Источники в российском правительстве (4 марта их цитировал Андрей Перцев) заявляли, что из-за продолжающейся войны с Украиной правительство может решить отложить выборы, назначенные на 11 сентября. Это коснется четырнадцати выборов губернаторов, шести выборов в региональные парламенты, одиннадцати выборов в муниципальные советы и выборов в московские районные советы.
Обычно выборы ни в одном из этих регионов, за исключением Москвы, не считались бы проблемными. Популярность правящей партии особенно низка в Ярославской области (в 2021 году официальный результат «Единой России» в регионе составил 29,7%). Но это не новый феномен: ЕР уже более десятилетия стабильно не пользуется поддержкой в регионе, и Кремль научился с этим жить. Правящая партия получила сравнительно плохие результаты и в некоторых других регионах (в Кировской, Томской, Новгородской, Свердловской областях и в республике Марий Эл). Однако это не привело к политическому катаклизму даже в 2021 году, когда в Ярославской области и в Марий Эл кандидаты из «лояльной оппозиции», поддержанные «Умным голосованием», победили в одномандатных округах. Эти регионы либо слишком зависимы от федеральных поступлений в бюджет, чтобы иметь значение, либо Кремлю до сих пор удавалось находить сочетание юридических и политических инструментов, чтобы управлять ими, не пользуясь значительной поддержкой. В Москве электронное голосование помогло лишить оппозиционных кандидатов победы, но не привело к серьезным протестам.
У правительства есть обширный инструментарий, позволяющий ограничить шансы и влияние протестного голосования. «Муниципальный фильтр», который требует от кандидатов в губернаторы заручиться поддержкой 5−10% муниципальных депутатов в регионе, уже значительно ограничивает пул кандидатов. То же касается репрессивных законов, которые отлучают «экстремистов» от выборного процесса. Контроль над региональными избиркомами через региональные парламенты, где доминирует «Единая Россия», позволяет властям снимать потенциально популярных кандидатов. Региональные законодатели могут менять правила выборов и распределения мандатов, что обеспечивает доминирование правящей партии. Большинство из них сокращают число мандатов, которые распределяются пропорционально, в пользу мажоритарной части избирательной системы. Это происходит с 2013 года, когда федеральным законом смягчили ограничения (мажоритарная система дает преимущество слабой правящей партии, если оппозиция разобщена). В этом году более половины столиц регионов, в которых в сентябре должны пройти выборы, планируют полностью перейти на мажоритарную систему. Добавим к этому почти полное уничтожение независимых СМИ и планируемый ввод непрозрачной формы онлайн-голосования, которая в 2021 году позволила украсть у оппозиции победу в Москве. Если же что-то для Кремля все равно пойдет не так, то реформа государственного управления, проведенная в декабре 2021 года, позволяет президенту снимать губернаторов в связи с «утратой доверия» или оказывать на них иные формы давления.
Если Кремль все равно подумывает отменить эти выборы, то это означает, что через шесть месяцев он ожидает катастрофической социальной и политической ситуации. Это попытка снизить возможные риски и признание того, что поддержка войны на самом деле куда ниже, чем заявляется официально.
Слишком много переменных
Сложно оценить, насколько сильны антивоенные настроения. Опросы, которые показывают, что большинство поддерживает войну, по мнению Сэма Грина из Королевского колледжа и Алексея Бессуднова из университета Эксетера, имеют сомнительную ценность как из-за их методологии, так и из-за того, что люди в обстановке репрессий с большей вероятностью дадут ответ, который, по их мнению, соответствует мнению большинства. Мониторинг социальных сетей, который правительство Мишустина активно использует как источник информации для правительственного Координационного центра, не очень полезен для оценки антивоенных настроений, когда разговоры о войне в терминах, отличных от официальной версии событий, грозят заключением в тюрьму на срок до 15 лет.
