В последние несколько месяцев власти Кабардино-Балкарской Республики — одного из двух регионов Северного Кавказа, в которых два народа, черкесы и карачаево-балкарцы, живут бок о бок — развязали набирающую обороты кампанию репрессий. Репрессии стали ответом на протесты против мобилизации и антивоенные акции-нападения партизан. Однако в своей эскалации волна репрессий далеко отошла от изначальной цели: источников антивоенного сопротивления. Фактически, власти нацелились на организации гражданского общества и академические исследовательские институты, которые не связаны с сопротивлением в республике, но служат рупорами национальных интересов балкарского и черкесского народов. Заметим в скобках, что несмотря на это, власти не препятствовали проведению торжественных церемоний в память о Геноциде черкесов 21 мая, несмотря на запрет всех связанных с этим днем мероприятий. Как будет показано в этой статье, репрессии имеют под собой значительную историческую основу и будут иметь серьезные последствия для всей республики и региона.
Исторические разногласия
Точки противостояния между властями и жителями республики уходят корнями в историю депортаций черкесского и балкарского народов. Черкесы, пережившие резню во время завоевания Кавказа императорской Россией, были подвергнуты этнической чистке и высланы, фактически депортированы в Османскую империю в ходе так называемого Черкесского мухаджирства, или геноцида черкесов. Балкарцы были одним из нескольких народов, «наказанных»,
Хотя в истории балкарцев и черкесов нет примеров мобилизации для сопротивления властям, подобных сопротивлению чеченцев, ингушей или дагестанцев, в постсоветское время зафиксировано несколько случаев как мирного, так и насильственного сопротивления. В ноябре 1996 года группа балкарских националистов попыталась провозгласить «Республику Балкария» в составе Российской Федерации, стремясь отделиться от черкесов. В основе этого проекта лежало возмущение тем, что власти игнорировали социально-политические проблем балкарского народа и отказывались исполнять «Закон о реабилитации репрессированных народов». В 2000-е гг. некоторые жители Кабардино-Балкарии участвовали в повстанческом движении в составе «Ярмукского джамаата» — местного джихадистско-сепаратистского подразделения, которое в 2007 году вошло в состав Объединенного вилаята Кабарды, Балкарии и Карачая (Вилаят КБК) Имарата Кавказа. Статистику потерь в конфликте за период, предшествовавший 2010 году, найти трудно, поскольку местное повстанческое движение только зарождалось: «Ярмукский джамаат» был сформирован только в 2002 году, а единственной крупной операцией, проведенной им, стал неудачный штурм Нальчика в октябре 2005 года.
Однако с 2010 года повстанческая деятельность в Кабардино-Балкарии активизировалась. Согласно статистике, собранной «Кавказским узлом», в 2010—2022 гг. жертвами вооруженного конфликта в республике стали 775 человек. Повстанческое движение в Кабардино-Балкарии закончилось резким снижением числа жертв в период проведения Олимпийских игр в Сочи в 2014 году. Этот спад был связан как с попытками спецслужб усмирить движение боевиков в преддверии сочинских Игр, так и с уходом боевиков из республики в связи с усилением ИГИЛ в Сирии в 2013 году. Однако перед Олимпиадой 2014 года в Сочи и вплоть до ее открытия черкесы протестовали против решения РФ провести спортивные соревнования в тех местах, которые за 150 лет до этого стали ареной геноцида черкесов. В последующие за Олимпиадой годы местные власти запретили проведение нескольких культурных мероприятий, усмотрев в них угрозу. В октябре 2020 года впервые были зафиксированы сообщения о шариатских патрулях, обеспечивающих соблюдение исламских законов в черкесской общине на востоке Кабардино-Балкарии. Все подобные акты сопротивления были подавлены.
Кабардино-Балкария сопротивляется
Развернутая в сентябре прошлого года кампания по мобилизации встретила значительное сопротивление и получила громкий общественный резонанс на Северном Кавказе, особенно в Кабардино-Балкарии. В течение трех дней жители в столице региона Нальчике, а также в Баксане и Нарткале выходили на протесты. Несколько десятков человек, получивших повестки, отказались от мобилизации, повторив действия 115 военнослужащих Росгвардии из Нальчика, которые отказались от отправки на фронт в мае 2022 года. Акция протеста, состоявшаяся в Нальчике 25 сентября, была организована Ибрагимом Ягановым, черкесским активистом с большим стажем, который в настоящее время находится в изгнании, потому что на родине ему грозит политически мотивированное судебное преследование по обвинению в терроризме. Яганов был не только ярым противником войны в Украине, не только призывал черкесов отказаться воевать за Россию, заявляя, что «это не наша война», но и призывал их присоединиться к борьбе Украины против России. Однако до сих пор единственный известный пример черкеса, воюющего на стороне Украины, это Муаз Кабардинец.
