К моменту написания этой статьи (4 июня) поступило уже большинство официальных статистических данных о динамике российской экономики в апреле, когда эпидемиологический кризис проявился в полную силу, а цены на российскую нефть упали до минимумов с конца 1990-х гг. Также есть целый набор оперативных индикаторов, которые позволяют приблизительно оценить и майскую динамику (потребление электроэнергии, грузооборот РЖД, данные Банка России о динамике платежей, поступающих в отрасли,
Сюрпризом стало то, что, на первый взгляд, кризис в экономике России оказался не таким глубоким, как ожидалось. Наиболее интегральный показатель — реальный ВВП, по оценке Минэкономразвития, в апреле упал «всего лишь» на 12% после роста на 0,8% в марте. Владимир Путин формально объявил режим нерабочих дней по всей стране на весь апрель и начало мая, но полностью или частично закрылись отрасли, на которые приходится около 56% валовой добавленной стоимости в экономике, а 44% производств продолжили работать (это добыча полезных ископаемых, нефтепереработка, металлургия, электроэнергетика, пищевая промышленность, фармацевтика и ряд других отраслей — большинство из них поэтому и не ощутили особого спада). Экономисты прогнозировали, что падение реального ВВП в апреле будет ближе к 20%.
Другие индикаторы в апреле-мае показали смешанную динамику, но провала по всем фронтам, если верить официальным данным, не произошло. Индекс промышленного производства, по данным Росстата, сократился на вполне умеренные 6,6% в годовом выражении — меньше прогнозов, достигавших минус 10%. Погрузка грузов железнодорожной монополии РЖД в апреле снизилась на 5,9% к тому же периоду годовой давности, а в мае уже чуть меньше — на 5,4%. Уровень безработицы в апреле вырос ощутимо — до 5,8% с 4,7% в предыдущем месяце, но это все еще низкий показатель, особенно в сравнении с пессимистичными ожиданиями части экономистов. Годовая инфляция, вопреки первоначальным опасениям скачка цен из-за ослабления курса рубля, составляет 3% по итогам мая (ниже целевого ориентира Банка России в 4%), открывая возможность для снижения ключевой процентной ставки до рекордно низкого уровня на следующем заседании ЦБ. Сам рубль тем временем почти вернулся к значениям начала марта, предшествовавшим обвалу цен на нефть, а баррель Urals подорожал за месяц почти до $ 40 — относительно комфортного уровня для российского бюджета.
Однако ряд индикаторов, прежде всего связанных с потребительским спросом, показали двузначное падение. Оборот розничной торговли рухнул в апреле на 23,4% к апрелю прошлого года — гораздо хуже рыночного консенсуса (-18%) — и на 27% к предыдущему месяцу. В том числе продажи непродовольственных товаров обрушились на 36,7% год к году. Во многом столь глубокое падение розницы объясняется временным закрытием магазинов и режимом самоизоляции граждан: так, специализирующиеся на непродовольственных товарах магазины (в том числе торговые центры) приостановили работу еще в конце марта. Это не было компенсировано интернет-покупками, поскольку в России доля этого сегмента в совокупном розничном товарообороте не превышает 5% (по сравнению с 12% в США и 37% в Китае).
Но розничные продажи продуктов питания тоже достаточно сильно просели — на 9,3% в апреле год к году. По всей видимости, это значит, что менее обеспеченные россияне начали экономить на еде из-за возобновившегося снижения доходов. После слабого роста примерно на 1% в 2018—2019 гг. реальные располагаемые доходы граждан вновь снизились (на 0,2%) еще в первом квартале 2020 года, когда кризис только начинался. Стагнация доходов населения с 2014 года — пожалуй, самая чувствительная тема для Кремля и правительства. Переломить этот тренд никак не удается: к началу 2020 года реальные доходы были на 7% ниже уровня досанкционного 2013 года. Даже если воспользоваться официальным, достаточно оптимистичным прогнозом Минэкономразвития — падение реальных доходов на 3,8% в 2020 году, по итогам года они окажутся уже на 11% ниже уровня 2013 года. Но прогнозы независимых экономистов и вовсе безрадостные: например, в ВШЭ ожидают падения реальных доходов россиян на 8−12% в 2020 году в зависимости от сценария, и в этом случае отставание от показателей 2013 года достигнет совсем уж критических 15−18%.