Власти пытаются предотвратить распространение новостей о войне, блокируя независимые СМИ и даже проверяя телефоны прохожих, но чем дольше идет война, тем сложнее будет становиться эта задача. 9 марта, всего через два дня после того, как сам Путин заявил, что срочников в Украину не пошлют, Минобороны было вынуждено признать, что они уже там есть. Тот факт, что некоторые Telegram-каналы, где координировались местные протестные движения, теперь делятся информацией о войне и российских потерях, говорит о том, что эти сети сохраняют важность даже в условиях, когда деятели оппозиции в тюрьме или в изгнании. В некоторых регионах, где эти протестные сети сильнее, местные политики или СМИ публично осуждают войну.
Также стоит учитывать, что хотя многие россияне продолжают считать, что война — это спецоперация или что она носит оборонительный характер, реакцию общества на продолжающийся экономический коллапс предсказать сложнее. Протесты за последние две недели в основном посвящены войне, однако по мере того, как нарушения торговли, крах рубля, контрмеры Центробанка и возможные санкции на продажу нефти будут набирать обороты и вести к проблемам в реальном секторе экономики, мы увидим протесты, вызванные невыплатой зарплат, массовыми увольнениями, ростом инфляции, недостатком товаров и неподъемными процентами по ипотеке и потребительским кредитам. Эти проблемы не берутся из ниоткуда. Падение реальных доходов, инфляция и рост потребительской задолженности — проблемы, с которыми правительство и Центробанк безуспешно пытаются справиться на протяжении последних нескольких лет. Политическая смирительная рубашка, в которой они оказались, позволяет в лучшем случае принимать временные решения (например, вводить контроль за ценами или ограничения на кредитование), но не дает проводить структурные изменения экономики (крупная поддержка доходов граждан, улучшение верховенства права для стимуляции частных инвестиций
По мере того, как санкции бьют по российской экономике, правительство оказывается в такой же тяжелой ситуации, однако ставки сейчас гораздо выше. На прошлой неделе было несколько свидетельств, что власти не ожидали настолько масштабных санкций и не готовились к ним. Эффект излишнего соблюдения санкций (уход из России крупных энергетических, технологических, авиационных, финансовых и транспортных кампаний) еще сложнее предсказать и принять против него меры. Некоторые отрасли — например, производство автомобилей, которое так важно для предвыборного Калининграда, — могут столкнуться с массовыми увольнениями или проблемами с выплатой зарплаты из-за зависимости от импортных деталей или из-за ухода иностранных инвесторов. Это резко контрастирует с тем образом, который правительство Мишустина пытается строить последние два года, уверяя, что благодаря цифровизации и технократии оно способно решать и смягчать проблемы на различных уровнях. Однако эта система не приспособлена для решения проблем в нынешних масштабах. Она не сумела проникнуть в «глубинное государство». Сейчас Координационный центр — не более чем расширенный вариант «ручного управления», которым ранее занимались Администрация президента и Путин.
Спуск полномочий по решению проблем на уровень региональных правительств также вряд ли поможет избавиться от рисков. Это не сработало и во время пандемии COVID-19. Губернаторы могут первыми ощущать, когда что-то идет не так (некоторые уже ощутили), однако без мощного расширения политических и фискальных возможностей они не могут решать проблемы, особенно учитывая сложности бедных регионов с привлечением и сохранением способных гражданских служащих. Выхолащивание представительских институтов и фискального федерализма в последние годы привело к тому, что единственная видимая и ощутимая власть остается у президента (и, возможно, теперь и у правительства). Политика пандемии официально была в сфере ответственности регионов, но Администрация президента, как сообщалось, боялась последствий для рейтинга Путина такой принудительной политики, как обязательная вакцинация или вакцинные паспорта. Реальная фискальная децентрализация похоронит два десятилетия фискальной централизации в условиях, когда федеральная система распределения ренты уже переживает хаос из-за контроля над капиталом и давления на экспортеров, которых заставляют продавать твердую валюту, чтобы поддержать рубль. В регионах, где фискальная децентрализация означает борьбу за реальные деньги, крайне сложно будет рисовать внешне конкурентные, но жестко контролируемые выборы.
