Право
Право и институты

«Новый» правовой нигилизм

Олеся Захарова о философии конституционной реформы и отказе российской власти от верховенства права

Read in english
Фото: Scanpix

Проведенная Путиным «спецоперация» по внесению поправок в Конституцию в обход законной процедуры многих поразила крайней степенью цинизма и пренебрежительности к нормам права. Даже к тем, которые сама власть и принимала. Мало кто из экспертов мог спрогнозировать, что события будут развиваться именно таким путем и с такой стремительностью.

При этом общая философия реформы Конституции РФ была озвучена и опубликована председателем Конституционного Суда Р Ф (КС РФ) и главным философом текущего режима Валерием Зорькиным еще в мае 2019 года. В своей концепции он прямо призывает отказаться от принципа верховенства права, что означает и отказ от идеи правового государства. То есть государства, в котором власть подчиняется закону, а сам закон должен соответствовать стандартам уважения достоинства личности и соблюдения прав человека. Для обоснования своей позиции он использует привычную для путинского режима риторику угроз. Согласно Зорькину, демократия и право в их современном понимании уже давно находятся в кризисе и мешают спасению России от окружающих ее вызовов.

Единственным способом противостояния этому кризису Зорькин считает «расшатывание догматов» и «преодоление устоявшихся стереотипов» в праве. По его мнению, это поможет нам перейти от права постмодерна (то есть современного права — прим. автора) к «метамодернистскому» подходу осмысления права, автором которого является сам Зорькин.

Среди негативных характеристик современного права глава КС называет «двойные стандарты», «отрицание иерархии, иронию и сарказм». Особое внимание он уделяет свободе слова и мнений. Большим недостатком Зорькин считает то, что «все мнения имеют право на существование» и «одинаково правильны и неправильны». В этом Зорькин видит отсутствие «базовых правовых понятий — истинности, объективности и справедливости».

Согласно предложенной им концепции, должно быть чье-то одно мнение, которое является истинным и объективным. И такое «правильное» мнение, обязательное для всех, должно устанавливать государство.

Фактически Зорькин концептуализирует текущую российскую политику. В последние годы значительная часть законов, принимаемых Госдумой, направлена на установление границ того, о чем может (или не может) думать и говорить российский гражданин. К их числу относятся законы «о запрете пропаганды нетрадиционных отношений», об оскорблении чувств верующих, о высказываниях о государстве и органах власти, о фейковых новостях, об оскорблении общественной нравственности и многие другие. Венцом этой борьбы за чистоту мыслей россиян стало внесение в Конституцию поправок об исторической правде и охране памяти предков.

Зорькин критикует основные классические подходы к праву — позитивизм и естественное право (юснатурализм). Позитивизм, главный принцип которого заключается в четком соблюдении норм законов, — якобы слишком строгий, а юснатурализм (то есть признание за человеком естественных прав, которые принадлежат ему от рождения и никем не могут быть отняты, даже государством) — явно ведет к «ничем неограниченной толерантности», которую глава КС приравнивает к хаосу.

Метамодернистский подход к праву позволит, по мнению Зорькина, «аккумулировать в себе потенциал самых разных типов правопонимания». Если говорить проще, право при таком подходе рассматривается как набор политических инструментов для текущей власти. Что-то взять отсюда, что-то оттуда.

В частности, предлагается отказаться от верховенства права и универсальности прав человека и взять «социокультурную ценностно-нормативную специфику», «опору на национальную идентичность» и «историю», которые в совокупности и будут определять содержание законов. Обозначенные Зорькиным принципы нашли свое выражение в конституционных поправках. В них много «истории» — РФ объединена «тысячелетней историей», признает «исторически сложившееся государственное единство» и «обеспечивает защиту исторической правды» (п. 2,3 ст. 67(1) и не меньше «социо-культурной специфики» (например, охране культуры и культурной идентичности посвящены три пункта.

Все эти положения красиво звучат, но возникает вопрос: для чего их внесли в текст Конституции, юридического документа, сфера которого — это прежде всего регулирование социальных отношений, а не морально-этических установок? На это в статье Зорькина тоже есть ответ. По его мнению, главная функция права состоит вовсе не в регулировании отношений, но в «предчувствии общей беды и мысли о всеобщем спасении» (эту идею он заимствует у философа Арсения Гулыги).

