Обсуждение инфляции как побочного эффекта роста военных расходов в российской экономике остается непоследовательным. Даже когда наблюдатели отмечают, что в долгосрочной перспективе сегодняшние экономические решения способствуют накоплению проблем, многие сосредотачиваются на ошибочной идее, что значительная часть россиян ощущает экономические выгоды от происходящего или что военные расходы означают реальные выгоды для рабочей силы (т.е. что выгоды носят перераспределительный характер).
Конечно, в вопросе финансирования войны правительство продемонстрировало готовность отойти от десятилетий жесткой экономии, но, как отмечает Ник Трикетт, увеличение расходов для стимулирования экономического роста работает только в том случае, если в результате этого действительно расширяется производственный потенциал. Исторически сложилось так, что фискальная экспансия увеличивает спрос на импорт, а не на внутреннюю продукцию. Несмотря на недавний рост ВВП и восстановление после экономического шока, вызванного началом полномасштабной войны, тема недопотребления и недопроизводства в России остается актуальной.
В своей статье, опубликованной в августе 2023 года, и в недавнем ее продолжении Трикетт скорректировал идею о том, что заработная плата постоянно опережает инфляцию. Доходы в реальном выражении все еще ниже, чем десять лет назад, даже с учетом роста на 9% в 2024 году (это последние данные Росстата). В 2022 году реальные зарплаты, по данным российского лонгитюдного мониторингового обследования домохозяйств РМЭЗ НИУ ВШЭ, упали на 7%, а в 2023 году немного выросли. Другими словами, для регистрации сдвига в доле доходов, приходящихся на труд, России потребуется десятилетие и аналогичный период роста реальных доходов (сверх инфляции). А фактический тренд с 2017 года — понижательный.
Закон малых чисел
Эту мысль о долгосрочном контексте повторяет и другой обозреватель, экономический географ Наталья Зубаревич, которая в каждом интервью вспоминает «закон малых чисел». Даже повышение зарплаты на 20−40% (что вполне могло происходить в 2022—2024 гг. у обладателей хороших рабочих специальностей) мало что значит, если все последние десять лет вы зарабатывали прожиточный минимум, и мало что значит на фоне высокой «реальной» инфляции.
В 2023 году независимый информационно-аналитический портал Eurasianet уже публиковал материалы о манипуляциях с официальной статистикой инфляции, ссылаясь на альтернативные источники, которые оценивали уровень реальной инфляции в 20%. Одну из моих более обеспеченных информанток вызвали в ноябре в Сбербанк «для беседы». Высокий уровень ее рублевых вкладов обеспокоил сотрудника банка, который порекомендовал ей реинвестировать средства в золото и сообщил, что по внутренним расчетам банка, которыми он делится с состоятельными клиентами, реальная инфляция в 2024 году составила 43%.
В ходе последней серии интервью с информантами я обнаружил широко распространенный пессимизм и неудовлетворенность среди наемных работников, контрастирующие с оптимизмом владельцев бизнеса. Я выбрал собеседников из числа тех же участников исследования, с которыми я общаюсь с 2009 года, и которые живут в удачно расположенной части Калужской области, которая сама по себе является «золотой серединой» зоны развития, расположенной недалеко от Москвы. К мужчинам и женщинам из рабочего класса в моей выборке добавились новые предприниматели, которые после 2022 года сумели расширить бизнес, а также представители среднего класса, опрошенные в Москве и других крупных городах. В этой статье я предлагаю выжимку из около 20 часов бесед, проведенных мною с информантами с начала ноября 2024 года. Для удобства чтения и по этическим соображениям упомянутые персонажи скомпонованы из нескольких интервью.
Взгляд из Калуги
Малый предприниматель Геннадий преисполнен энтузиазма. В его представлении патриотизм неотделим от зарабатывания денег. Уход западных компаний позволил ему перейти от импорта и продажи оборудования для кейтеринга через американского поставщика к работе напрямую с китайским производителем. Бизнесмен гордится тем, что ему удалось не только значительно увеличить маржу прибыли, но и перевести в Россию небольшую, но значительную часть производственного процесса. Теперь у него работает в три раза больше людей, чем раньше, и треть из них занята на первичном производстве — изготовлении компонентов, которые представляют собой одноразовые детали для китайского оборудования. Россияне как губка впитывают новые идеи и технологии, когда у них появляются подходящие возможности для обучения. И — как грибы — в правильных условиях они прекрасно себя чувствуют и заполняют собой всю поляну.
Геннадию нравятся его природные метафоры, но большая часть того, что он говорит, состоит из англицизмов, заимствованных из корпоративной речи. Когда мы общались на русском, я долго не мог понять, что, рассказывая мне, как он «хантил» способных работников, он использует русифицированную форму прошедшего времени от английского глагола to hunt, «охотиться», и что на самом деле он имеет в виду, что долго искал хорошего водителя грузовика.
В то же время Гена говорит о том, что та стойкость и предприимчивость, которыми он ответил на происходящее в стране, связана не с «патриотизмом», а с необходимостью пробиваться и зарабатывать деньги. Тем не менее, в конце беседы он говорит: «Пока вы записываете, позвольте сказать, что мы победим в этой войне. Победа будет за нами».
