Президент России Владимир Путин и лидер переходного периода Сирии Ахмед аш-Шараа провели первые прямые переговоры после падения режима Асада в декабре 2024 года. Вероятно, впервые в истории в российской столице одновременно находились действующий и свергнутый президенты Сирии: Ахмед аш-Шараа — в Кремле, а Башар Асад — в Москва-Сити, где, по данным издания Zeit, он проживает в апартаментах под охраной российских спецслужб. Кроме того, впервые в отечественной истории Владимир Путин пожал руку человеку, которой тот, согласно публичному отчету Минобороны, вроде как должен был лишиться в 2017 году в результате авиаудара российского штурмовика.
Встреча состоялась, несмотря на отмену российско-арабского саммита, на который аш-Шараа планировал прибыть вместе с лидерами других ближневосточных стран. По всей видимости, стороны были настолько заинтересованы в двусторонних переговорах на полях мероприятия и готовились к ним, что не стали отменять рабочий визит. Впрочем, подобную гибкость можно трактовать и иначе: идея созвать российско-арабский саммит, помимо демонстрации «многополярности мира» и «неработающих санкций», была придумана только для того, чтобы создать повод для таких прямых переговоров. Отмена саммита из-за его неактуальности в свете мирной сделки по Газе заставила отбросить все декорации и сосредоточиться на главном — сохранении физического присутствия РФ на Ближнем Востоке.
Среди российских чиновников и силовиков есть противники договоренностей с бывшими «террористами», но очевидно, что Владимир Путин не обращает внимания на такое сопротивление, если вообще замечает его. Для него контакт с Ахмедом аш-Шараа — это не только возможность сохранить в Сирии логистический хаб для поставок вооружения и оборудования в Африку, но и способ продемонстрировать приверженность принципам realpolitik на внешнеполитической арене, а также готовность к заключению выгодных сделок. Для самого аш-Шараа, которого российские пропагандистские СМИ теперь называют «сирийским коллегой», переговоры в Кремле чреваты последствиями как внутри его окружения, в котором остаются люди с радикальными взглядами, так и на международной арене, учитывая его недавнюю встречу с президентом Украины Владимиром Зеленским и стремлением заручиться поддержкой западных стран.
Впрочем, было бы ошибкой заподозрить аш-Шараа в недальновидности и противоречиях — напротив, его активность говорит о том, что нынешний лидер Сирии прекрасно понимает необходимость «покончить с ополченческим мышлением», которому присуща медлительность, и действовать стратегически. Для него Россия, несмотря на прошлую военную поддержку Асада, является игроком, с которым можно выстраивать реальную, а не гипотетическую систему сдержек и противовесов. Многочисленные меморандумы и соглашения с европейскими или азиатскими странами, которые пока опасаются вести бизнес в Сирии, — это одно, а продление договоренностей с Москвой, стремящейся сохранить свои военные базы, — совсем другое. При этом использование приема «это — совсем другое» отражает не столько лицемерие или двойные стандарты новых сирийских властей, сколько реальную необходимость иметь инструменты для сдерживания всеобъемлющей, прежде всего военной, экспансии Турции, деэскалации отношений с Израилем и укрепления позиций в переговорах с Западом.
Скованные одной цепью
Показателем взаимной заинтересованности Москвы и Дамаска в переговорах служит информационный фон вокруг встречи президентов. Сирийская сторона на этот раз не допустила никаких двусмысленных формулировок по поводу «восстановления доверия» и «компенсации». Через осторожный анонимный слив в агентство Reuters Дамаск намекнул, что вопрос выдачи Башара Асада будет затронут в ходе переговоров в Кремле. На деле эта тема остается на периферии российско-сирийского диалога, но Дамаску необходимо периодически упоминать ее в публичном пространстве, чтобы удовлетворить запрос внутренней аудитории.
