В Тегеране нарастает недовольство уровнем поддержки со стороны Москвы, особенно после 12-дневной войны между Израилем и Ираном. Значение Исламской Республики для России снижается, в связи с чем иранская сторона опасается «политического размена» не в свою пользу. Впрочем, международная изоляция Тегерана ограничивает его возможности для маневра.
Сандал высокого уровня
В конце августа в иранских медиа развернулась громкая история, связанная с Москвой. Член Совета по определению политической целесообразности Ирана Мохаммад Садр, в прошлом занимавший пост заместителя министра иностранных дел страны, в интервью обвинил Россию в помощи Израилю.
Политик озвучил две основные претензии. Во-первых, он назвал подозрительным, что в ходе недавней «12-дневной войны» и в предыдущих конфликтах Израиль располагал точной информацией об иранских объектах ПВО. «Основываясь на своем анализе и разведданных, могу сказать, что это русские предоставили Израилю соответствующую информацию», — заявил он.
Во-вторых, Садр напомнил, что Россия так и не предоставила Тегерану продвинутые виды вооружения, которые тот запрашивал. Прежде всего, речь об истребителях Су-35. Иранская сторона еще в начале 2023 года утверждала, что существуют договорннности на поставку двух эскадрилий — 24 самолетов. Затем появились сообщения, что речь может идти о 50 аппаратах. Однако к настоящему моменту Иран получил лишь партию учебных самолетов Як-130 и, по данным некоторых источников, не более четырех Су-35. Кроме того, Садр подчеркнул, что в 2019 году Москва передала Турции комплексы ПВО С-400, но продавать аналогичные системы Ирану отказывается.
Иранский политик подытожил, что так называемый стратегический пакт между Ираном и Россией, заключенный в январе 2025 года, — «не более чем афера».
Слова Садра взбудоражили общественность, всколыхнув привычные для Ирана антироссийские настроения. Однако отклик в местных СМИ оказался противоречивым. Консервативная газета «Кейхан» осудила Садра, утверждая, что его слова «наносят ущерб национальной безопасности и внешней политике Ирана», и обвинила его в «ложных и провокационных» высказываниях. В то же время реформистские СМИ раскритиковали «Кейхан» за «безоговорочную поддержку России».
Не остались в стороне и органы власти. Так, МИД Ирана заявил, что слова Садра являются его «личным мнением, не основаны на доказательствах» и не отражают официальную позицию Тегерана. Прокурор Тегерана возбудил дело против члена Совета по определению политической целесообразности за «ложные и безосновательные» высказывания. Впрочем, в заявлении не уточняется, против кого именно возбуждено дело: имя Садра в нем не упоминается.
Обратили внимание на происходящее и в России. МИД РФ опроверг обвинения Садра, назвав их частью «скоординированной кампании дезинформации, организованной силами, враждебными как России, так и Ирану». Свою публикацию российские дипломаты снабдили красочной надписью FAKE поверх скриншота с изображением Садра на сайте персидской службы BBC.
Блеймшифтинг
Использование России как удобного «козла отпущения» — привычная тактика иранских властей. Например, Мохаммад Джавад Зариф, один из видных иранских политиков, занимавший пост министра иностранных дел в кабинете президента Хасана Рухани, активно продвигал сотрудничество с Москвой и, по словам инсайдеров, установил хорошие отношения с Сергеем Лавровым. Однако в конце срока Рухани, когда реформаторский лагерь подвергался резкой критике, Зариф неожиданно выступил с признанием, что Россия всю дорогу мешала Тегерану налаживать отношения с Западом.
Иранские военные применили схожую тактику, когда в январе 2025 года генерал Бехруз Эсбати обвинил Москву в падении режима Башара Асада. По его словам, Россия обманывала Иран, заявляя, что наносит удары по антиправительственным силам в Сирии, тогда как на деле бомбила пустыри. Вероятно, иранская элита таким образом пыталась смягчить последствия очередного провала, связанного с потерей ключевого союзника на Ближнем Востоке, в поддержку которого Тегеран годами вкладывал значительные ресурсы.
Оценить достоверность этих заявлений сложно. Признание Зарифа выглядит правдоподобным, тогда как утверждения Садра и Эсбати вызывают больше вопросов. Однако не менее важен сам факт постоянного воспроизведения таких паттернов публичного поведения. Образ России в Иране настолько негативен, что даже политики используют Кремль как оправдание своих неудач, когда этого требует «политическая целесообразность».
