В нынешних обстоятельствах многих интересует, как относятся жители России к деятельности президента, который теперь еще и командует идущей более полугода «специальной военной операцией».
Показатель, который называют «рейтингом Путина», по-прежнему высок. Тот известный факт, что абсолютное большинство россиян на протяжении всего срока пребывания Путина у власти выражают одобрение его деятельности, мы не раз объясняли так. Недовольное непривычной внешней политикой Горбачева и Ельцина, «разоруживших державу» перед Западом, общество возложило на нового главу прежде всего функцию восстановления и поддержания величия России. Как? С помощью продаж нефти и газа, а главное — через демонстрацию военной мощи.
Мы не беремся судить, много ли мощи было показано в войне с Грузией, но в глазах россиян все получилось: Россия сделала, что хотела с Грузией (за которой, как считали россияне, стоят США), а в ответ — ничего, какие-то там санкции. С Крымом вышло еще лучше. «Мы оказались такие сильные, что нам его отдали без выстрела». И опять в ответ от Запада всего лишь недовольные речи и санкции. А санкции, как постоянно говорят не менее двух третей россиян, «не повод, чтобы нам отказываться от нашей политики». В обоих случаях россияне отметили события заходом рейтинга на высоту 88%.
Продвижение российских войск в Украину начиналось под почти такое же (83%) одобрение деятельности президента/главнокомандующего. Среди его объяснений, зачем нам идти на Украину, самым убедительным россиянам показалось такое: дело не в Украине, дело опять в США и НАТО. Это схватка с ними. А меряться силами с ними — это наша судьба. В среде одобрявших деятельность Путина действия российских войск в марте поддерживали почти все (90%).
Объяснения, что воюем с Западом, получали материальные подтверждения: вот их пушки, вот их ракеты. Мы говорим о том, какие впечатления не у тех, кто на поле боя, а у тех, кто, сидя на кухне, вполглаза смотрит телевизор. В мае характер и размер одобрения деятельности президента не изменился. Поддерживать действия ВС РФ продолжали 80% мужчин и 75% женщин. При этом среди тех, кто из информационных источников более всего доверяет телевидению, поддержка почти 90%. Еще через два месяца, в августе, те же 83% одобряли деятельность Путина (среди пенсионеров — 88%). И готовность поддерживать действия российских войск в Украине сохранялась примерно на том же уровне (78% среди мужчин и 74% среди женщин).
Весенне-летняя военная кампания оставляла россиян в хорошем расположении духа. Об этом сообщали 68%. Столько же из месяца в месяц заявляли, что «дела идут в правильном направлении». Путь казался «неверным» втрое меньшей доле опрошенных, а «напряжение» и «страх» испытывали все реже и реже: в марте — менее трети, в августе — менее четверти. Текущие события в Украине «очень беспокоили» в мае 35% мужчин и 43% женщин, в августе чуть меньше — 33% и 41% соответственно. Война шла «где-то там», точнее — в телевизоре. Страна пребывала в покое.
Но вот наступил сентябрь с небывалыми прежде событиями на фронте и в тылу, и некоторые индикаторы стронулись с места. 77% что-то знали о неуспехах под Харьковом. Эти события, как отмечали сами респонденты, произвели эффект «шока». Было за что испытывать «стыд» и выражать «гнев», но основной эмоцией стал «страх». Как потом объясняли комментаторы, оказался сильно поврежденным образ «самой сильной армии в Европе». А поскольку людей убедили, что блок НАТО готовился на нас напасть, вопрос о способности нашей армии нас защитить из отвлеченного превратился для людей в актуальный. Отсюда в реакции на эту историю не столько «стыд», сколько «страх».
Но, как бы то ни было, Харьковщина — это далеко. А тут, дома у себя в России, начались события, которых со страхом ждали и надеялись, что обойдется: мобилизация. Люди, которые рванулись уезжать сразу после 24 февраля, объясняли спешку тем, что сейчас объявят всеобщую мобилизацию, и сыновей отправят туда, где друг друга убивают. Одни уехали, другие не смогли, паника потихоньку улеглась. Мобилизацию не объявили ни в марте, ни даже 9 мая. С высокой трибуны заверили, что ее не будет, она не нужна. Армия, какая есть, справится со всеми задачами. Да и вообще, это ведь не настоящая война, а так, спецоперация.
Но несмотря на эти заверения, страх, что мобилизация все же будет объявлена, сохранялся у половины мужчин и у почти 80% женщин. И вот о ней сказали с самого верха. Реакция: о «шоке» треть ответов людей моложе 35 лет, о «тревоге, страхе» — половина.
Молодые мужчины боятся (56% ответов), женщины боятся за них (64% ответов). Нам важно понимать: то, о чем говорится сверху, о чем вещает телевизор — это один регистр, а спокойствие или тревоги — другой. Так было в течение полугода, когда многие удивлялись — как это, там люди гибнут, а тут веселье, колесо обозрения открывают? Но весть о мобилизации для многих (пока не для всех) пробила мембрану между этими регистрами. События государственные и личные стали перемешиваться. Поэтому снизилась на 4 пункта поддержка действий ВС РФ на территории Украины (при этом среди лиц 18−24 лет на 10 пунктов). Убежденность в правильности пути упала на 8 пунктов, как только объявили о мобилизации. Это заметное падение, но осталось еще 60%.