С точки зрения такой концепции права нынешние конституционные поправки и идея «обнуления» выглядят вполне логичными. Здесь нет ни верховенства права, ни принципа конституционности, ни обязательности закона, потому что главной является мысль «о всеобщем спасении», исторической правде и социально-культурной ценностной специфике. И если для спасения требуется «обнуление», значит, это вполне правовая мера. А все остальное (соблюдение норм действующих законов, принципов права, прав граждан и пр.) — «излишняя строгость позитивизма».

Свою теорию права как инструмента всеобщего спасения Зорькин дополнил в апреле этого года, подчеркнув, что для дальнейшего процветания и безопасности общества необходимо функции по защите прав человека отдать государству, а люди должны просто довериться власти. И в этом, по его мнению, состоит главная задача россиян как граждан. Положение о доверии государства и общества тоже было закреплено в одной из новых поправок (ст. 75 (1).

Однако то, что председатель КС РФ называет загадочным словом «метамодернизм», в литературе давно описано и определяется как право полицейского государства. В таком государстве практически не делается различия между законами и предписаниями исполнительной власти (правительства, прокуратуры, полиции), им присваивается одна и та же значимость. Соответственно, реально власть никем и ничем не ограничивается, потому что любое решение власти и есть закон. Это идет вразрез с нормами правового государства, где, во-первых, законы и административные акты различаются между собой и по юридической силе, и по последствиям, а, во-вторых, действия власти признаются легитимными только если они осуществляются в рамках установленных правовых ограничений.

В полицейском государстве основным принципом действий власти выступает не право или закон, а «политическая целесообразность», произвольно определяемая частной волей высших должностных лиц. При этом апологеты теории полицейского государства тоже говорили, что все эти меры контроля нужны исключительно для «создания и сохранения счастья и благополучия народа» (например, Христиан фон Вольф), весьма вольно определяя «народное счастье».

Поэтому, когда главе государства захотелось поскорее «обнулиться», то нынешний режим не стал утруждать себя соблюдением формальностей, придумывая что-то более или менее соответствующее конституционным принципам, или, на худой конец, внесением изменений в избирательное законодательство. Быстро приняли закон, не имеющий никаких конституционных оснований, но даже и «свой закон» нарушили в части сроков и процедуры. Однако согласно логике полицейского государства, это не было нарушением закона. Как выразилась председатель ЦИК Элла Памфилова «в интересах наших граждан мы пошли по тому пути, по которому есть». Да и само голосование по поправкам Памфилова определила как добрую волю президента: «он мог вообще ничего не делать, все же уже принято».

В общем, все согласно призывам Зорькина «расшатать правовые догматы» и «разрушить правовые стереотипы». К последним, видимо, относятся все принципы избирательного права, включая тайну и свободу голосования.

Столь неприкрытое пренебрежение нормами действующего законодательства и правовыми принципами со стороны высших органов власти, безусловно, не может пройти для общества бесследно. Председатель К С РФ утверждает, что отказ от правопорядка и попытка заменить его на некую размытую и неопределенную этику истинности и справедливости смогут спасти Россию от «общей беды». Но Россия уже проходила это в позапрошлом столетии.

Многие русские философы из тех, кого так любит цитировать Путин, писали, что именно «право является необходимой формой духовного бытия человека» (Иван Ильин) и выступает той самой «объективной этикой», обеспечивающей условия для развития внутреннего совершенствования человека и общества (Владимир Соловьев).

Сегодняшнее демонстративное игнорирование властью законов и права ведет к тому, что в качестве основного образца поведения в обществе закрепляется модель «приоритета произвола отдельных лиц». При таком построении общественных отношений люди перестают доверять не только власти, но и друг другу. А не ограниченное правом правительство, как показывает исторический опыт, скатывается к бесконечной регламентации всего и вся, подавляя тем самым любую живую инициативу и нормальную гражданскую жизнь.

Самое читаемое
  • В царстве экономических парадоксов
  • Во все тяжкие: что движет «Грузинской мечтой»
  • Сирия без Асада и инерционная помощь России
  • Границы дружбы
  • Российская «энергетическая зима» в сепаратистских регионах Молдовы и Грузии
  • Чечня в войне против Украины

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Потерянная Конституция

Джефф Хон и Алексей Уваров о разработке российской Конституции в 1990-е гг.

Россия продолжает отрезать свой интернет от мира, на очереди — YouTube

Филипп Дитрих о вероятности репрессий Кремля в отношении YouTube и способах смягчения их последствий

Путин против женщин

Мими Рaйц о том, как и почему Кремль ведет борьбу с телесной автономией российских женщин, что идет вразрез с советскими практиками

Поиск