Когда речь идет о российском военно-морском флоте, главное внимание чаще всего приковано к атомным подводным лодкам. Обычные силы флота зачастую обсуждаются лишь в контексте амбициозных, но весьма туманных проектов вроде универсальных десантных кораблей (вертолетоносцев) или авианосцев, рискующих повторить судьбу мертворожденного проекта атомных эсминцев. Надводные силы российского ВМФ продолжают оставаться в плену «двигательной ловушки», поэтому все последние годы Москва пытается укрепить свой обычный морской потенциал и сделать его более гибким за счет дизель-электрических подводных лодок.
В этом подходе прослеживается логика участия в многополярном балансе сил, которая, что интересно, отличается от доминирующей пока логики конфронтации с Западом. Речь здесь не идет о вызове сложившемуся порядку, его переделывании или сломе любой ценой, а скорее об адаптации к окружающей международной реальности, исходя из имеющихся материальных возможностей. Даже крупнейшие за последние годы учения обычных сил Тихоокеанского флота, проведенные вблизи Гавайских островов в июне 2021 года, указывают на это, несмотря на свой демонстративно антиамериканский характер. Таким образом, мы имеем дело с объективным процессом, который, вероятно, будет сохранять свою актуальность для внешней политики России вне зависимости от развития внутриполитической ситуации.
Сложности перехода на новые технологии
До начала 2010-х гг. почти все российские дизель-электрические подлодки (проекты 641Б Сом 1970-х гг. и более маневренные и компактные 877 Палтус 1980-х гг.) были наследством СССР, кроме двух, построенных в 1992—1993 гг. из имевшихся запасов материалов и комплектующих. Главным предназначением этих подлодок, вооруженных торпедами и минами, была охрана акваторий вокруг военно-морских баз. Постепенно их списывают: если поначалу у России было более 40 таких субмарин, то в 2021 году службу продолжают только 13 из них. Лодки проекта 641Б Сом прекратили службу в 1990-е гг., а лодки проекта 877 Палтус списываются с 2000-х гг. по мере выработки ресурса.
Российский неатомный подводный флот естественным образом приходил в относительное соответствие объективным российским возможностям и потребностям. При этом Россия вслед за СССР продолжала строить подводные лодки проекта 877 на экспорт и с этими целями создала даже их модернизированную версию, способную нести крылатые ракеты (проект 636 Варшавянка). Расширение возможностей для проекции силы у этих субмарин сделало их привлекательными для Китая, Вьетнама и Алжира. И меньше, чем за три десятилетия, Россия продала на внешнем рынке свыше двух десятков таких субмарин, параллельно сократив число заводов по их производству с трех до одного.
Во второй половине 1990-х гг. началась разработка нового поколения неатомных подводных лодок (проект 677 Лада), однако из-за экономических и технологических проблем она шла очень медленно, к тому же приоритетом все эти десятилетия оставалась модернизация атомного подводного флота. Тем не менее, развитие дизель-электрических подлодок осуществлялось в определенном направлении: помимо крылатых ракет речь шла об оснащении нового поколения анаэробными двигательными установками, которые позволили бы гораздо дольше находиться под водой. Изначальным ориентиром, судя по всему, послужили создававшиеся тогда немецкие подводные лодки проекта 212. А уже с 2000-х гг. продвинутые дизель-электрические подлодки начали разрабатывать и строить Япония, Южная Корея, Испания и другие. По сути, Россия едва ли не впервые после Второй мировой войны попыталась включиться в международную гонку в той сфере обычных вооружений, где не было речи о соперничестве с США или другими ядерными державами.
Однако проект 677 Лада оказался для российской промышленности очень сложным. К моменту передачи флоту первой субмарины в 2010 году анаэробная двигательная установка так и не появилась. И эта первая субмарина до сих пор официально находится в опытной эксплуатации на Северном флоте. Поэтому Россия начала обновление своего неядерного флота за счет подлодок Варшавянка: в 2010—2016 гг. была построена серия из шести субмарин для Черноморского флота, а с 2017 года строится серия из шести субмарин для Тихоокеанского флота. Но и от подлодок Лада Россия не отказывается: следующие две субмарины этого проекта флот планирует получить в 2022 году (вместо 2009−2010 гг. по изначальному плану), и они также будут без анаэробных установок. Следующие две субмарины запланированы ближе к концу 2020-х гг., хотя перспективы их строительства пока окончательно не ясны.