Российская сторона во время встречи проявила неожиданную щедрость на комплименты: Путин назвал недавние парламентские выборы в Сирии «большим успехом», ведущим к «консолидации общества». При этом легитимность этих выборов вызывает сомнения даже у лояльных нынешним властям в Дамаске сирийцев. Голосование не было всеобщим: 140 из 210 депутатов Народного собрания (парламента) избирались выборщиками из окружных избирательных коллегий, а оставшихся 70 назначил напрямую аш-Шараа в соответствии с конституционной декларацией переходного периода, принятой в марте 2025 года. Из 1578 кандидатов в парламент прошли и некоторые достойные люди, включая врачей и учителей, но лояльные новой власти выборщики в первую очередь преследовали цель, выгодную Дамаску, — создать иллюзию демократизации и частично перераспределить полномочия. Очевидно, что Кремль выступает поборником легитимности на международной арене лишь тогда, когда это ему выгодно. В сирийском случае Россия не противоречит себе: в прошлом она никогда публично не замечала «чуровщины» в действиях режима Асада, который во время гражданской войны на подконтрольных территориях трижды проводил парламентские выборы (в 2012, 2016 и 2020 гг.) и дважды президентские (в 2014 и 2021 гг.).
Ахмед аш-Шараа, не испытывающий недостатка в международных контактах, но нуждающийся в реальной поддержке, вероятно, оценил «реверансы» Кремля. Особенно к месту они пришлись после резни алавитов на побережье весной и боестолкновений с друзами на юге летом, которые вызвали предсказуемый протест на Западе. Бывший полевой командир, воевавший в разное время на стороне «Аль-Каиды» в Ираке и Сирии, даже попытался пошутить о «длинных лестницах в Кремле», которые он смог преодолеть и «не устать». Как отметил Андрей Колесников, которого называют «летописцем Путина», аш-Шараа «показал себя с лучшей стороны» и «произвел впечатление толкового человека».
Позже министр иностранных дел Сирии Асаад аш-Шибани заявил, что по вопросу пересмотра соглашений о военных базах новых договоренностей пока нет. По данным арабских СМИ, Ахмед аш-Шараа гарантировал сохранение российского военного присутствия на сирийской территории и пообещал урегулировать вопросы, волнующие Москву. Взамен он запросил поставки вооружений, включая системы ПВО, обслуживание уцелевшей после Асада и израильских ударов техники, а также нефтепродукты, пшеницу и инвестиции. Как сообщает «Коммерсант», на встрече также обсуждалась дипломатическая поддержка Сирии в вопросе воздействия на Израиль, чтобы он прекратил систематические атаки на объекты нынешнего режима.
Подобные инсайды могут показаться неправдоподобными «хотелками», учитывая сложность в выстраивании действительно доверительного диалога между свергнувшими Асада исламистскими властями Сирии и Кремлем, приютившим Асада и сотни других высокопоставленных офицеров и генералов бывшего режима. Однако так кажется только на первый взгляд.
Во-первых, после смены власти Россия уже отправляла к берегам Тартуса танкеры с дефицитным для Сирии дизельным топливом.
Во-вторых, как сообщил вице-премьер Александр Новак, Россия готова продолжать работу на нефтяных месторождениях в Сирии. В частности, речь идет о возвращении в страну «Татнефти», которая остановила деятельность в 2011 году на волне начавшихся протестов в стране и не была замешана в сотрудничестве с режимом во время гражданской войны (в отличие от компаний олигарха Геннадия Тимченко или проектов погибшего куратора ЧВК «Вагнер» Евгения Пригожина). Соответствующие переговоры между чиновниками Татарстана и сирийскими дипломатами прошли еще в июле 2025 года накануне первого после падения режима Асада визита в Москву главы МИД Сирии. Другое дело, что развертывание нефтяников в отдаленных от побережья районах — а именно там в первую очередь надо добывать ресурсы, — связано с вопросами их охраны и действий службы безопасности, что является непростой и даже токсичной темой, учитывая печальный опыт «Вагнера». Тем не менее при желании стороны способны найти компромисс, тем более что российские компании прежде проводили разведку и на шельфе страны.
