20 марта 2025 года Владимир Путин подписал новый закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в единой системе публичной власти», который заменит прежний закон об МСУ. Одна из наиболее обсуждаемых особенностей муниципальной реформы — отказ от двухуровневой системы местного самоуправления. На практике это означает ликвидацию муниципалитетов в сельских поселениях, которые теперь объединяются в один большой округ на месте одного-двух (или даже трех) старых сельских районов и небольших городов. Главы некоторых регионов довольно громко протестовали против этой нормы. Против публично выступил и Госсовет Татарстана. Да и сама реформа долго буксовала: законопроект был внесен еще в декабре 2021 года, но многократно откладывался, что крайне нетипично для инициатив такого парламентского «тяжеловеса» как Павел Крашенинников. Очевидно, что проект встретил довольно сильное, хоть и не публичное сопротивление. В результате закон приняли только после того, как в нем специально сделали оговорку, что на региональном уровне может быть принято решение о сохранении сельских поселений.
Протест части регионов был связан с недовольством местных элит, которых выталкивают из политического пространства даже на таком низком уровне. Отказ от уровня сельских поселений ликвидирует около 99% всех выборных должностей в России. Опыт Пермского края, где реформа уже проведена, показывает, что это приводит к «политической депопуляции», как выразился пермский исследователь Виталий Ковин. В своей статье он отмечает, что после объединения территорий большинство местных политиков — бывших глав и депутатов — покинули общественную деятельность, ушли в частную жизнь или вовсе покинули свои села. Это существенно бьет по самоощущению и статусу многих сельских лидеров, играющих важную роль в формировании общественного мнения на местах. Именно этот класс людей в селах обладает хотя бы минимальными представлениями о работе госорганов и бюджетных процессах — они вынуждены обсуждать эти темы на заседаниях и принимать решения. И именно они способны разъяснять многие вопросы местным жителям. В наименее модернизированных регионах они могут быть главами влиятельных в этой местности кланов.
Долгие годы «оптимизации» на селе — закрытие школ, фельдшерских пунктов и другой инфраструктуры — усилили пессимизм жителей. Ликвидация школ или медпунктов обрекает села на вымирание, и люди воспринимают реформу МСУ как очередной шаг к уничтожению их будущего.
Протесты против реформы МСУ
Переход на одноуровневую систему МСУ начался несколько лет назад: к моменту принятия закона 20 регионов уже ликвидировали сельские поселения, 26 планировали это сделать после принятия закона, а 43 намеревались сохранить смешанную или двухуровневую систему. Протесты местных жителей против ликвидации их муниципальных образований периодически происходят, но значимые — не часто. Во многом это вызвано двумя факторами. Во-первых, власти пытаются принимать решения максимально тихо — публичные слушания проводятся под покровом тайны: их расписание нигде не публикуется, а для участия в них мобилизуются подконтрольные властям жители. Кроме того, слушания проводятся в рабочее время, а соответствующие нормативно-правовые акты после них принимаются молниеносно. Люди узнают о ликвидации их поселения как отдельного муниципалитета, когда возражать уже поздно. Во-вторых, возникающие протесты остаются локальными из-за отсутствия единого информационного пространства и политических лидеров, способных объединить людей за пределами их сел или районов. Жители чувствуют себя изолированными, хотя их проблемы общие.
На этом фоне выделяются протесты в Красноярском крае, где власти попытались устроить «муниципальный блицкриг» — молниеносно принять закон о переходе на одноуровневую систему без обсуждения с обществом и даже элитами. Из 472 муниципалитетов планируется оставить лишь 39, из которых только шесть будут иметь статус городских округов (сейчас таких округов 17). Делается это все прямо накануне старта избирательных кампаний единого дня голосования 2025 года. В Красноярском крае на этот день запланированы 434 избирательные кампании, во время которых планировалось избрать 4,5 тысячи депутатов. Кроме того, поправки предусматривают выборы глав городов и муниципальных округов только из числа предложенных губернатором кандидатов. Сейчас мэров назначают советы депутатов из кандидатов, одобренных конкурсной комиссией, то есть документы для участия в процедуре теоретически может подать любой желающий. Прямые выборы мэров были отменены еще десять лет назад.
Для Красноярского края особенно важен географический аспект, поскольку это огромный по территории регион, раскинувшийся на 2,37 млн кв. км. Это половина от площади Евросоюза при населении менее 3 млн человек. Расстояния между ближайшими населенными пунктами могут достигать здесь более сотни километров, транспортная связь скудна, а на севере дороги отсутствуют значительную часть года, что делает коммуникацию затруднительной.