Негативное восприятие России уходит корнями в историю, которая играет ключевое значение в формировании иранской картины мира. Москве припоминают захват Азербайджана в начале 19 века, расстрел казачьей бригадой первого иранского парламента в годы Конституционной революции, оккупацию Ирана силами Британии и СССР во время Второй мировой войны и другие исторические сюжеты. Несмотря на все заявления о партнерстве и сближении, Россия за последние годы не только не переломила этот тренд, но усугубила его. Для противников режима Москва — верный союзник Хаменеи, для сторонников — сторона, которая не приходит на помощь в трудную минуту.
Эта динамика подтверждается опросами, проводимыми из-за рубежа. До февраля 2022 года, по данным Центра исследований международных отношений и безопасности в Мэриленде (CISSM), 42% иранцев относились к России негативно, но после полномасштабного вторжения в Украину этот показатель вырос до 57%.
Владимир Путин может сколько угодно говорить о росте числа иранских студентов в России в три раза или о фестивалях русской культуры в Тегеране и Исфахане, но реальность свидетельствует, что отношение иранцев к Москве скорее подходит под формулу «хуже некуда».
Незавидное положение Ирана
Хотя заявление Садра не выглядит чем-то необычным в контексте иранской политики, определенные изменения в отношениях Тегерана и Москвы все же наметились. Прежде всего, 12-дневная война между Израилем и Ираном подтвердила, что Кремль не намерен защищать своего партнера перед лицом израильско-американской угрозы.
С точки зрения Москвы, такая позиция рациональна. Поставка двух или даже пяти эскадрилий Су-35 не спасет Иран от ударов — дисбаланс военной мощи в пользу Израиля слишком очевиден. Для его преодоления потребовались бы годы последовательного вооружения Ирана, но это испортило бы отношения Кремля не только с Израилем, но и с Турцией и Саудовской Аравией, которые явно не поддерживают идею военного усиления Исламской Республики. Поэтому срочной необходимости в поставках оружия Ирану нет. К тому же в России идет масштабное перевооружение собственной армии, и поставки в Иран явно не являются приоритетом.
О прямой военной помощи Ирану речи вообще не идет. Россия явно не горит желанием вступать в прямое военное противостояние с США и Израилем ради интересов Ирана.
Кроме того, значимость Ирана для России снижается. На иранской территории планируются крупные проекты, включая строительство железной дороги в рамках коридора «Север-Юг» и газопровода через Азербайджан для транзита российского газа к Персидскому заливу. Однако возможность новых обострений между Ираном и Израилем заставляет Россию замедлить реализацию этих инициатив. Какой смысл вкладывать миллиарды рублей в Исламскую Республику, если завтра все это может быть погребено под завалами войны?
С точки зрения экономического сотрудничества Иран не является приоритетным направлением для России даже среди стран Ближнего Востока. Объем ирано-российской торговли, несмотря на многочисленные инициативы, остается на уровне около $ 5 млрд.
Для сравнения, в 2024 году товарооборот с Турцией составил более $ 50 млрд, с ОАЭ — почти $ 10 млрд, с Египтом — $ 9 млрд.
До недавнего времени Иран обладал другим важным атрибутом — статусом чуть ли не единственного военного партнера России благодаря поставкам беспилотников. Однако пик значимости Ирана для российской армии в контексте войны в Украине пришелся на 2022−2023 гг. К 2025 году Москва не только продвинулась в создании собственных БПЛА, но и почти полностью локализовала сборку иранских дронов. Более того, российские инженеры значительно усовершенствовали их, и, по данным западной прессы, теперь Тегеран сам заинтересован в импорте этих доработанных моделей.
Неудивительно, что Тегеран все больше опасается возможного политического размена не в свою пользу. Иранские СМИ регулярно обсуждают сценарий, при котором Трамп и Путин договорятся по Украине, а Иран станет частью этой сделки. Предполагается, что Москва может позволить США и Израилю наносить удары по Исламской Республике в обмен на уступки на украинском направлении. Это усиливает недоверие Тегерана к действиям Кремля.
Впрочем, внешнеполитическая ситуация оставляет Ирану мало пространства для маневра. Отношения с Западом, включая Европу, ухудшаются. Китай остается ключевым партнером, но его торговля с Турцией и Саудовской Аравией в разы превышает иранские показатели. Пекин также не спешит поставлять Тегерану передовое вооружение. Страны региона также подходят к отношениям с Ираном прагматично: они торгуют, но во многих вопросах открыто конкурируют с ним. Показателен пример Сирии, где иранского союзника вытеснила прокси-сила Турции, а после падения Асада Саудовская Аравия и Катар стремятся занять место Ирана в финансовой сфере.
Тегеран, несмотря на недовольство, в ближайшем будущем будет вынужден поддерживать и развивать отношения с Москвой. Можно долго рассуждать, как и почему он оказался в нынешней ситуации, но факт остается фактом: у Ирана так мало внешнеполитических партнеров, что он не может позволить себе разрыв с Россией.
