Внешняя политика
Конфликты
Постсоветское пространство
Россия - Мир

Реакция России на захват Афганистана талибами

Иван Клышч о том, почему на этот раз Россия гораздо менее обеспокоена воцарением «Талибана» в Афганистане

Read in english
Фото: Scanpix

15 августа «Талибан» вошел в Кабул, а президент Ашраф Гани подал в отставку. На момент написания статьи между правительством и «Талибаном» шли напряженные переговоры. Что будет дальше — неизвестно. Захват власти «Талибаном» обернется значительными переменами для внешних акторов. Продолжающаяся эвакуация «Зеленой зоны» и находящихся в ней дипломатических миссий иллюстрирует то, что большинство внешних игроков до сих пор не доверяют намерениям «Талибана». При этом российское посольство на момент публикации до сих пор не объявило о планах эвакуации. Дипломатическая миссия РФ почему-то гораздо более спокойно относится к захвату власти «Талибаном», чем посольства западных стран. Это отношение контрастирует с тем, как Россия стремилась кооперироваться с США в борьбе против ИГИЛ. Значительно отличается оно и от отношения к «Талибану» в 1990-х гг. Что изменилось?

Существуют параллели между действиями России в Афганистане в 1996 году (когда «Талибан» впервые занял Кабул) и в 2021 году. В 1990-е гг. Москва активно заверяла своих центральноазиатских партнеров, что Россия окажет им помощь в случае атаки «Талибана». Теперь Москва с начала августа проводит учения с центральноазиатскими союзниками, которые должны продлиться месяц. Эти учения проходят по сценарию, который напоминает вторжение «Талибана». В 1990-е гг. Россия поддержала Северный альянс, находившийся в оппозиции к «Талибану». В 2021 году Россия — активный участник «расширенной тройки» (Китай, США и Пакистан), которая стремится найти дипломатическое решение конфликта.

Однако между 1996 годом и 2021-м существуют поразительные отличия. В первом случае Россия с 1995 года оказывала поддержку противостоящей «Талибану» коалиции. Сегодня она действует совсем иначе и даже не предлагает кабульскому правительству оружие или другую помощь в борьбе с талибами. Более того, 15 августа российские власти объявили, что не будут препятствовать захвату власти «Талибаном». По оценке Москвы, судьба Кабула была предрешена. Кроме того, переговоры «расширенной тройки» направлены именно на то, чтобы разрешить конфликт посредством переговоров с «Талибаном». О международной анти-талибановской коалиции речи не идет. Показательно, что на момент написания статьи Индия и Иран не входили в «тройку», хотя в 1990-е гг. выступали партнерами в борьбе с «Талибаном».

Изменения и преемственность

Российский взгляд на афганскую проблему в целом не изменился. Москва по-прежнему рассматривает гражданскую войну в стране как источник нестабильности в регионе. Однако изменился ее взгляд на Центральную Азию. Российские власти уверены в относительной стабильности постсоветских центральноазиатских республик и в своей гегемонии над ними. В отличие от 1990-х гг., в Москве сейчас не видят в этих странах раздробленности и масштабных кровопролитных конфликтов. Гражданская война в Таджикистане закончилась в 1997 году, оставив после себя вполне контролируемый, хотя и по-прежнему кровопролитный конфликт. Другие источники беспокойства также оказались контролируемыми (например, ситуация в Ферганской долине).

В России давно рассматривали государства Центральной Азии как «искусственные» и не имеющие сильной идентичности, а потому склонные к возникновению новых конфликтов. В 1990-е гг. это стало очевидным, когда Россия потребовала признать ее ведущей миротворческой силой в регионе. Этот подход, вероятно, стал меняться в 2010-е гг. по мере того, как государства региона доказали (в глазах Кремля), что обладают куда большей устойчивостью, чем многие предполагали. В 2014 году Путин вызвал бурю возмущения, заявив перед российской аудиторией, что тогдашний президент Нурсултан Назарбаев «создал» казахскую государственность, которой ранее не было. Это заявление восприняли как угрозу Казахстану: оно подразумевало делегитимизацию суверенитета страны и отрицание продолжительной истории независимости казахов.

На российскую политику влияет и ситуация в самой России. В 1990-е гг. Кремль видел серьезную угрозу сепаратизма в Чечне и в других регионах. На тот момент «Талибан» признавал независимость Чечни, что для Кремля было признаком связи «Талибана» с сепаратизмом внутри России. Нынешняя Чечня совсем другая. Она была встроена в федеральную систему, а конфликт в регионе с тех пор стал куда менее ожесточенным. Главной внешней угрозой стало «Исламское государство», а «Талибан» (его соперник) отошел на второй план.

Россия и «Талибан»: от опасений к признанию

Со временем отношение России к «Талибану» изменилось — на место страха пришло некоторое доверие. Об этом свидетельствует решение Кремля оставить своих дипломатов на территории страны, причем «Талибан» заверил Москву, что не будет нападать на российскую миссию в Кабуле.

Что касается самого «Талибана», то некоторые аспекты его существования изменились, а другие остались прежними. Важнее всего то, что эта группировка продолжает ревностно придерживаться своей деспотической формы правления, в частности авторитарного контроля над женщинами. Другие аспекты претерпели значительные изменения. Благодаря своим усилиям по налаживанию внешних контактов, «Талибан» приобрел больше связей.