В отличие от описанных выше проявлений гражданского неповиновения и решения Муаза воевать на стороне Украины, начало мобилизации побудило некоторых мужчин участвовать в партизанских действиях внутри самой республики. Всего через неделю после анти-мобилизационных протестов сотрудники МВД и Росгвардии уничтожили двух боевиков, которые, по имеющимся данным, везли взрывчатку для подрыва железнодорожного моста в районе города Прохладный. В конце декабря власти убили еще двух партизан, которые, предположительно, планировали напасть на призывной пункт в Чегеме, городе недалеко от столицы Нальчика. Эти два инцидента стали первыми партизанскими акциями на Северном Кавказе, причем то, что оба они произошли в Кабардино-Балкарии, оказалось довольно неожиданным. Нет четкого объяснения, почему это произошло именно в этой республике, но лучшим индикатором протестных настроений могут быть неожиданно масштабные протесты против мобилизации и отказ кабардино-балкарских бойцов Росгвардии отправляться воевать в Украину. Эти два действия показывают ранее скрытые масштабы антивоенных настроений в республике. С точки зрения логистики —
И протесты, и партизанские действия были оторваны от каких-либо институционализированных каналов организации: протесты были скоординированы через социальные медиа и личные сети, а партизаны, похоже, действовали в одиночку. Другими словами, национальный аспект не был непосредственным фактором, обусловившим недавнюю вспышку инцидентов. Неожиданное сопротивление мобилизации в Кабардино-Балкарии в итоге вызвало жесткую реакцию властей, которые исторически сохраняют предубеждение против публичного выражения национальной идентичности и располагают длинным списком известных подозреваемых, против которых всегда можно начать преследование.
Власти наносят ответный удар
Представители гражданского общества приняли на себя основную тяжесть начавшейся репрессивной кампании. В середине марта городской суд Нальчика распустил две общественные организации, занимавшихся нуждами балкарской части населения республики: Совет старейшин балкарского народа и Баш-Тере. Активисты немедленно осудили решение суда о роспуске Совета старейшин как незаконное. Этот шаг властей был попыткой заставить замолчать общественный голос, выражающий интересы балкарцев: по всему Северному Кавказу подобные организации старейшин играют почетную роль в отношениях между государством и обществом, обычно выступая в качестве связующего звена между ними и канала для выражения общественного недовольства в неконфронтационной манере. Однако, как показывает пример Ингушетии, даже если властям удается заставить замолчать рупор общественных настроений, это еще не значит, что замолкает общество.
Другим примером жесткой реакции властей стало объявление Ибрагима Яганова «иностранным агентом». Официальное объяснение Минюста заключается в том, что черкесские активисты якобы получали иностранную поддержку, призывая к нарушению закона, сопротивлению властям и протестам, угрожающим территориальной целостности страны. Присуждение Яганову статуса «иноагента», при всей неуклюжести и чрезмерной репрессивности этого шага, едва ли удивительно, учитывая характер его деятельности. Кроме того, во время протестов против мобилизации прокремлевские Telegram-каналы распространяли утверждение, что Яганов — агент США, выполняющий некую неназванную зловещую миссию от имени своих американских покровителей в российской Кабардино-Балкарии (никакой конкретики эти инсинуации не содержали). Яганов обращался не только к черкесам, но и к балкарскому населению республики, призывая народы объединиться против российского колониализма. Яганов давно выражал солидарность с другими народами Северного Кавказа ведущими борьбу с федеральным центром. Однако, не вполне понятно, насколько успешными оказались его попытки склонить черкесское общество к поддержке своей позиции и к присоединению к межэтнической коалиции за независимость, в которую в настоящее время входят представители Чечни, Ингушетии и Дагестана. Все дело в противоречивом статусе самого Яганова, а также в разнообразии и разрозненности черкесской диаспоры. Независимо от ограниченной способности или желания его или любого другого субъекта гражданского общества организовать сопротивление, власти в Нальчике и Москве считают их угрозой.
Постепенно власти расширили сферу применения своих репрессий, сделав их мишенью ученых государственных исследовательских институтов наряду с обычными людьми, другими словами, всех тех, кого можно считать культурными представителями балкарцев и черкесов. Первый случай такого расширения репрессивной кампании отмечен в ноябре 2022 года, когда власти провели обыск в домах трех научных сотрудников Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра Российской академии наук. Этих исследователей допрашивали якобы по поводу их предыдущего сотрудничества с Черкесским культурным центром, учреждением, расположенным в Тбилиси (Грузия — единственная страна, признавшая исторический геноцид черкесов). В конце января этого года власти вновь обрушились на исследователей из МГБ КБНЦ РАН. На этот раз во время обысков неназванных исследователей обвинили в «антироссийской деятельности». Эти репрессии в отношении ученых, работающих в государственных академических учреждениях, свидетельствуют о том, что власти в целом преследуют любые каналы воспроизводства или сохранения черкесской идентичности.
Об этом же свидетельствуют истории об инцидентах с участием полиции: сотрудники правоохранительных органов приходили к черкесам, проживающим в республике, если те публично вывешивали черкесский флаг, а не флаг Кабардино-Балкарии. Поскольку черкесский флаг также является флагом Республики Адыгея, эти действия абсурдны. Эти инциденты также показывают, что власти, похоже, все больше опасаются консолидации единой черкесской идентичности. Перед проведением недавней переписи населения активисты развернули кампанию за то, чтобы все черкесы заявили о своей этнической принадлежности под ярлыком «черкес» в попытке преодолеть поощряемые государством ярлыки субэтнической идентичности (кабардинцы, адыги, черкесы, шапсуги
Цели репрессий
Последствия новой волны репрессий властей в Кабардино-Балкарии выходят за пределы республики. Новая кампания затрагивает другие черкесские регионы, да и весь Северный Кавказ. Весьма вероятно, что стратегия репрессий, которую власти применили в Кабардино-Балкарии, будет распространена и на другие регионы.
