрослую идентичность. Возможно, необходимое по спускаемой сверху разнарядке число призывников на самом деле призвано в армию.
Но суть по-прежнему в том, что у нас нет возможности проверить эти цифры. Наши знания о вопросе полностью сформированы фильтром PR-отдела российской армии. Учитывая демографический кризис и всеобщий ужас перед перспективой перехода военных действий на территорию России, нам по многим причинам важно исследовать имеющиеся цифры дальше. В своей несколько устаревшей научной статье, полковник армии США Джейсон П. Греш с непривычной откровенностью говорит о неопределенности статистики, отмечая, что «уклонение от призыва — это номинально институционализированная система». Более того, эта неформально институционализированная система предоставляет многочисленные упорядоченные способы уклонения от службы.
Статья Павла Лузина для Riddle, вышедшая в октябре 2022 года, стала хорошим критическим исследованием цифр, связанных с первой волной мобилизации. Я согласен с его оценкой мобилизации как провальной. Он намекает на фальшивость официальных цифр, когда говорит о том, как быстро некоторые регионы объявили о выполнении квот и досрочном завершении активной стадии набора (в основном в течение трех недель после первоначального объявления о начале кампании). Аналогичным образом он указывает на типичную ситуацию нехватки живой силы. Многие официальные оценки, основанные на данных разведки, сопровождаются оговорками о том, что такие подразделения как бригады и батальоны могут быть укомплектованы по нижнему минимальному порогу. Чтобы часто цитируемая цифра осенней мобилизации 2022 года в 300 тысяч человек казалась реальной, мы должны поверить, что фактическая численность действующей российской армии может в одночасье увеличиться почти на 50% (согласно украинским источникам, в середине 2022 года на фронте находилось около 135 тысяч российских военнослужащих). В действительности же мы помним многочисленные сообщения о том, что мобилизованных отправляли домой до разворачивания войск. В декабре 2022 года Путин объявил, что в зоне боевых действий находятся 150 тысяч новобранцев, и эта цифра почти наверняка сфальсифицирована. Если читать статью Лузина между строк, то становится очевидным, что переход от призывников к мобилизованным/ «контрактникам» может дать 100 тысяч солдат в год. Мы можем с полным основанием утверждать, что от 50 до 100 тысяч человек могут стать добровольцами в течение года с конца 2022 года по настоящее время. Недавно Лузин обновил свою оценку, показав, что число добровольцев, вероятно, намного меньше 80 тысяч и что двойной учет живой силы широко распространен в качестве административного прикрытия.
Обновляя данные за 2023 год
Попытки уточнить и обновить наше представление о ситуации на 2023 год сталкиваются с еще большей неопределенностью. В сентябре 2023 года Путин объявил, что каждый день тысяча человек изъявляет желание добровольно отправиться на фронт. Это, скорее всего, очень значительное преувеличение, но о чем оно нам говорит? Оно говорит нам о том, что эксперты-комментаторы, независимо от того, осознают они это или нет, и независимо от того, критикуют они эти данные или нет, слишком часто попадают в некоторую зависимость от российских «фантастических» цифр. В качестве примера можно привести критику Лузиным приведенной «Медиазоной» цифры в 500 тысяч мобилизованных. Другие источники информации не многим лучше. Основные цифры, приводимые о ЧВК «Вагнер», взяты в основном с дискредитировавшего себя сайта Gulagu.net. Завышенной цифрой в 50 тысяч завербованных на войну заключенных мы до определенной степени обязаны «Руси сидящей», чьи оценки затем повторили западные разведслужбы. Но обратите внимание, что эти организации никогда не раскрывают, как именно они собирают данные. Скорее всего, они могут собирать данные только из устных источников — то есть со слов заключенных, находящихся внутри российской пенитенциарной системы. При этом люди пытаются использовать всевозможные косвенные показатели, например те, что показывают массовое снижение числа заключенных в целом по России, или количество браков, превышающее норму, или количество дел о доказательстве права на вступление в наследство. Но у таких триангуляций есть свои методологические проблемы, которые их приверженцы обычно не готовы признать.
Люди вновь и вновь поддаются очарованию повторяющихся больших цифр, и не только при описании мобилизации. С кем бы я ни разговаривал — с обычными людьми или экспертами на Западе — они указывают на то, что Россия намного больше Украины по численности населения. Но демография, плачевная неэффективность государства, эмиграция и пассивное сопротивление мобилизации означают, что Россия в любом случае испытывает заметную нехватку живой силы, не говоря уже о заполнении таких специализированный позиций, как танкисты и артиллеристы. В этом смысле разница в численности населения между Россией и Украиной сама по себе не является значимой.