Миша — специалист по обслуживанию техники в отрасли, которая должна бы была выиграть от эффекта избыточных заказов, перетекающих из ВПК. Я не могу углубляться в подробности, но я никогда не видел его настолько негативно настроенным, и это при том, что он — классический представитель так называемой «оборонительной консолидации»: человек, перешедший от неприятия войны в 2022 году к ее принятию в 2024-м. Предприятие Миши страдает от нехватки рабочих. Поскольку рабочих рук не хватает, он не получает достаточно часов в качестве технического специалиста, потому что не все оборудование может быть задействовано в производственном процессе. Нехватка рабочих не связана с войной — мало кто в этом регионе ушел добровольцем на фронт. Общая картина описана мной в самом начале: даже при росте зарплаты на 60% с 2022 года для многих эта работа недостаточно привлекательна по сравнению с работой более низкой квалификации в Москве и других местах, но с меньшей интенсивностью и стрессом.
Кроме того, не будем забывать и о демографической проблеме — ежегодно трудоспособное население в стране сокращается почти на 1%. У Миши сейчас есть возможность много со мной разговаривать, потому что начальник разрешил ему работать по гибкому графику: даже когда его завод работает в обычном режиме, угроза потери кадров стоит настолько остро, что начальник был вынужден пойти Мише навстречу, лишь бы не потерять работника. Мишина микро-ситуация — хорошая иллюстрация более широких процессов, таких как «итальянская забастовка» (массовый уход на больничный, чтобы саботировать требования начальства о сверхурочной неоплаченной работе) сотрудников московского метро. Руководство московского метрополитена столкнулось с острой нехваткой персонала, но не готово пойти на повышение оплаты труда или улучшение условий работы для остающихся в штате, что означает своего рода отрицательную обратную связь для производительности. Чем больше работодатель эксплуатирует свои активы, будь то трудовые ресурсы или капитал, тем быстрее он сталкивается с жесткими ограничениями на рост производства.
Трудовая биография Миши занимает важное место в моей новой книге, иллюстрируя постоянное ощущение экономической незащищенности даже у таких людей, как он, — имеющих хороший социальный, экономический и другие «капиталы» (у Миши высшее техническое образование в хорошем секторе). Я лишь подчеркну российский «трудовой парадокс»: работники чувствуют, что их положение структурно укрепляется за счет снижения демографических показателей и нехватки рабочей силы в конкретных секторах, и в то же время страдают от общей маргинальности при попытки торговаться с работодателями об условиях труда. В России можно торговаться только ногами, то есть хлопая дверью. Этот парадокс, рассматриваемый в совокупности, предполагает, что работники могут требовать большего там, где они заняты в отраслях, обслуживающих государственный заказ, но в итоге по мере дальнейшего ухудшения общего положения их переговорная сила может оказаться неустойчивой. Возможен ли в таких условиях авторитарный корпоративизм (когда реальные уступки трудовым ресурсам обусловлены политическим признанием их необходимости), пока неясно.
Миша образован не хуже Гены, и так же, как и Гена, прекрасно понимает, как все устроено. Он утверждает, что «положение» рабочих только ухудшилось, хотя и проводит тщательное разграничение по классовому признаку (он не рабочий). Он следит за досками объявлений, потому что в начале войны хотел перейти на работу, которая дала бы ему бронь при мобилизации, — возможно, в металлургию (другой мой информант успешно осуществил такую смену работы). В конце концов, профессиональный дауншифтинг (спрятаться и затеряться на какой-то неважной позиции и так пройти сквозь сито репрессий) — политическая стратегия, восходящая своими корнями к советским временам.
Миша отмечает, что глупо делать далеко идущие выводы на основе официально опубликованных зарплат. В наше время соискателю стоит тщательнее изучать скрытые условия, связанные с дискреционной составляющей зарплаты. Как и другим информантам из моей выборки, в прошлом ему случалось уходить с мест работы, где опубликованная зарплата была выше, но требовала гораздо большей самоэксплуатации на рабочем месте. Он приводит пример работы с вилочным погрузчиком на цементном заводе. Новая «норма выработки» теперь может составлять не 25, а 50 тонн за смену, в то время как зарплата с момента начала полномасштабной войны выросла всего на 25%. Более тяжелая работа не только выматывает, но и опасна, поскольку риск несчастных случаев при усталости возрастает в геометрической прогрессии.
Кроме того, в обществе, где женщинам платят мизерные зарплаты, сохраняется значимость мужчин-рабочих (даже если женщины успешно добиваются того, что Чарли Уокер назвал финансовой независимостью за счет использования служебного положения). Жена Миши — типичный пример, и при этом она зарабатывает половину того, что получает он, хотя на бумаге ее работа (административная) на самом деле более сложная в плане часов, необходимых навыков, ответственности.