Первый кризис одновременного роста безработицы и падения доходов
В снижении доходов россиян ничего удивительного нет, вопрос заключается только в том, в какой мере компании будут резать издержки через сокращение штатов, а в какой через сокращение зарплат. Исторически предыдущие рецессии в России в силу особенностей местного рынка труда практически не сопровождались ростом безработицы (во многом из-за ее искусственного сдерживания), а подстройка к экономическим условиям осуществлялась в основном через снижение зарплат. Если бы кризис был достаточно кратковременным, компаниям имело бы смысл сохранять занятость ценой экономии на зарплатах. Но кризис, скорее всего, будет долгим, эпидемиологические ограничения не будут полностью сняты по крайней мере до 2021 года (а ведь есть еще риск повторных волн заболеваемости), и на этот раз роста безработицы не избежать. «Наступающий кризис может быть первым, когда начнется по-настоящему масштабное высвобождение работников», — написали 31 мая экономисты влиятельного Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП).
Апрельский показатель официальной безработицы по методологии Международной организации труда — 5,8% рабочей силы (рост на 0,8 млн человек, или 23%, по сравнению с мартом) — наверняка продолжит расти. ЦМАКП ожидает, что уровень безработицы подскочит до 8−8,3% к 2021 году. Кроме того, с марта почти 3 млн россиян (4,1% от всей рабочей силы) были переведены в режим частичной безработицы — в простой, на неполный рабочий день или в неоплачиваемые отпуска. Большинство этих работников потеряли в зарплате. И это только официальные данные, а в реальности картина на рынке труда, скорее всего, хуже. В частности потому, что в России большой неформальный рынок труда — более 20% от общей численности занятых, или 14,5 млн человек на конец первого квартала. Увольнять людей и сокращать зарплаты там гораздо проще.
Официальных данных за апрель о масштабе снижения реальной заработной платы до сих пор нет, но в конце апреля 32% респондентов «Левада-центра» сообщили об уменьшении зарплаты у них или у членов их семьи, а в конце мая опрос ВШЭ показал, что у 45% респондентов доход либо полностью утрачен, либо значительно сократился (из-за потери работы, отпусков за свой счет, перехода на удаленную работу). Дополнительное давление на доходы россиян оказывает начавшееся сокращение розничного кредитования: только в апреле, по оценкам ВШЭ, сокращение потребительского кредита привело к изъятию около 400 млрд рублей из денежных ресурсов населения.
Восстановление будет неравномерным
Кремль и правительство, конечно, опасаются ухудшения материального положения избирателей и роста безработицы. Возможно, этим и объясняется решение провести голосование по поправкам в Конституцию 1 июля, по сути в разгар кризиса. Во втором квартале ожидается низшая точка экономического спада: ВВП, по прогнозу Минэкономразвития, упадет не менее чем на 9,5% относительно того же периода годовой давности. Люди могут в скором времени устать от экономических неурядиц и рейтинги власти могут упасть. Доверие граждан к президенту Путину уже снизилось с 34% до 27% (по данным ВЦИОМ, по методологии открытого вопроса «Какому политику вы доверяете?»).
Антикризисный план властей, принятый в начале июня, предусматривает выделение до конца 2021 года порядка 0,8 трлн рублей (0,7% ВВП) на поддержку населения (социальные пособия, помощь безработным) и 1,4 трлн рублей (1,3% ВВП) на поддержку малого и среднего бизнеса, включая кредиты на выплату зарплаты работникам и субсидии на сохранение занятости. Но бизнес жаловался, что господдержка не доходит до тех, кому она действительно нужна. Кроме того, малым компаниям, резко лишившимся выручки (да еще и закредитованным), зачастую выгоднее закрыться, чем полностью выплатить зарплату работникам, а потом только рассчитывать на частичное возмещение этих расходов со стороны государства (программа субсидий малому бизнесу в пострадавших отраслях в размере 12 тыс. рублей на одного сотрудника, или примерно четверти от средней зарплаты в России).
