В наши дни вряд ли есть смысл доказывать, что классическая модель формальных геополитических блоков, равно как и неформальных союзов, действующих по схеме «враг моего врага — мой друг», а «друг моего врага — мой враг», осталась в прошлом веке. Сегодняшние союзы скорее напоминают множества отдельно стоящих, соприкасающихся или даже пересекающихся незамкнутых политико-военно-дипломатических многоугольников, вершины которых часто образуют субъекты, редко обладающие системой общих ценностей и идентичных интересов, но готовых взаимодействовать друг с другом для достижения неких тактических и/или стратегических целей.
Союзники, враги и партнеры
Яркий пример таких схем дают нынешние вооруженные конфликты постсоветских стран, включающие, помимо собственно военной составляющей, мощный военно-экономический, дипломатический и пропагандистский компонент. Прямыми или косвенными субъектами этих конфликтов являются в том числе и некоторые региональные и глобальные супердержавы. На протяжении последних полутора десятилетий инициаторами и/или критически важными официально не декларированными участниками наиболее резонансных конфликтов такого рода, например, были РФ и Иран. В копилку России можно занести прямое вооруженное вторжение в Грузию и в Украину, а Ирана — его фактическое превращение в последний год в активного участника азербайджано-армянского противостояния.
Первопричины таких действий России и Ирана стоит прежде всего искать в их претензиях на доминирование в двух макрорегионах — все бывшее советское пространство в первом случае, и восточный сегмент «большого ближнего Востока» (Левант, регион Красного моря и Южный Кавказ) во втором, а также их претензии на определенный вариант глобального лидерства. Российская версия представлена объявленным Владимиром Путиным еще в 2007 году намерением вернуть России как правопреемнику и геополитическому наследнику СССР статус мировой сверхдержавы, что нашло отражение в принятой в конце марта 2023 года «обновленной» концепции внешней политики в виде формулы «самобытная страна-цивилизация, обширная евразийская и евро-тихоокеанская держава, оплот русского мира и один из суверенных центров мирового развития». В свою очередь, Тегеран является проводником доктрины «мировой исламской революции» и подкрепляет эти лозунги поддержкой исламистских террористических группировок на Ближнем Востоке и развернутых сетей влияния в мусульманских странах Азии и Океании, а также в мусульманских общинах Европы, Африки и Латинской Америки.
Амбиции глобального и регионального доминирования лидеров двух стран определяют как собственно их военную политику, так и ее идеологическое обоснование и дипломатическое обеспечение, равно как и соответствующий выбор противников, союзников и государств-клиентов.
Двусторонние взаимоотношения Москвы и Тегерана на протяжении длительного периода можно было называть «конкурентным сотрудничеством», ярким примером чего стала их совместная деятельность по спасению режима Асада в Сирии и раздел сфер влияния в этой стране, а также согласование позиций на Южном Кавказе в контексте армяно-азербайджанского конфликта. Но после полномасштабного вторжения российской армии в Украину эти отношения по ряду параметров приближаются к уровню более тесного союза.
Иран — во многом с согласия Москвы — приступил к заполнению вакуума военно-политического влияния в Сирии и на Южном Кавказе, который возник в связи с переносом главного фокуса российской активности на украинский фронт. Еще одним направлением углубляющегося сотрудничества являются поставки Ираном остродефицитных для российской армии боевых дронов и иных ударных вооружений, двигателей для военной и гражданской техники, а Россией Ирану — авиатехники, систем ПВО, военных кораблей, и, как утверждается в ряде источников, даже ядерных технологий (скорее для гражданской, чем для военной сферы их использования).
С точки зрения России, ее война с Украиной — не столько вооруженный конфликт между странами-наследниками распавшейся советской империи, сколько глобальное противостояние с США и НАТО. А территория Украины — это лишь платформа и один из элементов такого противостояния. Для Ирана символом «коллективного врага» Исламской революции стал Израиль, а Азербайджан — сателлитом и проводником влияния еврейского государства в критически важном с геополитической точки зрения для Тегерана регионе Южного Кавказа. И наличие именно такого «тандема», представители исламистского режима стараются подчеркивать при любом удобном случае.