Миша, как и большинство моих информантов, с недоверием и довольно агрессивно относится к тому, что кто-то может всерьез верить, что зарплата опережает инфляцию для всех, кто не является военнослужащим или городским управленцем. Он не единственный, кто говорит: «Сегодняшние 100 тысяч (около 1000 долларов) в месяц для среднего кормильца семьи из региона — это новые 40 тысяч». Другими словами, на нынешние 100 рублей можно купить только то, что несколько лет назад стоило 40 рублей. И, конечно, среди его сверстников еще много тех, кто зарабатывает гораздо меньше 100 000 рублей в месяц, работая «синими воротничками».
Официальный «прожиточный минимум» для семьи из четырех человек составляет 70 000 рублей, что означает, что после основных вычетов расходов на питание у семьи остается в распоряжении крошечная сумма. Однако арифметика «прожиточного минимума» и «потребительской корзины» часто основана на абсурдных манипуляциях с расчетами: например, предполагается, что зимой можно купить свежие фрукты по 100 рублей за килограмм. Или в калькуляции примерно на 50% занижены реальные расходы на отопление и коммунальные услуги из-за предположения, что человек не занимает больше положенных 18 метров жилой площади.
Миша работает. Его жена работает. Они не обременены ипотекой, но владеют трехкомнатной квартирой в хорошем пригороде. У Миши две машины (хотя одну он хочет продать). Он жалуется, что реальная инфляция гораздо выше, чем заявленная, потому что даже он с его доходом тратит большую часть заработка на основные продукты питания. Впервые с 2009 года Миша купил и запас на зиму 100 кг картофеля, чтобы хранить его в подвале своего гаража. Картофель подорожал более чем на 100% в 2024 году из-за неурожая в Европе, а это основной источник углеводов для большинства населения, поскольку рис и макароны зачастую стоят дороже. Базовая корзина товаров, которые покупают россияне, сейчас стоит примерно на 40% дороже, чем год назад, и не стоит забывать, что в нее входят только основные продукты питания бедных людей (морковь, капуста
Об инфляции «реальной корзины» потребительских товаров говорят все, даже состоятельные москвичи, совершающие покупки в магазинах премиум-класса. Одна из таких информанток отмечает, что ее любимый дисконтный бренд влажных салфеток подорожал в три раза с 2022 года, и это продукт российского производства, а не импортный. Помимо множества онлайн-калькуляторов для расчета личного уровня инфляции, люди также читают обсуждения в посвященных экономике Telegram-каналах, где популяризируются более независимые академические работы об инфляции и стоимости жизни.
Так, один из информантов, живущий на нерегулярный доход фрилансера и пенсию по инвалидности, сослался на российское лонгитюдное мониторинговое обследование домохозяйств РМЭЗ НИУ ВШЭ. Он получил доступ к его данным через Telegram-канал. Сам канал публикует сенсационные материалы и нацелен на дискредитацию Центробанка, но исследования ВШЭ широко обсуждаются его подписчиками, в том числе и моим собеседником. В отличие от официальных статистических служб, академические исследователи могут называть вещи своими именами и говорить, например, о том, что доходы населения остаются на прежнем уровне, а в реальности даже упали после начала полномасштабной войны благодаря таким уловкам работодателей, как снижение премий, неоплата отпусков
Отслеживание привычек в расходах для расчета реальной инфляции
Другой способ определить, становятся ли домохозяйства богаче с течением времени, -посмотреть на долю доходов, потраченных на различные категории товаров и услуг. Обычно ожидается, что по мере роста благосостояния люди тратят гораздо меньшую долю доходов на основные продукты питания и большую — на услуги и предметы роскоши. На это обращают внимание и Росстат, и исследование домохозяйств, проведенное ВШЭ. Результаты исследования указывают на продолжающуюся стагнацию в потреблении услуг и непортящихся товаров. Даже сегодня россияне тратят на питание всего на 5% больше, чем в 1994 году. В то же время исследователи из ВШЭ отмечают, что резкое падение расходов на одежду с 2020 года связано не со снижением цен, а с серьезным экономическим стрессом. Данные Росстата показывают, что сегодня домохозяйства тратят на непродовольственные покупки долю дохода, не превышающую долю, которую они тратили в 2003 году. Даже 20% самых богатых домохозяйств тратят на продукты питания внушительные 26% доходов (в богатых странах этот показатель составляет около 10%).
Основной смысл подробного изучения расхождений в восприятии экономической ситуации заключается в том, чтобы помочь понять, порождает ли война новые социальные отношения, основанные на соотношении капитала и рабочей силы. Хотя люди сосредоточены на реальном росте заработной платы, его необходимо рассматривать в контексте аномально низких зарплат в России, особенно за пределами Москвы. Мы не затронули вопросы задолженности домохозяйств и стоимости кредитов, а также грядущий кризис задолженности по зарплате во многих отраслях. Это те аспекты ситуации, которые требуют мониторинга и внимания наблюдателей и исследователей. Мне как исследователю интересна способность (или неспособность) работодателей прибегать к патерналистскому вознаграждению как способу борьбы с демографическим стагфляционным кризисом, который разворачивается в России, и который не будет преодолен даже после наступления мира (любой ценой).