Факторы и участники протестной активности
Самые мощные протесты против муниципальной реформы разгораются в районах, которые ликвидируются путем присоединения к соседним. Для жителей это вопрос выживания: районный уровень обеспечивает ключевую инфраструктуру — именно на нем решаются вопросы ЖКХ, в райцентре находится районная больница и поликлиника.
Местный патриотизм и идентичность усиливают недовольство. Например, жители основанного еще в 1619 году Енисейска, называющие свой город «отцом городов сибирских», возмущаются, что в ходе реформы его хотят присоединить к основанному лишь в 1975 году Лесосибирску, который в итоге и даст название новому округу.
В Красноярском крае протесты приобрели широкий размах. И касается это не только географии, но и публично высказавшихся групп, среди которых оказались, например, ветераны и дети Великой Отечественной войны, казаки, участники СВО — то есть группы, к которым власти демонстративно проявляют особое уважение (стоит вспомнить недавнее обещание Владимира Путина переименовать аэропорт Волгограда в Сталинград, потому что он не может ослушаться ветеранов войны). Даже шествия «Бессмертного полка» 9 мая превратились в регионе в акции протеста — во многих районах жители вышли с портретами родственников и плакатами с лозунгом «За родной район». Депутаты заксобрания края получили уже более 500 индивидуальных и коллективных обращений. В соцсетях губернатора, где изначально преобладали негативные отзывы, теперь накручивают лайки и блокируют критиков. Есть сведения, что в некоторых районах на местных жителей уже оказывается давление с целью запретить им записывать видеообращения и собирать подписи.
Удивительно, что в протестах активно участвуют и местные элиты. Против реформы, инициированной губернатором, публично выступили некоторые муниципальные чиновники и депутаты, в том числе от «Единой России». Свое несогласие с реформой выразили главы сельских поселений ликвидируемого Сухобузимского района. В отставку досрочно ушли мэры Сухобузимского района и Дудинки, вслед за ними уволился глава Шарыповского района, который возглавлял его с 2004 года (все три — единороссы).
Инициировавший реформу губернатор явно проигрывает медийную кампанию этому стихийному низовому движению. Его пост в Telegram собрал рекордные 4,7 тысячи дизлайков против 168 лайков в первый же день. Проблему попытались решить накруткой лайков и позитивных комментариев, но это не спасло ситуацию — счет реакций пошел на десятки тысяч, из которых около половины оказались негативными.
Методы противодействия
На этом фоне инициаторы реформы решили не притормозить и обсудить реформу с жителями, а ускориться. Второе чтение законопроекта перенесли с 29 мая на 15 мая и успешно проголосовали «за». Одновременно силовики пришли к красноярскому политологу и автору местного Телеграм-канала Алексею Аксютенко, арестовав его на семь суток. Именно Аксютенко призывал участников акции «Бессмертный полк» выходить с портретами родственников и плакатами с лозунгом «За родной район». Жалобу на него подали общественники движения «Волонтеры Победы», усмотрев в его действиях «организацию публичного мероприятия без подачи уведомления в установленном порядке». Аксютенко наиболее подробно освещал протесты жителей разных районов и поселений против реформы.
Подобные методы решения проблем становятся все более распространенными в федеральном масштабе. В январе 2025 года в Рязанской области арестовали депутата и редактора местного СМИ «Вид сбоку» Константина Смирнова, выступавшего против ликвидации сельских поселений. Его обвинили в вымогательстве 300 тысяч рублей у генерального директора специализированной коммерческой организации Рязанской области. Вместе с ним были задержаны журналисты Алексей Фролов и Наталья Смолянинова. Важно, что именно публикации Смирнова привлекли внимание к местным публичным слушаниям в Дубровичах и Подвязье Рязанского района, которые власти пытались провести максимально незаметно. В результате слушания были провалены: большинство участников высказались категорически против ликвидации муниципалитетов. Причем участие было массовым — в селе Дубровичи с населением около 2000 человек в слушаниях приняли участие около 250 человек, а еще около 100 не смогли попасть в помещение и стояли вокруг здания. Власти аннулировали итоги через прокуратуру, ссылаясь на формальные нарушения, допущенные самими же организаторами слушаний, то есть местными властями. Это тоже вполне эффективный метод управления ситуацией: слушания изначально проводятся с нарушениями, чтобы при необходимости их результаты можно было отменить. На следующий день после ареста Смирнова Совет депутатов Дубровического сельского поселения утвердил решение о его ликвидации и об объединении всех поселений района в муниципальный округ.
