17−19 сентября россиянам предстоит выбрать депутатов Госдумы, девять глав регионов, депутатов 39 региональных парламентов, девяти советов административных центров регионов и огромное количество разных местных депутатов. Нынешняя избирательная кампания проходит на фоне нового витка репрессий, которые заставляют многих считать эти выборы худшими в истории современной России.
Ежедневно поступающие новости действительно выглядят ужасно, однако не стоит спешить награждать эти выборы званием худших — у них есть достойные конкуренты в этом соревновании. Правда, приближающиеся выборы могут оказаться фактически последними на этом историческом этапе.
Современная избирательная система России как минимум с середины 2000-х гг. держится на четырех основах: контроле властей за допуском кандидатов, контроле за медиапространством, принуждении избирателей и фальсификациях в дни голосования. В разные электоральные циклы баланс этих четырех составляющих мог быть разным — все зависело от конкретной политической ситуации. Причем российские власти хоть и выступают основным субъектом, определяющим этот баланс, но сами могут быть существенно скованы политическими условиями.
Поэтому для понимания того, как правильно оценить проходящие сейчас выборы, необходимо посмотреть на все четыре элемента, а также на условия, в которых они действуют.
Контроль за допуском кандидатов
Отсев на стадии выдвижения и регистрации кандидатов — это самый первый рубеж обороны российских властей. На многих выборах он оказывался и самым важным. Одну из ключевых ролей он играет и сейчас. Мы уже писали, что в России на данный момент около 9 млн человек лишены права избираться. В реальности цифра, скорее всего, даже выше. В начале лета, перед самым стартом выборов, дополнительно были приняты поправки в избирательное законодательство, запретившие принимать участие в выборах лицам, причастным к деятельности запрещенных экстремистских и террористических организаций. При этом формулировки закона были столь размыты, что их можно было применить почти к любому человеку.
Это привело к снятию кандидатов с выборов и условно добровольному отказу ряда сильных политиков от участия в них. В результате эксперты движения в защиту прав избирателей «Голос» (признано российскими властями «иноагентом») фиксируют заметное снижение желания граждан участвовать в выборах в качестве кандидатов и большое количество отказов в регистрации.
Однако в российской истории последних двадцати лет были выборы, в которых принять участие было еще сложнее. Парламентские выборы 2007 и 2011 гг. проходили не по смешанной системе, а исключительно по партийным спискам. При этом принимать участие в них могли только зарегистрированные партии. В 2007 году было 15 партий и только 11 из них могли принять участие в выборах. В 2011 году их число сократилось до семи. Проходной барьер при этом был повышен до абсурдных 7%. Фактически Кремлю было достаточно контролировать только эти несколько партий, чтобы не допустить до выборов неугодных кандидатов. Причем за такой отсев формально несли ответственность руководители партий — он проходил максимально тихо и не доставлял властям никаких публичных неудобств.
Несмотря на все введенные законодательные ограничения, сегодня возможностей для выдвижения оппозиционных политиков значительно больше: в России сейчас 32 партии, 14 из которых имеют парламентскую льготу (то есть не должны собирать подписи избирателей в поддержку своего выдвижения). Есть и 225 одномандатных округов, где возможно самовыдвижение. Безусловно, большинство неугодных кандидатов все равно были отсеяны, однако возможность «проскочить» в бюллетень сегодня значительно выше, чем десять лет назад. К тому же практика показывает, что в последние годы власть не всегда спасает даже устранение вообще всех конкурентов: начиная с 2018 года на довольно крупных выборах стали побеждать кандидаты, которые либо никакой агитации не вели, либо даже просили избирателей не голосовать за них.
Контроль за медиапространством
Согласно общепризнанным европейским стандартам демократических выборов, свободное формирование воли избирателей невозможно без нормальной публичной политической дискуссии. Одним из важнейших условий для нее являются свобода выражения мнения и свобода собраний. Со свободой собраний в последние два года дела обстоят плохо по всему миру — свою роль сыграла пандемия коронавируса. Свобода выражения мнения в России уже давно находится под ударом — в Индексе свободы прессы Россия традиционно занимает одно из последних мест.