В отличие от действий России в Украине, Иран пока воздерживается от прямого вооруженного столкновения с Азербайджаном — хотя, судя по его активности в последние месяцы, подобный сценарий также не исключен. На нынешнем этапе Тегеран ограничивается демонстрацией силы на границе азербайджанского эксклава в Нахичевани параллельно с усилиями по подрыву стабильности прозападного светского режима в Баку путем стимулирования этнического сепаратизма и религиозного экстремизма в этой стране. Последнее осуществляется Корпусом стражей исламской революции (КСИР) посредством массированной вербовки азербайджанцев — как граждан АР, так и проживающих в Иране.
С другой стороны, иранские лидеры, все еще заинтересованные в снятии западных экономических санкций, возвращении США в «ядерную сделку» с Тегераном и ее переформатировании на более удобных для Ирана условиях, не объявляют (в отличие от России) Вашингтон, ЕС и НАТО имманентным врагом, фокусируя свою антизападную риторику на критике поддержки «коллективным западом» Израиля. При этом в Москве до сих пор заинтересованы в сохранении российско-израильских договоренностей в Сирии и поддержании более-менее корректных отношений с Израилем по схеме «с нами те, кто не против нас».
Наконец, некоторые сходства характеризуют взаимоотношения РФ и Ирана с их ближайшими региональными союзниками, по многим параметрам функционирующими сегодня в качестве сателлитов. Для России такой страной является Беларусь, чьи интересы были объявлены в Москве составным элементом собственной национальной безопасности. В Тегеране аналогичная позиция регулярно декларируется в отношении Армении. За прошедший год президент Ирана Эбрахим Раиси не менее восьми раз делал заявления о важности отношений Ирана с «близкой и дружественной Арменией» и выступал за всемерную их активизацию, встречая ответное желание армянских лидеров «развивать отношения с Ираном в максимально возможной степени и во всех областях».
Дипломатия и прокси-экономика в условиях войны
Беларусь и Армения, являясь ближайшими со-исполнителями геополитической повестки в регионах, актуальных для их государств-патронов (в Украине и на Южном Кавказе), одновременно пытаются проводить самостоятельную внешнеполитическую линию (или по крайней мере иллюзию таковой) в отношениях с Западом. Долгое время среди наиболее эффективных на постсоветском пространстве стратегов и тактиков балансирования между различными геополитическими центрами силы считался президент Беларуси Александр Лукашенко, однако фактическое соучастие его режима в вооруженном вторжении России в Украину резко сократило поле для маневра такого рода. В итоге, сегодня Лукашенко то повторяет утверждения Кремля, что «Украина готовилась напасть первой, а Россия просто нанесла упреждающий удар», то, демонстрируя свое недовольство тем, как разворачивается война в Украине, пытается формировать нарративы, которые отходят от официальной линии Москвы, и призывает Запад не называть Беларусь «со-агрессором». А затем, учитывая весьма холодное отношение США и Европы к миротворческой риторике и заверениям «невмешательства» Беларуси в войну в Украине, инициирует в СМИ масштабную антизападную кампанию, стержнем которой стали обвинения в адрес НАТО о подготовке «вторжения на территорию Беларуси» (с территории Украины и Польши) «для уничтожения страны». Так или иначе, альтернативы России в поддержании финансово-экономической устойчивости, дипломатическом прикрытии и обеспечении внутренней безопасности правящего режима у Минска сегодня нет.
Похожие тенденции внешнеполитической волатильности показывает и Ереван, балансируя между Россией, Западом и Китаем. Будучи интегральной частью оси Москва-Ереван-Тегеран, Армения одновременно периодически демонстрирует готовность усилить прозападный вектор своей внешней политики — например, готовность заменить российское присутствие на линии размежевания с Азербайджаном не Ираном, а силами ООН или НАТО. Вместе с тем армянские лидеры продолжают подчеркивать ориентированность страны на Россию, от премьер-министра Никола Пашиняна, регулярно утверждающего, что Россия — это «стратегический партнер и союзник Армении», до руководителей парламента страны, декларирующих «близость или совпадение позиций Москвы и Еревана по принципиальным международным вопросам». Практическое наполнение заявлений такого рода представлено не только в виде многочисленных армяно-российских контактов на высшем уровне (по официальным данным, с начала войны в Украине Пашинян пять раз посещал РФ, шесть раз встречался с Путиным и 18 раз общался с ним по телефону), но и, например, проходившими в сентябре 2022 года совместными российско-армянскими военными учениями, подписанным в декабре того же года соглашением о военном сотрудничестве на 2023 год и ратификацией в феврале 2023 года Комиссией по вопросам обороны и безопасности парламента Армении соглашения о сотрудничестве спецслужб двух стран в области информационной безопасности.
