На протяжении последнего месяца практически каждый россиянин наверняка задавал себе вопрос о том, что происходит с рублем, как сильно он еще способен обесцениться и каковы главные факторы, толкающие его «по наклонной траектории». Все чаще можно было встретить мнения, что снижение национальной валюты искусственно, и «если бы Запад не ополчился на Россию», справедливый курс соответствовал бы тому, который исчисляется сегодня по паритету покупательной способности — 26,9 руб./долл.
Следует заметить, что большинство экспертов сегодня говорят почти исключительно о внешних факторах ослабления рубля. На первом месте называются западные санкции против России и российских компаний. В пользу данного утверждения работает синхронность имплементации подобных ограничений и падения курса (так было в апреле этого года, а затем и в конце августа). Вторым по значимости обстоятельством все чаще фигурирует нестабильная ситуация на развивающихся рынках, в первую очередь в Турции и Аргентине: аналитики проводят прямые параллели между событиями 1997−2001 гг. и нынешней динамикой, что вызывает пугающие ассоциации. Наконец, никто окончательно не забывает и о пресловутом падении цен на нефть: хотя она сегодня котируется почти вдвое выше тех 40 долл./бар, исходя из которых был сверстан российский бюджет в 2017 году, до максимумов 2008 года котировкам «черного золота» еще далеко.
При этом риторика российских политиков и официальных лиц, в которой учитываются все эти обстоятельства, ориентирована на подчеркивание «внутренней стабильности» финансовой ситуации в стране. Упор делается на рекордно низкой инфляции (2,5% по итогам 2017 г.), низком государственном внешнем долге (менее $ 37 млрд, или всего 2,4% ВВП, исчисляемого по текущему валютному курсу), профиците бюджета и масштабных дополнительных доходах (по итогам 2018 г. первый может составить до 1 трлн рублей, вторые — 2,7 трлн), повышающихся золотовалютных резервах Банка России (с начала года они выросли на $ 28 млрд долл.), возобновившемся экономическом росте (его ожидают в этом году на уровне 1,8%) и практически полной занятости.
Таким образом создается впечатление об идеальной картине борьбы внешних и внутренних сил. Однако остается неясным, почему, если в российской экономике ситуация выглядит столь благополучной, рубль устойчиво катится вниз. С начала 2018 года при инфляции в 2,8% доллар подорожал на 21,3%. Конечно, стоит порадоваться тому, что падение российской национальной валюты выглядит более умеренным, чем, например, аргентинского песо (-49,9% к показателю начала года) или турецкой лиры (-70,7% за тот же период), но все равно остаются некоторые значимые вопросы.
Самым очевидным из них является вопрос о том, почему, если курс рубля столь значим и для отечественной экономики, и — что особенно важно — для формирования ожиданий российских потребителей, власти практически ничего не делают для поддержания курса? Да, в тех же Аргентине и Турции положение дел намного хуже, но при этом их финансовые регуляторы потратили в этом году на поддержание своих валют $ 13,5 млрд и $ 18,2 млрд соответственно. И сделали они это из резервов, составлявших на начало года $ 56,7 млрд и $ 88,4 млрд. При этом в России Центральный банк не проводил никаких интервенций, а его резервы выросли на $ 28 млрд. Более того, за последние 45 месяцев не было проведено ни одного повышения ключевой ставки, и пока в России она в 2,4 раза ниже, чем в Турции, и в 8,3 раза, чем в Аргентине. Значит ли это, что в планах Кремля курс национальной валюты не является значимым приоритетом? На мой взгляд, такое утверждение было бы не совсем верным. Ориентир есть, но заключается он не в стабилизации, а скорее в управляемом снижении курса.
К этому есть как минимум три предпосылки — каждая следующая важнее предшествующей.
Во-первых, российские власти сегодня, судя по всему, взяли курс на автаркичное экономическое развитие; успехи импортозамещения считаются чуть ли не критерием эффективности. Управляемое снижение курса рубля безусловно стимулирует такой тип развития. Эксперты, указывающие на незначительный эффект, который данная мера имеет для стимулирования российского экспорта, совершенно правы: доля конечной промышленной продукции в нем незначительна; в то же время постоянное удорожание импорта обеспечивает российским производителям доминирование на внутреннем рынке и, соответственно, поддержание устойчивых финансовых показателей. В стране, экономика которой полностью ориентирована на повышение издержек, подобная корректировка через девальвацию — это периодическая необходимость. И чем она мягче и предсказуемее, тем меньше серьезных потрясений испытывают и производители, и граждане. Без постепенной девальвации национальной валюты ощущение роста и развития в российской экономике появиться не может — даже несмотря на то, что такая девальвация не обеспечивает дополнительных экспортных источников роста. При этом для такого «допингового» эффекта темп девальвации должен достаточно уверенно опережать показатели инфляции — иначе эффект попросту сходит на нет (именно это мы видим в 2014—2018 гг., на протяжении которых это соотношение составляет приблизительно 3 к 1, а если быть точным — 113,7% к 39,6%). Замечу: такое возможно только в условиях ограниченного, или даже стагнирующего, конечного спроса — и в этом кроется ответ на вопрос о том, почему власти в России настолько безразличны к стимулированию потребления, хотя в последние десятилетия в большинстве развитых стран именно такая мера становилась первым ответом на экономический кризис.