Это подтверждают и замеры, которые делает движение «Голос» в течение нынешней избирательной кампании: в эфире федеральных телеканалов «Единой России» с самого начала уделяется в целом в два раза больше времени, чем остальным участвующим в выборах партиям вместе взятым. При этом телеканалы освещают программы партий очень выборочно, стараясь не затрагивать политические вопросы, а иногда и просто блокируют распространение отдельных фрагментов с теледебатов.
При этом от выборов к выборам значительно растет роль социальных сетей, которые хоть и подвергаются влиянию со стороны государства, но все же остаются намного свободнее. И картина избирательной кампании в соцсетях значительно отличается от того, что зрители видят по ТВ: КПРФ становится конкурентом «Единой России», появляются другие политические партии и кандидаты. Несколько лет назад сложно было представить, что ролик на политическую тему наберет больше 100 млн просмотров, но в этом году такое произошло с видео Алексея Навального. Аудитория некоторых оппозиционных и независимых аккаунтов в соцсетях становится сопоставимой с аудиторией аккаунтов государственных СМИ. Это еще не равная конкуренция в медиаполе, но уже совсем другая ситуация.
Принуждение избирателей
Принуждение избирателей к голосованию работало многие годы достаточно исправно. Власти редко прямо указывали подконтрольным избирателям за кого нужно голосовать — они просто мобилизовали те группы, в которых были абсолютно уверены. Ярко это проявилось и на президентских выборах 2018 года.
Однако за тем триумфом Владимира Путина последовала пенсионная реформа, повлекшая неожиданные результаты некоторых региональных и местных выборов и общее падение доверия к власти. Принуждение тоже стало буксовать. Показательными в этом смысле стали выборы депутатов Московской городской Думы в 2019 году. Они прошли при явке в 21,77%, сопоставимой с показателем 2014 года (21,04%). Но результаты отличались существенно: если в 2014 году фракция «Единой России» с примкнувшими к ней самовыдвиженцами в 45-местном московском парламенте составила 38 депутатов, то в 2019 году это число снизилось до 24. Это значит, что избиратели, которых, как и в 2014 году, принуждали к участию в выборах, либо не пришли на избирательные участки и вместо них пришел кто-то другой, либо проголосовали совсем не так, как ожидали власти. Подобные случаи происходили и в других регионах.
В эту избирательную кампанию снова идет вал сообщений о принуждении к голосованию. На «Карте нарушений» движения «Голос» по состоянию на 7 сентября почти каждое десятое сообщение содержит информацию о принуждении. Правда, это все равно в два — два с половиной раза меньше, чем было к аналогичному моменту на президентских выборах 2018 года. При этом, например, в Москве поступают сообщения о принуждении к участию в электронном голосовании и это уже, возможно, отсылает нас к четвертой основе российской избирательной системы — фальсификациям.
Фальсификации в дни голосования
Фальсификации — одна из самых обсуждаемых тем на любых российских выборах последних десяти лет. Эксперты для оценки их масштаба используют разные методы статистического анализа официальных итогов. Электоральный статистик Сергей Шпилькин подсчитал, что за все время проведения выборов в современной России, самые большие фальсификации были на президентских выборах 2008 года (тут нужно оговориться, что мы не учитываем голосование по поправкам к Конституции России 2020 года, которое проходило почти без правил и несопоставимо с выборами). В целом самый высокий уровень фальсификаций наблюдался в 2008—2012 гг., но после массовых протестов 2011—2012 гг. власти постарались снизить количество поводов для общественных выступлений.
Основные фальсификации стали перемещаться в так называемые «электоральные султанаты» — полтора десятка регионов в разных частях страны. Примерно такое же количество регионов в последние годы вообще не замечены в массовых фальсификациях. Остальные находятся где-то посередине: в них есть относительно «чистые» территории и муниципалитеты, предназначенные для «коррекции» результатов. Основные фальсификации создавали именно «электоральные султанаты» и аналогичные им территории внутри остальных регионов.