Более того, анализируя ход войны, обычно не уделяют достаточного внимания избирательному сродству, в терминах Макса Вебера, между неформальными институтами и сопротивлением многих людей войне. Уклонение от призыва — давний неформальный институт (включающий откровенно коррупционные практики, но не только их). Существуют открыто рекламируемые платные услуги для представителей среднего класса, позволяющие сыновьям из благополучных семей получать необходимые для уклонения от призыва в армию документы и медицинские справки. Примерно так в своей время поступил отец Дональда Трампа, заручившись через знакомого врача-ортопеда справкой о фальшивом диагнозе о наростах на костях, которая помогла Дональду избежать отправки во Вьетнам. Для полноты картины не хватает только того, чтобы кампания по мобилизация дала толчок развитию своих собственных неформальных институциональных механизмов. Учитывая скудость ресурсов, находящихся в распоряжении военкоматов, нас не удивляют свидетельства о том, что главной мишенью рекрутинга военкоматов были наиболее уязвимые в социальном плане люди, а на тех, кого было труднее найти и поймать, военкоматы просто махнули рукой. В моих собственных исследованиях есть много примеров молодых, здоровых и активных мужчин с жизненно необходимым военным опытом, которые не были мобилизованы, и они даже не боятся, что могут быть мобилизованы. Обещание военкоматов оцифровать данные военных билетов и создать живую базу данных остается несбыточной мечтой.
Некоторые говорят о везении, но многие строят свои прогнозы вероятности быть мобилизованным на вполне обоснованных расчетах и собирают информацию о том, кто является объектом поиска военкоматов, какие неофициальные квоты выполняются и даже насколько потенциально достоверной может быть информация, которой военкоматы располагают на их счет. Бумажный документооборот трудно поддерживать в актуальном состоянии десятилетиями; небольшие фирмы не всегда соблюдают требование своевременно и полно информировать военкоматы о своих сотрудниках. Аналогичным образом, учитывая массовую нехватку рабочей силы именно в тех демографических категориях, к которым принадлежит большая часть подлежащих мобилизации (ручной и квалифицированный труд), существуют свидетельства неформальных соглашений между региональными политиками и местными фирмами, сотрудников которых эти политики защищают от призыва. В ноябре 2023 года издание «Важные истории» опубликовало утечку электронных таблиц, в которых собраны данные из различных министерств и ведомств, предположительно для того, чтобы попытаться ввести квоты [мобилизованных] для каждого региона.
Цели и показатели мобилизации контрпродуктивны и порождают фальшивые цифры
«Командный» подход (сверху вниз) к тем, кто проводит мобилизацию, копирует другие не очень успешные системы учета показателей эффективности работы (вспомним т.н. «палочную систему»), которые правительство разработало за последние два десятилетия. Федеральный центр зависит от информации, собранной с помощью грубых электронных таблиц и других методов, уязвимых для мошенничества и подтасовок. Метод рекрутинга представляет собой извилистую форму управления, состоящую из множества цепочек. Во многих звеньях этих цепочек информация может искажаться или откровенно подделываться. Хотя есть более или менее компетентные менеджеры, способные проверить сомнительные цифры, в итоге люди могут сговориться и создать то, что социолог Марта Ламплэнд называет «ложные цифры как формализующая практика». Речь идет о производстве цифр, которые «достаточно хороши», чтобы угодить начальству, но имеют мало общего с реальностью. Практика записи ложных цифр в качестве «истинных» универсальна для всех сложных обществ, но в России одержимость ручным контролем быстро наталкивается на физические и организационные невозможности, что приводит к всплеску «творческой бухгалтерии» на всех этажах социального и властного устройства. Специалистка по сталинской Венгрии Лампленд подчеркивает, что в авторитарных системах существуют стимулы, подталкивающие людей на местах к подтасовке цифр.
Нельзя забывать и о субъектности обычных людей: ее тоже не замечают, потому что влиятельные голоса настаивают на том, что российское общество поддерживает войну и поэтому якобы существуют социальные санкции за уклонение от мобилизации. Это утверждение безосновательно. Хотя основное внимание аналитиков было направлено на потоки из сотен тысяч мужчин, покинувших Россию, остающиеся в стране мужчины, подлежащие мобилизации по возрасту, не покорились судьбе и не ждут, когда их загребут на улице (в действительности, такая практика более распространена в Украине, чем в России).