Несмотря на начавшееся постепенное открытие экономики и оживление экономической активности в мае, апрель вряд ли стал нижней точкой этого кризиса. Часть индикаторов, связанных прежде всего со стороной предложения, очевидно, оттолкнется от дна, но другие — уровень безработицы, реальные зарплаты и доходы — скорее всего продолжат негативную динамику. Промышленное производство могло ускорить падение в мае до 9−10%, на что косвенно указывает более глубокий спад энергопотребления по сравнению с апрелем (потребление электричества в России можно отслеживать ежедневно по данным Системного оператора Единой энергетической системы). В составе российской промышленности 31% приходится на добычу нефти и газа. Если в апреле добыча нефти, по данным Росстата, выросла на 0,6% в годовом измерении, то в мае она рухнула на 15,5%, поскольку Россия сократила производство в соответствии с международной сделкой ОПЕК+.
Статистика не дает полноценной картины
Есть еще одна глобальная проблема, которая обострилась во время кризиса, — качество и надежность российской экономической статистики. Очевидно, что в такой период значение своевременной, полной и достоверной статистики резко возрастает. К сожалению, многие показатели и то, как они публикуются, вызывают все больше вопросов. Приходится признать, что мы до конца не понимаем, в каком состоянии находится российская экономика.
Приведу несколько примеров. Апрельская оценка падения реального ВВП (-12% г/г) от Минэкономразвития удивила существенным расхождением с номинальным обвалом ВВП на 27%. Причина — в коэффициенте-дефляторе ВВП, отражающем изменение цен в экономике. Впервые с 2009 года он оказался отрицательным и очень значительно — минус 17%. Произошло это в первую очередь из-за обвала экспортных цен на российскую нефть в апреле. Однако Минэкономразвития ничего не объяснило, и расчеты дефлятора остаются черным ящиком. Апрельскую динамику ВВП нельзя принимать как точную еще и потому, что министерство оценивает ее по динамике базовых отраслей (добыча полезных ископаемых, обрабатывающие производства, строительство, торговля, транспорт), а на них приходится только 60% валовой добавленной стоимости.
У Минэкономразвития есть административный доступ к оперативным данным таможни и налоговой службы об экспорте/импорте и обороте предприятий торговли, с помощью которых министерство ежедневно пересчитывает собственный индекс экономической активности. В середине мая индекс показывал снижение активности в размере 21% относительно докризисного уровня (против минус 33% в апреле), рассказывал министр экономики Максим Решетников. Этот индикатор был бы крайне полезен для оценки восстановления экономики, однако ведомство решило его не публиковать — считать только для себя и правительства.
Подконтрольный Министерству экономики Росстат после начала коронакризиса перенес публикацию статистических показателей на поздний вечер, тогда как обычно они выходили в 16:00 по московскому времени, сообщило Reuters 2 июня. «Росстату запрещают публиковать данные или требуют, чтобы они как минимум перенесли время», — рассказал источник агентства, указав, что это делается для того, чтобы привлекать меньше внимания к негативной статистике. Я тоже слышал такую версию от журналистских источников, и она не вызывает у меня сомнений. Несмотря на формальную независимость Росстата от правительства, неофициальная директива поступила от его «пиар-подразделения», утверждает Reuters. Если это правда, это существенно подрывает доверие к официальной статистике. Ведь если правительственные чиновники могут приказать Росстату публиковать статистику за пределами рабочего дня, почему бы им не попытаться повлиять на сами цифры? А если так, не дойдем ли мы до существования параллельных данных, как по легенде было в советские времена: одна статистика для общественности, другая — для внутреннего анализа Политбюро?
На самом деле не так важно, на сколько точно упал ВВП в апреле или мае — на 10, 15 или 20%. Если бы восстановление было V-образным, то потери были бы отыграны достаточно быстро, но в России будет не так. Правительство поставило очень осторожную цель вывести экономику на рост от 2,5% в следующем году после падения на 5% в текущем — это значит, что возврат на докризисный уровень 2019 года ожидается не ранее 2022 года. Важнее другое: какой долгосрочный и труднопоправимый урон нанесет кризис экономике. Власти и сами признают, что среди основных рисков — дальнейший рост безработицы и неполной занятости, снижение доходов населения и платежеспособного спроса, увеличение «плохих» долгов (что затронет банковский сектор) и разворачивание цепочки неплатежей в экономике. Такие риски делают будущее российской экономики в ближайшие пару лет непредсказуемым.