В Кабардино-Балкарии и других республиках, где проживает черкесское население, День памяти жертв геноцида (21 мая), похоже, остается красной чертой, которую готовые к репрессиям власти пока не переходят. Несмотря на превентивный запрет на проведение памятных мероприятий в течение двух лет подряд, церемонии поминовения жертв геноцида проходили без давления со стороны силовиков. Удивительно, что День памяти геноцида черкесов, похоже, пока защищен от посягательств властей, учитывая, что последняя волна репрессий свидетельствует о растущей враждебности режима к любому выражению национальной идентичности и готовности объявлять такие публичные действия незаконными под предлогом их якобы «антироссийской направленности». В прошлом есть прецеденты уголовного преследования за проведение и менее масштабных мемориальных мероприятий, чем крупное ежегодное массовое шествие. Вышеупомянутые репрессии против черкесов, не проживающих в Республике Адыгея, за использование черкесского флага, 21 мая не повторились. Наиболее логичным объяснением такой полярной реакции властей на выражение черкесской идентичности в повседневной жизни и 21 мая является то, что они считают память о Геноциде черкесов относительно полезным и неопасным способом проявления идентичности «с низкими ставками» — но только до тех пор, пока на мероприятиях не поднимаются более острые политические вопросы — как, например, репатриация. Подобное восприятие этих мероприятий Кремлем можно объяснить тем, что федеральные власти считают повседневные проявления общей идентичности свидетельством скрытого национального движения за отстаивание своей идентичности, выходящего за рамки того символического пространства, которое очерчено и дозволено федеральными властями. Между тем, 21 мая считается исключительной датой, отмечающей особое событие, которое служит точкой сборки национальной идентичности и нарушает привычный распорядок жизни. Несмотря на широкую кампанию репрессий, официальная Москва доверяет решению Нальчика не рисковать обострением напряженности и разрешить в этом году проведение мероприятий в память о Геноциде черкесов. Разрешение властей на проведение памятных мероприятий может быть отозвано как только властям покажется, что риски продвижения общей идентичности, которой эти мероприятия способствуют, распространяются за пределы черкесского сообщества на другие национальные группы.
В целом на Северном Кавказе отмечают два очевидных последствия репрессивной кампании в Кабардино-Балкарии. Во-первых, сама дата 21 мая и приуроченные к ней акции стали своего рода объединяющим фактором для народов Северного Кавказа, независимо от их отношения к Москве, причем в мероприятиях принимали участие выходцы из всего региона. Так, например, осетины и дагестанцы участвовали в памятном шествии в столице республики Нальчике. За пределами республики абазины, абхазы, чеченцы и другие присоединились к памятным мероприятиям, состоявшимся в других российских республиках и в странах проживания диаспоры. Символический потенциал памятной даты, способный объединить народы Северного Кавказа, — большая редкость для региона, в котором все еще остро чувствуются последствия сталинских депортаций и постсоветских конфликтов. Власти в Москве склонны видеть в региональной солидарности потенциальную угрозу, а не возможный фактор стабилизации.
Во-вторых, стратегия, которой власти следуют в Кабардино-Балкарии, — это свежее проявление политики эскалации от кооптации к принуждению и роспуску тех организаций, которые воспринимаются как потенциальная угроза режиму. До Кабардино-Балкарии эта политика применялась в Ингушетии. Население других республик Северного Кавказа избежало применения к себе этой стратегии, поскольку считалось достаточно подавленным (Чечня), разделенным (Дагестан) или уступчивым и покорным (Северная Осетия). Такое восприятие республик может измениться, поскольку и в Дагестане, и в Северной Осетии в последние несколько лет прошли массовые протесты. Широкое преследование ученых, сотрудничавших с государственными исследовательскими центрами и ВУЗами и работающих над темами региональных исследований, уже осуществляется за пределами Кабардино-Балкарии. Так, полицейские ворвались в квартиру известного дагестанского историка Хаджи-Мурада Доного, бывшего заместителя директора Национального музея Дагестана и эксперта по позднеимперскому и советскому Северному Кавказу. Включение все новых и новых мишеней в расширяющуюся репрессивную кампанию свидетельствует о том, что Кремль больше не потерпит исследований по темам, важным для национальных меньшинств. Организации, выступающие в качестве независимого рупора этих самых народов и национальных групп также больше не могут рассчитывать на благосклонность Кремля.
Северный Кавказ часто служил испытательным полигоном для новых методов репрессий перед тем, как они масштабировались на всю Россию. Поэтому тактика, применяемая здесь, вероятно, будет использоваться и в других регионах, особенно в тех, где проживают значительные национальные меньшинства.