В-третьих, вопрос переформатирования российского военного присутствия давно обсуждается Москвой и Дамаском, но дело не только в его «новой цене». Обсуждение сроков и условий базирования в Тартусе и Хмеймиме выглядит логичным в текущей ситуации, учитывая, что договоренности об аренде этих баз на 49 лет с автоматическим продлением на последующие 25-летние периоды при отсутствии возражений сторон были заключены еще в 2017 году и не предусматривали никакой платы со стороны Москвы (за исключением косвенных вложений в режим для его победы в войне). Однако после смены власти функции этих объектов изменились. Как писал Riddle, Москва вывела из страны в Россию или Ливию почти все системы вооружений, включая комплексы ПВО С-300 и С-400, и не может использовать базы для проецирования влияния в регионе, например, для краткосрочного базирования стратегической авиации. Авиабаза в Латакии уязвима для обстрелов даже стрелковым оружием с господствующих высот, а корабли в Тартусе рискуют повторить судьбу американского эсминца «Коул», атакованного «Аль-Каидой» в 2000 году в порту Адена. Во времена Асада российский флот обеспечивал комплексную защиту объектов, включая надводную (с боевыми катерами) и подводную противодиверсионную оборону.
В новых условиях Тартус практически не используется Главным командованием ВМФ. Это связано не только с угрозами безопасности и необходимостью сопровождать даже сухогрузы со специфическим грузом боевыми кораблями (особенно после атаки на сухогруз Ursa Major в декабре 2024 года), но и с запретом Турции на проход военных кораблей через черноморские проливы. Последнее делает невозможной ротацию кораблей средиземноморской эскадры с ближайших флотов.
В теории Москва может договориться об использовании Тартуса в формате, существовавшем до вмешательства в сирийскую гражданскую войну в 2015 году. Тогда ПМТО (пункт материально-технического обеспечения) состоял лишь из плавмастерской и нескольких хозяйственных построек для обслуживания редких кораблей ВМФ. Однако после начала полномасштабной войны в Украине и из-за риска диверсий ВСУ за пределами Черного моря посылать одиночный надводный корабль в сопровождении вспомогательного судна даже под прикрытием субмарины крайне опасно. Не говоря уже о том, что такая группа кораблей без опоры на береговые средства поражения (ракетные комплексы «Бастион»), которые также были выведены из Сирии еще в январе 2025 года, не может представлять никакой «сдерживающей» угрозы авианосной ударной группе США. Российским гражданским торговым судам нет необходимости использовать причальную стенку в зоне нынешнего военного присутствия, поскольку танкеры можно загружать не только в Тартусе, но и в порту в Баниясе.
Ситуация с авиабазой Хмеймим схожа с Тартусом, но с одним отличием: Дамаск до сих пор позволяет российским военные использовать этот объект в качестве «аэродрома подскока» для переброски грузов в Африку, поскольку при прямых авиарейсах их тоннаж ограничен. В этом смысле не исключено, что могут оказаться правдивыми слухи о том, что аэродром в Камышлы может заменить Хмеймим для подобных логистических операций. Москва сможет сократить издержки, используя куда меньший объект, тем более что некоторое присутствие российских военных на нем сохраняется даже после смены власти. Сирийцы же в таком случае могли бы заявить, что добились вывода россиян с побережья и закрыли «главу истории», в которой с этой авиабазы ВКС с 2015 года бомбили всех противников Асада, не ограничиваясь только террористами «Исламского государства».
Россия и Сирия сталкиваются с рядом проблем и вопросов, решение которых позволило бы обеим сторонам достичь своих целей. Однако главная трудность заключается в том, что Москва может быть удовлетворена текущим неопределенным статусом соглашений, сохраняя физическое присутствие и используя Хмеймим для логистики в Африку, а также поддерживая имидж значимого международного игрока. Дамаск же нуждается в постоянной экономической поддержке и рассчитывает получить плату за то, что фактически позволяет российскому «Африканскому корпусу» проецировать силу в другом регионе, конкурируя с Западом и Турцией. Поскольку Запад пока не готов вкладывать серьезный капитал в постасадовскую Сирию, Москва еще может какое-то время ограничиваться разовыми акциями вроде поставок топлива. Однако затягивать такое положение дел до 2068 года, согласно прежнему 49-летнему контракту, вряд ли удастся.