Во-первых, «Талибан» создал нечто вроде дипломатического корпуса, который имеет достаточно полномочий и доверия, чтобы представлять группировку. Внешнеполитическое крыло «Талибана» принимали в Пекине, Исламабаде, Тегеране и многих других столицах. С момента открытия представительства в столице Катара Дохе в 2013 году «Талибан» активно участвовал в двусторонних и многосторонних переговорах с такими странами, как Китай, Россия и США. Хотя офису «Талибана» в Катаре далеко до полноценной дипломатической миссии, он стал проводником для диалога «Талибана» с внешними акторами, в ходе которого талибы предоставили многим странам информацию о своих намерениях. Например, заключив с США в 2020 году соглашение о выводе американских войск, «Талибан» объявил, что разорвет все оставшиеся связи с «Аль-Каидой». Спикеры «Талибана» также стали более взвешенными в своих требованиях: руководство группировки больше не выдвигает беспочвенных претензий на Самарканд.

Внешние акторы, заинтересованные в происходящем в Афганистане, разрушили табу на прямые переговоры с группировкой. В случае с Россией негласный запрет был снят примерно в 2015 году, когда угроза ИГ/»Даиш" в Центральной Азии стала более острой. Особо чувствительным для России является север Афганистана. «Талибан» заверил Москву, что будет бороться с ИГ в этом регионе. В ответ Россия оказала «Талибану» поддержку в этой миссии, в том числе передавая разведданные. Впоследствии отношения развивались по такой же схеме. 3 августа посланник Кремля в Афганистане Замир Кабулов заявил, что присутствие «Талибана» на севере Афганистана приветствуется, так как оно поможет изгнать оттуда ИГ и другие соперничающие группировки.

Конец легитимизма?

Очевидно, что Россия более не видит в «Талибане» такую же угрозу, что и прежде. Однако этому доверию есть предел. На момент написания статьи решение 2003 года о внесении «Талибана» в список террористических организаций все еще остается в силе. 13 августа министр иностранных дел России Сергей Лавров говорил об опасности того, что конфликт перекинется из Афганистана в Центральную Азию. Почему же это не заставило Россию поддержать правительство в Кабуле?

В конце концов, известно, что после 2012 года Россия во внешней политике предпочитает поддерживать установившиеся правительства против народных восстаний. После событий в Ливии, которые Москва сочла провалом (тогда Россия не стала препятствовать операции НАТО против Каддафи), Путин с новой силой стал проводить легитимистскую внешнюю политику. Наиболее (печально) известный пример — Сирия, где Россия начала военную интервенцию, обосновав это тем, что диктаторский режим Асада является признанным ООН правительством Сирии. Почему же этот принцип не применяется к кабульскому правительству? Ведь речь идет о признанном ООН правительстве Афганистана, которое много лет является партнером России.

Наиболее очевидный ответ состоит в том, что Кабул в основном ориентирован на Запад и поэтому не может быть долгосрочным партнером Москвы. С другой стороны, приход к власти «Талибана» помогает представить операцию США и НАТО в этой стране как провальную. Во время захвата власти «Талибаном» российские дипломаты неоднократно возлагали вину за события в Афганистане на США и НАТО. 16 июля Лавров назвал миссию США провалом.

Ответ с точки зрения более долгосрочных тенденций имеет отношение к взгляду Москвы на западные либеральные формы управления и разрешения международных конфликтов. Российские высказывания против операции США и НАТО в Афганистане не являются чем-то новым. Они отражают давние разногласия Москвы с Западом по проблеме разрешения конфликтов. Россия избрала государствоцентричный, принудительный подход к управлению и разрешению конфликтов, который расходится с западным либеральным подходом. Россия поставила свой подход к разрешению конфликтов в позицию конкуренции с западным в таких странах, как Центральноафриканская Республика и Ливия. В этом контексте риторика о «провале» вывода сил США из Афганистана имеет для Москвы стратегическое значение: она является аргументом в пользу российского подхода к разрешению конфликтов

Что дальше?

Еще недавно полное взятие власти «Талибаном» в Афганистане казалось немыслимым. Теперь, когда «Талибан» готов не просто участвовать в переходном правительстве, но и возглавить его, все внешние акторы выжидают, чтобы понять, что «Талибан» сделает с обретенной им властью. Существуют некоторые намеки на то, что нас ожидает: довольно поразительным поворотом стало то, что мировое сообщество начинает принимать «Талибан» в международные отношения, в особенности в вопросах сотрудничества против таких более «международно ориентированных» группировок, как «Аль-Каида». Приняв приход «Талибана» к власти, Россия стала активным участником этого процесса.

Остаются опасения в том, что воцарение «Талибана» не приведет к эффективному управлению и спровоцирует новый виток гражданской войны. Внешние акторы остаются в выжидательной позиции, и никто не хочет включаться в борьбу с «Талибаном». Для России приход к власти талибов не меняет основы ее политики по Афганистану: не давать нестабильности афганской гражданской войны перекинуться на Центральную Азию. Если же «Талибан» действительно воздержится от угроз в адрес северных соседей, то Россия вряд ли будет возражать против долгосрочного правления «Талибана» в Афганистане.

Самое читаемое
  • Загадка нефтяного рынка
  • Во все тяжкие: что движет «Грузинской мечтой»
  • Границы дружбы
  • Сирия без Асада и инерционная помощь России
  • Транзит нельзя остановить
  • У путинизма не женское лицо

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Ледяные отношения: Россия и Евросоюз в Арктике

Нурлан Алиев об истории отношений РФ и ЕС в Арктике и прогнозе их развития на 2025 год

Обзор Россия-Африка 2024: возможности, драйверы и пределы экспансии Москвы

Иван Клышч об итогах года в отношениях России и Африки

Транзит нельзя остановить

Татьяна Ланьшина и Алексей Уваров о том, как во время войны продолжается транзит газа, и что ждет на этом фоне энергетический рынок Европы

Поиск