В этих событиях важен и еще один сюжет. Люди, по их собственным словам, после участия в слушаниях меняют свои взгляды на обсуждаемые вопросы. Арестованный Константин Смирнов цитировал двух жительниц Дубровичей после публичных слушаний: «Люди как изменились, какие грамотные все стали», — сказала мне после слушаний одна дубровическая пенсионерка. Она столько лет живет в селе, но никогда не представляла односельчан вот в таком качестве — как настоящих граждан. Другая жительница написала в соцсетях, что глядя на тех, кто не попал в переполненный зал и отстаивал свою позицию под дождем через окно, видела «хозяев своей земли». Таким образом, реформа выявляет не только недовольство, но и потенциал гражданского пробуждения.
Дефицит политической субъектности
Освещение протестов против муниципальной реформы играет важную роль в их масштабировании. Эффективность возрастает и при появлении реальных координаторов. Например, в Алтайском крае эту функцию выполняет сильное краевое отделение КПРФ, из-за чего региональные власти регулярно сталкиваются с проблемами на публичных слушаниях: даже при наличии административного ресурса большинство высказывается против реформы. Это касается не только вопроса о ликвидации сельских поселений, но и вопроса выборности глав муниципалитетов. В начале года такая инициатива обсуждалась в Ельцовском районе, где инициативная группа граждан при поддержке партии хотела провести местный референдум об избрании главы района. В начале мая публичные слушания, на которых большинство участников поддержало прямые выборы главы, прошли в Чарышском муниципальном округе. Поправка о прямых выборах будет вынесена на рассмотрение сессии совета депутатов в конце мая. Спустя несколько дней аналогичные публичные слушания прошли в Камне-на-Оби, где инициаторами возвращения прямых выборов стали депутаты не только от КПРФ, но и беспартийные и даже единороссы. За прямые выборы на слушаниях высказались 130 человек, против — 128.
Все эти события показывают, что люди ценят местное самоуправление и возможность участвовать в выборах даже тогда, когда полномочия многих муниципалитетов носят символический характер. Попытки отнять эти права воспринимаются болезненно и несут потенциал для массового «политического» недовольства как со стороны населения, так и со стороны нижнего уровня элит. Некоторые политические силы пытаются использовать эту волну: КПРФ координирует протесты в некоторых регионах, а «Новые люди» недавно предлагали поправки, чтобы проводить прямые выборы мэров, если конкурсная процедура затягивается. Такое случается, когда в отсутствие прямых выборов мэров местные депутаты не могут принять соответствующее решение в течение многих месяцев, а иногда и больше года, как это было, например, в Кургане, Тольятти или приморском Большом Камне. Это довольно распространенное явление. Например, во время прошлогоднего наводнения Курган уже несколько месяцев был без мэра, которого в итоге назначили только в мае 2025 года. Парламентские партии понимают потенциал темы и действуют максимально осторожно, чтобы не ввязаться в конфликт с федеральными властями. Примеры репрессий против менее осторожных Константина Смирнова и Алексея Аксютенко служат для них предостережением.
Уровень местного самоуправления остается самым проблемным с точки зрения подконтрольности Кремлю. Реформировать его пытаются уже не первый раз: в 2000-е гг. была проведена «реформа Козака», закрепившая обязательное двухуровневое самоуправление, но всего через десятилетие она уже начала размываться, когда регионы стали массово переходить на одноуровневую систему. При этом именно на местах сохраняется протестный политический потенциал — оппозиция иногда берет под контроль целые города (как Тамбов в 2020 году), создает сильные коалиции против «Единой России» и региональных властей (как в Ревде Свердловской области в последние годы) или выплескиваются наружу конфликты внутри самой «Единой России» (как в Братске Иркутской области в 2024 году). Здесь проще консолидировать недовольство людей, поскольку именно МСУ решает повседневные проблемы жителей — ЖКХ, транспорт, застройку, благоустройство, — и их острота, особенно с началом войны, только нарастает. На этом уровне сложнее обеспечить тотальный контроль — сил не всегда хватает даже на проведение публичных слушаний по нужному сценарию. Эти конфликты ярко показывают, насколько ограничена реальная поддержка властей. Однако наряду с дефицитом контроля со стороны государства существует и дефицит политических сил, готовых и способных этими факторами воспользоваться. Люди остаются наедине с государственной машиной, и любое публичное недовольство быстро затихает. Вопрос, исчезает ли оно на самом деле, остается открытым.