Во-вторых, у Кремля есть еще более важный повод стремиться к ослаблению рубля. Мы имеем в виду главную особенность российского бюджета — его серьезную зависимость от экспортных и импортных пошлин, а также налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ). Казалось бы, что может быть общего у пошлин на ввоз автомобилей и ставкой налога на добычу нефти? Однако они объединены тем, что оба платежа исчисляются в долларах (как НДПИ, который привязан к котировкам нефти на мировом рынке, устанавливаемым в долларах, или экспортные пошлины) или евро (как импортные пошлины). Таким образом государство по сути получает часть доходов в валюте, хотя и декларирует рубль единственным платежным средством в стране. Если взять в качестве примера 2017 год, окажется, что все эти платежи принесли в федеральный бюджет 5,97 трлн рублей при средневзвешенном курсе рубля к доллару в 58,35 руб./долл. В 2018 году курс в среднем за 8 месяцев составил уже 62,66 руб./долл. — и, следовательно, даже при сохранении физических объемов экспорта и импорта дополнительные рублевые поступления в казну составили не менее 400 млрд руб., а по итогам года могут превысить 900 млрд. Можно сколько угодно говорить о снижении цен на нефть, но недавно в рублях (а именно это наиболее значимо для бюджета) она превысила 5 тыс./бар, хотя в мае 2008 года на исторических максимумах составляла всего 3,6 тыс. руб/бар. Добавлю: все эти статьи доходов зачисляются исключительно в федеральный бюджет, позволяя финансировать (разумеется, в рублях) столь «дорогие» для Кремля социальные расходы. Которые, как те же пенсии и пособия, индексируются в привязке вовсе не к курсу доллара, а к официальной инфляции. Иначе говоря, снижение курса выступает наиболее эффективным — и наименее конфликтным — инструментом пополнения федеральной казны.
В-третьих, снижение курса национальной валюты выполняет критически важную психологическую функцию. Если взять даже знаменитую прибавку к пенсии на тысячу рублей в год в ближайшие годы, то она означает ежегодный рост на 7% (если исходить из нынешней средней ежемесячной пенсии в 14 тыс. руб.) — причем затухающий по мере роста номинальной суммы. Между тем в долларовом эквиваленте (который является основой не только для международных сравнений, но и для оценки реального потребления граждан) доходы россиян с начала 2017 года по август 2018-го снизились на 8,5%, и процесс даже не думает останавливаться. Однако обесценивание рубля позволяет властям рапортовать о росте номинальных рублевых инвестиций, доходов населения и пенсий, при этом на деле «выжимая» из стагнирующей экономики последнее на финансирование «коррупционноемких» статей бюджета. Если на протяжении первых двух президентских сроков Путина рефреном проходили утверждения о стремительном «догонянии Португалии» и о росте ВВП и доходов в долларовом эквиваленте, то в последние годы этот прием полностью забыт и пропаганда извлекает все возможные выгоды от иллюзорной «дедолларизации» экономики, которая, к сожалению, видна только если смотреть снизу вверх, но никак не наоборот. Можно обратить внимание и на то, как долларовый индекс РТС (RTSI), почти 20 лет служивший на фондовым рынке неоспоримым индикатором, почти перестал упоминаться, заменившись на всех финансовых сайтах рублевым ММВБ (MICEX).
Сегодня, на мой взгляд, не вызывает сомнения, что поступательная девальвация выступает практически идеальным «симметричным ответом» и на санкции Запада, и на ухудшение инвестиционного климата, и на неизбежное снижение уровня жизни граждан. Она поддерживает «стабильность» на внутреннем рынке, не давая всем российским продуктам превратиться в законченный фейк; позволяет наполнять бюджет, который при «докрымском» курсе в 32,5 руб./долл. был бы дефицитен не менее чем на 2 трлн рублей; успокаивает обывателей, радующихся даже небольшой прибавке рублевых доходов в стране, постепенно становящейся все более обособленной от внешнего мира. И все это означает, что правительство будет делать все от него зависящее, чтобы не допустить роста курса — даже если наши «геополитические противники» завтра отменят все санкции в отношении Москвы.