Таким образом, оказавшись неспособной совершить технологический прорыв, Россия выбрала догоняющую модернизацию. Ценой отказа от продвинутых двигательных систем это позволило получать определенное количество субмарин в предсказуемые сроки лишь при улучшении их системы управления и вооружения. При этом если для охраны акваторий подлодки с анаэробными установками не очень нужны, то отсутствие таких установок накладывает ограничения на использование дизель-электрических субмарин как инструмента проекции силы.
Стратегия присутствия и проекции силы
Именно увеличение возможностей для проекции силы является одной из главных и долгосрочных целей модернизации неядерных подводных сил и всего ВМФ. Так, основы политики России в области военно-морской деятельности (например, редакции 2000 и 2017 гг.), морская доктрина (например, редакции 2001 и 2015 гг.), а также стратегия развития морской деятельности России до 2030 года (2019) на протяжении десятилетий предусматривают постоянное или временное присутствие российского флота в ключевых регионах и его участие в поддержании мира там. То есть речь здесь идет об ограниченной проекции силы и способности действовать в составе коалиции. И для этого нужны корабли, которые способны самостоятельно наносить удары по морским и наземным целям, а также поддерживать и защищать десантные силы, и которые — в отличие от атомных подлодок и атомных крейсеров — не будут иметь технических и политических ограничений на заход в зарубежные порты и российские пункты материально-технического обеспечения за рубежом. Строить боевые надводные корабли мощнее фрегатов Россия в настоящее время не может, да и количество этих фрегатов невелико. Это ограничивает масштаб ракетного удара, который она может нанести по противнику вдали от своих границ. Дизель-электрические подводные лодки призваны частично компенсировать эту объективную слабость.
Наиболее яркой иллюстрацией этой стратегии являлся тот факт, что заказ на первую серию Варшавянок совпал по времени с заказом во Франции вертолетоносцев Мистраль. Эти корабли предназначались как раз для Тихоокеанского и Черноморского флотов. Тогда же началось строительство серии фрегатов проекта 11356 и была предпринята попытка наладить серийное производство фрегатов проекта 22350 — все ради реализации долгосрочной морской политики. Даже аннексия Крыма и начавшаяся в 2014 году конфронтация с Западом со всеми санкциями и свертыванием военно-технического сотрудничества не изменили российский подход.
Приоритетом стало наращивание возможностей по нанесению ударов обычными вооружениями вдали от своих берегов. В этом контексте роль, которую сегодня Москва отводит дизель-электрическим субмаринам, стала еще более очевидной. Эта роль была продемонстрирована уже с первых недель сирийской кампании, а также в ряде учений, включая учения, прошедшие во второй половине июня 2021 года в Средиземном море. По сути, новые российские неатомные подводные лодки стали дополнением к фрегатам и корветам с крылатыми ракетами.
Казалось бы, скромность обычных морских сил, которыми Россия располагает сейчас и будет располагать в 2020—2030-е гг., не позволяет ей чувствовать себя уверенно на море вдали от своих берегов. Особенно это бросается в глаза в Тихом и Индийском океанах, где, кроме США, Китая и Индии, модернизацию своих флотов активно проводят и другие региональные игроки. Однако именно эта скромность делает для многих из этих игроков приемлемым взаимодействие с Россией в морских делах. Вместе с созданием компактной инфраструктуры для обслуживания своих небольших сил в этих регионах вроде пункта материально-технического обеспечения в Судане, Москва приобретает искомый статус игрока, позицию которого всем остальным так или иначе придется учитывать. И делает это без серьезного перенапряжения сил.
Кроме того, если пара фрегатов вместе со вспомогательными судами сама по себе может быть проигнорирована в случае какого-то регионального кризиса, то даже небольшое число дизель-электрических подводных лодок в силу своей меньшей заметности и предсказуемости представляют собой уже более весомый политический рычаг. Особенно если он реализуется в контексте многосторонней дипломатии. К слову, это также позволяет приблизиться и к еще одной цели — наделению группировок морских сил общего назначения потенциалом стратегического неядерного сдерживания.
Таким образом, сегодня закладывается материальная возможность для переосмысления всей российской внешнеполитической линии. Парадигма противостояния с США и их союзниками, экономически непосильная для России, даже если принять за чистую монету бесконечные реверансы российской элиты в сторону Китая, начинает соседствовать с более сложным, но экономически и политически оправданным подходом. Речь идет о встраивании России в региональные и кросс-региональные балансы сил без необходимости брать на себя избыточную ответственность, но с возможностью играть на противоречиях основных военных держав и выстраивать взаимодействие с периферийными игроками.