В этом году к проблеме с указанными регионами добавились еще две: дистанционное электронное голосование и трехдневное голосование.
Электронное голосование, при всей своей непрозрачности, пока остается проблемой локальной — оно будет применяться всего в семи регионах: Москве, Курской, Мурманской, Нижегородской, Ростовской, Ярославской областях и Севастополе. Реально большой масштаб онлайн-голосования, создающий заметную угрозу сохранности результатов, пока заметен только в Москве и Ростовской области (в последней должны проголосовать полмиллиона новых российских граждан из так называемых ДНР и ЛНР).
А вот трехдневное голосование создает действительно большую угрозу. При этом с фальсификациями за последние годы гражданское общество и политики научились бороться лучше всего. Появления наблюдателей на участках в Дагестане оказалось достаточно, чтобы результаты там резко падали, становясь похожими на все остальные регионы. Проблема в том, что наблюдателей теперь нужно найти в три раза больше, а их и раньше не хватало.
В «электоральных султанатах» ситуация ухудшиться не может. Это тот случай, когда хуже уже некуда: больший объем фальсификаций они уже физически не дадут. В «чистых» регионах оснований считать, что ситуация заметно ухудшится, тоже нет. Поэтому в зоне тревоги остается примерно полсотни «средних» регионов, в части из которых есть сильные партийные отделения или развитое сообщество наблюдателей.
В любом случае масштаб фальсификаций невозможно оценить до того, как они произойдут. При этом именно от них будет зависеть, станут ли нынешние российские выборы худшими в постсоветской истории.
Условия проведения выборов
Все это говорит нам о том, что ничего особенного в проходящих выборах нет. Не уникально и многое из того контекста, в котором эти выборы проходят и который так шокирует сейчас читателей новостей. В середине 2000-х гг. тоже сажали в тюрьму за попытку избрать в Госдуму «своих» депутатов (речь о Михаиле Ходорковском), тоже совершали политические убийства (Юрий Щекочихин, Анна Политковская) и даже травили Александра Литвиненко в Лондоне, уничтожали «уникальные журналистские коллективы», разгоняли несогласованные акции «Стратегии 31», задерживали их участников и даже признавали экстремистами и запрещали политическую партию, которая была основным двигателем этих акций (НБП). А еще по улицам городов маршировали участники прокремлевских движений — иногда с полуфашистскими лозунгами. Однако общество на это не реагировало столь болезненно: арест Ходорковского не вызывал массовых акций протеста, а аресты нацболов мало волновали те самые СМИ, которые считались оплотом свободы слова.
И это главное отличие нынешних выборов. Десять лет назад появилось действительно массовое движение наблюдателей. Примерно пять лет назад российские НКО и политики научились собирать пожертвования в таком масштабе, чтобы на них выживали не отдельные организации, а более массовая прослойка. Два года назад прошли первые протесты против отказов в регистрации кандидатов, а не по факту фальсификаций на выборах. А сейчас начинает разрушаться монополия государства в медиасфере, перестает работать принуждение, размывается поддержка власти со стороны ранее лояльных групп, появляются новые политики взамен осужденных или эмигрировавших.
Ужесточение репрессивного законодательства выглядит как попытка властей противостоять этой постепенно накатывающейся волне общественного недовольства. Уже нет ощущения триумфа режима, как было в 2014 году (стоит вспомнить насколько скучными были парламентские выборы 2016 года на этом фоне). Нет ощущения уверенности, которое позволяет передать на время престол, как было в 2008 году. Нынешняя ситуация выглядит скорее как глубокая оборона. И это относительно хорошие новости.
Плохие заключаются в том, что эти — далекие от совершенства — выборы могут оказаться последними. Очевидно, что власть намеревается к президентским выборам 2024 года распространить электронное голосование на всю страну. В этом случае проконтролировать их итоги не будет даже теоретической возможности.