Кремль также может полагать, что проводить выборы слишком рискованно, если есть вопросы к лояльности административной машины, на которую он полагается. Если российские власти потеряют возможность обеспечивать адекватную оплату труда чиновников и сотрудников госкомпаний, это может осложнить наращивание явки или фальсификацию выборов. До сих пор нет никаких свидетельств того, что это случится через шесть месяцев. Однако, учитывая неопределенность инфляции и налоговых поступлений в условиях, когда заводы вынуждены закрываться или приостанавливать работу, а санкции могут повлиять на экспорт энергоносителей, в будущем государство может столкнуться с новыми трудностями.
Еще одна проблема — контроль протестов. Вероятно, что даже если в работе государства будут серьезные нарушения, правительство все равно поставит в приоритет выплаты силовикам. Однако силы этих ведомств могут быть слишком распылены, если им потребуется эффективно подавлять демонстрации в самых разных местах (в том числе в Беларуси и Украине) в течение длительного времени. За первые дни войны по всей России на антивоенных протестах были задержаны более 15 тысяч человек. Почти 80% из них задержали в Москве и Санкт-Петербурге, но в целом задержания происходили более чем в 140 городах. Есть серьезные сомнения, что власти смогут продолжать в том же духе, если протесты продолжатся.
Обратная сторона
Есть серьезные причины, почему Кремль может принять решение об отмене выборов. Однако даже в современной России это может стать радикальным шагом, который несет различные риски.
Выборы имеют значение даже в авторитарных режимах. Для властей они имеют функцию легитимизации. Это происходит двумя способами. Результаты могут демонстрировать мощь правящей партии или провластного кандидата по сравнению с другими (даже если административные манипуляции и фальсификации переоценивают их силу), что принуждает людей адаптировать свои взгляды, чтобы они соответствовали взглядам «большинства». Они также могут продемонстрировать способность властей добиваться желаемых результатов, даже если они не отражают реальную поддержку. Это деморализует и демотивирует оппозицию. С тех пор как в 2012 году в России вернули прямые выборы губернаторов, их новая отмена никогда не обсуждалась всерьез. Даже в прошлогодней реформе государственного управления, которая значительно усилила доминирование президента и федерального правительства над губернаторами, не предполагалось отменить выборы. Возможно, так губернаторы будут заинтересованы в том, чтобы проводить политику и создавать структуры, которые надежно обеспечивают голосование за правящую партию.
Однако выборы важны и для избирателей: даже если они не приводят к смене власти, избиратели все равно могут использовать их, чтобы подавать сигналы властям, которые чаще всего знают реальный результат. Это произошло в России в 2018 году, когда сочетание непопулярной пенсионной реформы и местных проблем привело к четырем неожиданным победам оппозиции на губернаторских выборах. Этим эффектом попыталась воспользоваться кампания «Умного голосования» Навального. По данным опроса Carnegie Moscow, даже в 2021 году россияне рассматривали выборы как важный способ подавать политические сигналы. Без выборов общественное недовольство в Москве и регионах наверняка будет искать другой выход.
Наконец, отмена или перенос выборов — всегда радикальное решение, которое отражает серьезные проблемы. Власти не пошли на это в 2021 году, даже когда Россия переживала самые смертоносные месяцы пандемии коронавируса, а выживание «Единой России» стояло под серьезным вопросом. В этот раз подобное решение может быть расценено как признак того, что несмотря на увещевания правительства, далеко не все находится под контролем, а российская война против Украины — не «спецоперация», ограниченная по масштабам. И это произойдет еще до того, как до избирателей докатятся все масштабы экономических последствий. В некотором роде это могут оценить как признак слабости, признание, что контроль федерального правительства над государственным управлением ослабевает. Элиты почти наверняка это заметят. Вероятно, и граждане не оставят это без внимания.
