Российская активность в Ливане — это квинтэссенция ближневосточной политики Москвы, поскольку именно на этом направлении Кремль вынужден маневрировать наиболее изворотливо и задействовать как официальные, так и неофициальные каналы. 4 августа 2020 года в порту Бейрута произошел взрыв, в котором обнаружился российский след: владелец судна, с борта которого сгрузили конфискованную селитру, — уроженец Хабаровска, а собственники взрывоопасного груза — граждане Сирии с российскими паспортами. России это, к удивлению, практически не припоминают. Однако в ближайшее время действия Кремля на ливанском треке начнут вызывать повышенный интерес.
Клубок противоречий
Активизация РФ на ливанском направлении — прямое следствие сирийской кампании, в которой первоначально в роли проводника для Москвы выступали Иран и союзная ему ливанская «Хезболла».
С усилением проиранских сил в Ливане, сопровождающимся размытием границ между линией военно-политического движения и политикой официального Бейрута, для Москвы открылись возможности смелее действовать в соседней с Сирией стране: как за счет углубления контактов с проиранскими и просирийскими силами, так и с их оппонентами, которые видят в Москве заинтересованную в диверсификации контактов силу. Но привычные Кремлю силовые инструменты продвижения влияния в стране блокировались: России так и не удалось реализовать согласованный на форуме «Армия-2017» список вооружений для Ливана. Однако инструменты мягкой силы в условиях кризиса и ослабленной конкуренции оказались более успешными и привели к конкретным договоренностям по экономико-политическим проектам «Роснефти» и «Новатэк».
Настойчивая позиция
В августе 2020 года, через полторы недели после разрушительного взрыва в порту Бейрута и на следующий день после заявления ливанского премьера Хасана Диаба об отставке своего правительства, уходящий на пенсию посол России в Ливане Александр Засыпкин внезапно заявил: «Мы предпочитаем, чтобы в Ливане было сформировано правительство национального единства под руководством Саада Харири». Слова российского дипломата тогда прозвучали смело и фактически наперекор «улице», ведь волна протестов в октябре 2019 года как раз началась с требований отправить в отставку фигурирующего в различных скандалах премьера Саада Харири (сына убитого в 2005 году премьера Рафика Харири) и представителей коррумпированной элиты.
Однако Засыпкин оказался прав: в конце октября 2020 года президент Ливана Мишель Аун поручил формирование нового кабинета бывшему премьеру Сааду Харири, которому вновь удалось преподнести себя как безальтернативного кандидата на пост главы правительства (в соответствии с квотированной системой распределения политических должностей кресло премьера в Ливане должен занимать суннит).
В этот раз задача оказалась сложнее, чем в 2019 году (тогда Харири удалось согласовать состав на 252-й день политических споров и закулисных переговоров): христианские политики Мишель Аун и его зять Джебран Бассиль, состоящие в союзе с шиитской «Хезболлой», и испортивший отношения с Саудовской Аравией суннит Харири вступили в непреодолимые противоречия, причем в процессе череды бесконечных переговоров и демаршей определенное место нашлось и Москве.
Весной 2021 года, когда глава МИД РФ Сергей Лавров находился в ОАЭ, туда для беседы с ним прилетел Саад Харири. После состоявшихся переговоров Лавров публично акцентировал «задачу скорейшего формирования нового правительства во главе с Харири, способного обеспечить выход Ливана из системного кризиса». После встречи с делегатами «Хезболлы» и советником Мишеля Ауна Амалем Абу Зейдем в Москве Лавров повторил этот тезис. Тогда такая позиция Москвы воспринималась как стремление донести до «Хезболлы», Ауна и претендующего на президентское кресло Джебрана Бассиля необходимость «встать в строй» и положить конец попыткам саботажа ливанского госстроительства. Последующий апрельский визит в Москву Саада Харири для переговоров с главой российского кабмина Михаилом Мишустиным и обсуждения расширения инвестиционного сотрудничества, казалось бы, это подтвердил.
Однако 15 июля 2021 года после того, как Аун отказался утвердить очередной список министров предполагаемого правительства, Харири собрал пресс-конференцию и объявил о прекращении им попыток сформировать новый кабинет. 27 июля президент Мишель Аун поручил сформировать правительство другому политическому тяжеловесу и одному из богатейших людей страны Наджибу Микати.
Почему, опираясь на внутриливанские силы, прикрывающие Иран и ратующие за наращивание связей с Дамаском, Россия не боялась публично и настойчиво делать ставку на суннита Саада Харири? Тем более, что во время своих премьерских сроков Харири не скрывал, что просил Москву надавить на Тегеран. К тому же он не поддержал инициативу по возвращению сирийских беженцев из Ливана в Сирию — процесс, на который Москва сделала ставку для имитации возвращения САР к мирной жизни и релегитимации режима Асада. Если для «Хезболлы», Ауна и Бассиля беженцы-сунниты — опасный актив с точки зрения этноконфессионального баланса, то сунниту Харири их необходимо защищать в первую очередь, чтобы окончательно не похоронить свои электоральные возможности. При этом сирийцы, вернувшиеся из Ливана в Сирию, вынуждены вновь покидать родину — из-за чрезмерного внимания спецслужб и разрушенной инфраструктуры.
Очевидно, что Саад Харири был для Кремля фигурой, позволяющей маневрировать на ливанском треке и целиком и полностью не ассоциироваться с союзными Ирану силами. Хотя в Москве не могли не понимать: несмотря на нынешнее противостояние, Харири, пытаясь организовать свое возвращение в Ливан в 2016 году, вступил в союз с Мишелем Ауном и его зятем Джебраном Басилем. В итоге у Харири не получилось сдерживать «Хезболлу» и фактически он стал прикрывать движение и его союзников, существенно оттягивая протестный потенциал на себя.