Рейтинг Путина — символическая опора режима — утратил 6 пунктов. Остался запас высоты в 77%. Мы много раз писали о том, что этот показатель означает символическую солидарность жителей страны с тем, что они считают главным в ней — с высшей властью. Теперь надо всмотреться в структуру этой солидарности.
Названные 77%, выразившие одобрение деятельности Путина на посту президента, состоят из 41% выбиравших ответ «безусловно, да (одобряю)», и 36%, предпочитавших формулировку «скорее, да». Немаловажно, что в сентябре среди граждан моложе 40 лет, а в эту группу входит основной призывной и военнообязанный контингент, вторую, менее уверенную формулировку выбирали чаще первой.
Далее оказалось, что из тех, кто одобрял деятельность Путина, почти половину страшила «возможность применения Россией ядерного оружия», а более 60% «опасались», что будет объявлена мобилизация. Повторим: одобрение деятельности президента лежит в их сознании в сфере политической, для них абстрактной. Но ядерная смерть и мобилизация (а с ней и репрессии за уклонение или за фейки про ВСО) восприняты как угрозы, вмешивающиеся в саму ткань индивидуальной жизни. Поэтому, когда был подписан приказ о мобилизации, которой так «опасались», преобладающими в обществе оказались реакции не политические, а человеческие, и притом в подавляющем числе негативные: «тревога, «страх», «шок»
В мае среди одобрявших деятельность Путина 82% считали, что «специальная операция» продвигается успешно, 10% что неуспешно. Но в сентябре, когда выяснилось, что солдат почему-то не хватает, это соотношение стало 63% к 21%. В целом считали, что СВО продвигается «очень успешно» 9%, что «скорее успешно» 44%. «Крайне неуспешно» — такой ответ в конце сентября выбрали в целом 9%, а «скорее неуспешно» 22%, итого 31%. В крупнейших городах о неуспешности заявляли от 33% и выше.
Вероятно, в том числе поэтому стала шире распространяться мысль, что надо бы эту СВО сворачивать (в августе за переход к переговорам — 44%, в сентябре — 48%). Возможно, подействовали и упоминавшиеся вести о том, что происходило недавно под Харьковом. Для людей важно, что и сам Путин стал предлагать переговоры. Однако влияла инерция поддержки военных действий, и среди пропутинского большинства в августе 52% стояли за продолжение военных действий, а за то, чтобы переходить к переговорам — меньшинство в 39%. Поскольку одобряющие Путина и численно и морально всегда были большинством, их мнение тоже было доминирующим. Поэтому не удивляло, что и в обществе в целом сторонники продолжения военных действий преобладали над сторонниками перехода к переговорам. В августе их соотношение было 48% к 44% соответственно.
В сентябре среди одобряющих деятельность Путина было такое же, как и в августе, большинство не за переход к переговорам, а за продолжение СВО. Но теперь общество стало их обгонять в процессе трансформации отношения к этому вопросу. Среди всего населения сторонники продолжения в сентябре оказались в меньшинстве, их 44%. Сторонников же мирных переговоров в целом, как мы сказали, 48%, среди тех, кому меньше 40 лет — более 55%, а среди женщин — 57%.
В годы второй чеченской мы задавали такой же вопрос. И женщины всегда были более настроены в пользу перехода к переговорам, чем мужчины. При этом от месяца к месяцу сторонников переговоров становилось больше, «дистанция» между женской и мужской позициями сохранялась. Возможно, такую структуру процесса мы бы наблюдали и здесь, но тогда война была затяжной, многолетней. А здесь полгода она была такой, но в сентябре события приобрели динамичный характер: вот наступление, вот мобилизация, вот угроза ядерного удара, вот угроза возмездия.
Кроме того, есть весьма существенное обстоятельство. Мы готовы понять, что у нас женщины более сердобольны и миролюбивы, больше боятся за сыновей, чем мужчины, поэтому они впереди мужчин по поддержке перехода к переговорам. И мы, наверное, готовы считать, что вот у нас есть «партия мира», «партия гуманистов» и в ней уже почти половина россиян. Да, среди сторонников отказа от военных действий есть те, кто еще в марте, рискуя многим, начали выходить на митинги протеста и пикеты, кто и сейчас считает, что не надо было начинать. Но из дополнительных источников мы получаем сведения о том, что теперь главный мотив тех, кто у нас поддерживают переход к переговорам, это сбережение жизни «наших» (о «них» не думают). Кроме того, среди сторонников перехода к переговорам есть и те, кто считает, что нужно перемирие для повышения боеспособности российской армии, которая должна «довести дело до конца».
Многие сторонники переговоров — и среди наших респондентов, и среди европейских политических деятелей — выступают за них с такой позиции: главное, чтобы прекратили стрелять друг в друга. Но, насколько нам известно, украинская сторона в последнее время, если и соглашалась на переговоры, то только при условии восстановления ситуации до 2014 года, а российская — только при условии принятия нынешнего положения. Вряд ли между этими подходами быстро найдется компромисс.
Когда все это кончится? Среди тех, кого мы спрашивали об этом, за шесть месяцев выросли лишь доли говорящих, что «спецоперация» продлится более года, и тех, кто не знает ответа на этот вопрос.
Мы постараемся и дальше следить за тем, как меняется отношение россиян к этим процессам и событиям, и сообщать о своих наблюдениях всем, кого это волнует.