РФ остается критически важным для Армении источником вооружений, причем в значительной степени поставляемых по сниженным ценам или бесплатно. В целом, на долю России, по данным Стокгольмского института исследования проблем мира (SIPRI), пришлось 94% всех зарубежных военных поставок в Армению в 2016—2020 гг. В военных закупках Азербайджана российское оружие, по тем же данным, составило лишь 17%.
Новый виток обсуждений перспектив «разумного баланса» внешнеполитической стратегии Еревана развернулся после заявления Никола Пашиняна в середине апреля 2023 года о готовности Армении удовлетвориться территорией в международно-признанных границах бывшей Армянской ССР по состоянию на 1991 год и признать суверенитет Баку над Нагорным Карабахом. Часть комментаторов полагает, что при исчезновении темы Карабаха в российско-армянском дискурсе и на фоне уверенности большинства армян, что Кремль станет ненадежным союзником, который бросил их в самый ответственный момент, отношения двух стран «неизбежно ждет ревизия» (т.е., снижение профиля геополитического партнерства). Другие, впрочем, предлагают не спешить с выводами и обратить внимание на тот факт, что с точки зрения Еревана, фаворитом «кастинга» на роль нового главного гаранта безопасности пока является не США, ООН, Китай или НАТО, а все тот же Иран. К тому же Россия лишь меняет стиль и качество своего присутствия в южно-кавказском многоугольнике геополитических интересов, но отнюдь не уходит вообще из этой схемы. Существенным моментом этого расклада остается тесное российское и иранское партнерство, включающее трансфер вооружений и иных ресурсов и материалов военного назначения, который нередко осуществляется с использованием каналов их сателлитов.
Так, несмотря на транслируемую Николом Пашиняном переориентацию Армении на Запад, Армения все еще служит военно-логистической опорой российско-иранского альянса, выполняет роль крупного хаба поставок в РФ товаров в обход санкций Западных стран и базы военно-технического снабжения российских войск, действующих против Украины. Фактически речь идет о продолжении прежнего курса, конкретные примеры которого не раз становились достоянием гласности. Например, в сентябре 2022 года Минфин США обнародовал информацию об участии армянской компании в закупках иностранного оборудования для российской военной промышленности, а спустя месяц на страницах Bloomberg появились свидетельства поставок через Армению компонентов европейского оборудования, используемых затем в российской военной технике.
Аналогичную роль посредника в поставках России иранских (а также китайских) вооружений и военной амуниции выполняет и режим Лукашенко, сам являющийся объектом западных санкций. По некоторым данным, организация схем обхода таких санкций была частью миссии, которую от имени президента РФ выполнял глава Беларуси во время его визитов в конце февраля и начале марта 2023 года в Китай и менее чем две недели спустя в Иран. И если визит белорусского лидера в Китай был также попыткой продемонстрировать, что его режим на самом деле не так изолирован, как считается в мире и внутри страны, то в случае визита в Иран производство и передача союзникам по антизападному блоку продукции двойного и военного назначения выглядит одним из наиболее существенных компонентов подписанной Лукашенко и Раиси Дорожной карты, очерчивающей контуры сотрудничества двух стран до 2026 года.
Разумеется, экспортно-импортными возможностями Беларуси и Армении каналы поставки санкционных товаров России и Ирану не ограничиваются. В аналогичных схемах (особенно в поставках микрочипов и иных электронных устройств преимущественно американского, германского, голландского и японского производства, необходимых для производства продвинутых вооружений) задействованы компании из Центральной Азии, Грузии, Турции и ОАЭ. А Китай осуществляет подобные поставки — в том числе и в виде элементов бытовой техники — практически в довоенных объемах.
Особенность ситуации Армении и Беларуси состоит в том, что роль платформы трансфера санкционных товаров прямого и двойного назначения Ирану и РФ, является лишь одним из встроенных элементов их стратегического партнерства с этими странами. Последствия работы нового механизма координации применения санкций против «государств-изгоев» могут стать особенно болезненными для субъектов всех этих пересекающихся союзов.
Смогут ли Тегеран, Москва, Ереван и Минск найти «креативное решение» для продолжения прежней практики, или будут вынуждены адаптировать свою политику к пусть и медленно, но меняющейся не в их пользу новой ситуации, покажет ближайшее будущее.