Физически переехать куда-то не так сложно: это позволяет избежать получения повестки по почте или вызова в военкомат. Среди целевой группы, подлежащей мобилизации, существует хорошо задокументированное, но малоизвестное явление массовой сезонной миграции. Это означает, что многие обычные люди хорошо осведомлены о потенциальных местах жительства вдали от родного региона. Кроме того, существует длинный список профессий, обладатели которых не подлежат мобилизации. Есть также свидетельства сговора между чиновниками низшего звена и местными жителями, которых чиновники заранее предупреждают о потенциальных рейдах военкоматов и предстоящих целях мобилизационной кампании. В моей довольно обширной группе информантов и в более широком кругу, который они составляют, никто не был мобилизован, несмотря на то что большинство мужчин имели за плечами опыт военной службы. Никто из них не вызвался добровольцем и не подписал контракт. Вполне возможно, это происходит потому, что у них есть значимый социальный капитал, каким бы скудным он ни казался внешнему миру. Если не романтизировать это как «низовое сопротивление», что было бы не совсем верно, то в любом случае видно, что бунтарский социальный потенциал все чаще приходит снизу, а не сверху. Носителями этого потенциала являются и многие группы, прямо или косвенно помогающие российским солдатам вести войну в Украине. Этот потенциал не контролируется целями государства в этой войне (или отсутствием таковых). Именно поэтому все более полезным становится изучение повстанческого гражданства («insurgent citizenship») из других частей мира. В нашей недавней работе о российском активизме мы с соавторами приходим к этому выводу, говоря о российском обществе в более широком смысле.
Российское государство показывает, насколько оно слабо, полагаясь на люмпенов-наемников, но было бы неверно считать их эдакими ландскнехтами, несмотря на то, что в освещении медиа их жестокость ошибочно прочитывается как эффективность. Как сообщали «Важные истории» в ноябре, в специальной табличке из 22 категорий, подлежащих мобилизации в первую очередь, которую аппарат полпреда президента в ЦФО спустил региональным властям, указаны наиболее социально уязвимые категории граждан: люди с судимостью и подобные им, должники и банкроты, безработные, те, кто только недавно получил гражданство, мигранты. Все эти группы людей уязвимы для давления и шантажа: существуют свидетельства полицейских рейдов на группы мигрантов, проводимые именно с этой целью. Подобная тактика скорее свидетельствует об отчаянии властей и вряд ли она будет эффективной. Во-первых, люмпены как группа — ресурс небезграничный, и вряд ли они годятся для превращения в солдат. Навязанная сверху система географических квот контрпродуктивна, поскольку конкретные населенные пункты вынуждены конкурировать друг с другом, а то и бороться за тех своих жителей, что чрезвычайно мобильны (живут в одном месте, работают в другом, зарегистрированы по месту жительства в третьем). В материале «Важных историй» подчеркивается сила принуждения, которой располагают различные ведомства, чтобы заставить людей подписать военный контракт, но текст уделяет не слишком много внимания тому, как дисфункция и пересекающаяся юрисдикция могут создавать мощные стимулы даже среди лояльных функционеров для конвейерного производства «липы» и обмана своих начальников. Столкнувшись с невыполнимыми задачами, многоуровневая бюрократия потворствует «исправлению» ситуации до такой степени, что бумага и реальность начинают кардинально расходиться.
Мы не знаем, будет ли на поле боя в 2024 году патовая ситуация или произойдут более драматические изменения на фронте, как мы видели в мае и ноябре 2022 года. Пока неясно, попытаются ли российские власти развернуть более масштабную мобилизационную кампанию после президентских выборов в марте 2024 года. В этом случае они столкнутся с теми же самыми проблемами, которые я уже описал здесь, среди которых полное отсутствие потенциала и ресурсов у военкоматов, неформальные институционализированные способы избежать или подорвать волю центра к рекрутированию. Также стоит упомянуть массовую нехватку рабочей силы, которая настраивает промышленность враждебно по отношению к целям мобилизации; контрпродуктивную административную систему принудительного командования; активные и пассивные действия подавляющего большинства населения, направленные на то, чтобы избежать призыва
Неудачная первая мобилизация создала атмосферу ожесточения, страха и враждебности по отношению к действиям государства в связи с войной. Было бы ошибкой говорить, что мобилизация 2022 года нарушила общественный договор между государством и народом, потому что никакого договора не было. Если война продолжится, российское общество станет «повстанческим», но не в прямом, а в переносном смысле: люди станут активнее сопротивляться вербовке в мясорубку. Никакие денежные предложения, никакие циркуляры и формы, спускаемые сверху автократией, тут не будут эффективны.