Москва при этом не может публично не поддерживать конструктивные предложения, а постоянно ухудшающаяся экономическая ситуация в Ливане негативно отражается как на курсе сирийской валюты (из-за вкладов сирийцев в местные банки и экспортного рынка), так и на перспективе российских проектов в самом Ливане. Кроме того, Россия способна манипулировать темой иранского присутствия в переговорах с Западом, заявляя о необходимости мер по деэскалации и снижению численности боевых отрядов, имеющих возможности скрытно перемещаться в районе сирийско-ливанской границы и концентрироваться возле границ с Израилем.
«Хезболла» для Москвы
Любые официальные контакты Москвы с «Хезболлой» потенциально могут закончиться очередным скандалом. Дело даже не в статусе движения, которое многие страны классифицируют как террористическую организацию, а в характере отношений «Хезболлы» с российскими дипломатами, военными и спецслужбами. Еще памятен декабрьский скандал с послом России в Израиле Анатолием Викторовым, который в интервью The Jerusalem Post заявил, что Израиль дестабилизирует обстановку на Ближнем Востоке больше, чем его противник Иран. Посол попытался защитить лояльные Тегерану шиитские военно-политические организации, в частности «Хезболлу», которая когда-то убивала и похищала советских дипломатов, а теперь является союзником Кремля «по борьбе с терроризмом». Москва попыталась сгладить ситуацию, однако высказывания дипломата — не первые в своем роде. Тот же Засыпкин вынужден был опровергать хорошо известные криминальные финансовые схемы движения.
С одной стороны, российские дипломаты пытались отрицать участие «Хезболлы» в наркобизнесе, а военные взаимодействовали с ее отрядами в боевых миссиях в Сирии (например, при штурме Восточного Алеппо) и использовали символику друг друга: российский спецназ маскировался под боевиков «Хезболлы» для деликатных операций, а те, в свою очередь, с согласия РФ поднимали российский флаг на позициях, прикрываясь от авиаударов ЦАХАЛ. С другой стороны, РФ не препятствовала Израилю наносить удары по объектам движения в САР, а также была вынуждена отслеживать трафик вооружений из Сирии в Ливан. Кроме того, борьба поддерживаемых Россией бывших сирийских повстанцев с проиранскими силами помогает Москве изображать сдерживание активности шиитского интернационала в регионе. Это создает дополнительные возможности для торга с Западом. При этом Кремль, конечно, не заинтересован в реальном противостоянии, поскольку «Хезболла» и союзные движению силы принуждают сирийских беженцев вне САР участвовать в выборах и голосовать за Асада, а также поставляют контрабандой нефть Дамаску, например, через компании, связанные с Джебраном Бассилем.
Дальнейшие действия
Харири поддержал кандидатуру Наджиба Микати на голосовании в парламенте, когда решался вопрос о том, чтобы поручить ему формирование правительства. Однако Микати известен своими связями с «Хезболлой» и Башаром Асадом. Он явно не станет объединяющей фигурой, которая нужна ливанскому обществу и экономике.
Аун и Бассиль «согласились» на Микати, чтобы успокоить суннитов, которых возмутило то, что не был достигнут компромисс с Харири. Поэтому у Микати мало шансов и вряд ли есть желание формировать реально работающее правительство, состоящее из технократов. Да и Харири, скорее всего, уже не ставил задачу во что бы то ни стало согласовать с Ауном и Бассилем состав правительства. Поэтому он тянул время, чтобы заработать очки на противостоянии с Ауном и Бассилем и подготовиться к серии выборов 2022 года, когда в Ливане должны обновиться составы муниципалитетов, парламента и определиться новый президент.
Кресло президента намерен занять Джебран Бассиль. Микати для него слишком самостоятельная кандидатура, которая может не обеспечить ему необходимую поддержку. Поэтому не исключается вариант, что в итоге «аунисты» предпочтут ему более слабого политика или вообще вернутся к Хасану Диабу, который по ливанскому законодательству все еще является техническим премьером.
Параллельно в республике зреет новое неожиданное соперничество — между «Хезболлой» и просирийскими силами. И те, и другие, как известно, поддерживают Башара Асада. «Основное» яблоко раздора заключается в том, что кандидат просирийского блока Сулейман Франжье, который еще в 2015 году при поддержке Дамаска выдвигался в президенты Ливана и в результате закулисных маневров уступил Ауну, сейчас способен выиграть у Бассиля, на которого делает ставку «Хезболла».
Москву устроит любой из этих вариантов. С одной стороны, Дамаск как новый драйвер усиления влияния в Ливане, который теоретически будет противостоять «Хезболле». С другой — Бассиль, с которым Москва сходилась даже в пропагандистских клише, когда тот занимал пост министра иностранных дел.
Однако стремление России расширять влияние в кризисной ситуации и опираться на силы, пусть и близкие к соперничеству, но завязанные на Иран, не расширяют, а наоборот сужают пространство для разного рода маневров. Все это происходит на фоне усиления среди ливанцев недовольства «Хезболлой», извлекающей из кризиса больше выгоды, чем потерь, и ревизии отношений России и Израиля после ухода с поста премьера Биньямина Нетаньяху. Москве логичнее было бы сохранять максимальную дистанцию. Но практика показывает: в стремлении к пиару и демонстрации «возвращения на Ближний Восток» Кремлю, увы, зачастую сложно удержаться от соблазна все глубже втягиваться в кризис.
