Начало 2018 года в России выдалось очень нервным. Приготовление к очередному переизбранию Владимира Путина требовало денег, а бюджет по итогам 2017 года удалось свести лишь с дефицитом в 1,33 трлн рублей — образовавшуюся дыру закрыли остатками Резервного фонда, который на 1 января 2018 года оказался полностью исчерпанным. Нефть с самого начала года находилась под давлением и к середине февраля вплотную приблизилась к отметке в $ 60/бар по марке Brent. Внешний фон был очень нервным: все ждали чего-то страшного и непоправимого от «персонального» санкционного списка, который должны были опубликовать в США в конце января. Многие эксперты говорили об экономическом кризисе и о катастрофической дыре в бюджете по итогам 2018 года.
Однако год спустя следует констатировать, что в отношении России снова не сбылся практически ни один пессимистический прогноз. Да, миллионы россиян лишились своевременной пенсии — но разве это проблема с точки зрения государства? Зато персональные санкции оказались не такими уж и страшными — даже в отношении Дерипаски они до сих пор не введены в полную силу, а большинства остальных крупных предпринимателей и вовсе не коснулись. Самым важным, однако, стал спасительный рост цен на нефть, благодаря которому в бюджет полились деньги (хотя «для профилактики» правительство все равно повысило НДС): в итоге профицит бюджета с января по октябрь составил невиданные в российской истории 3,02 трлн рублей, а резервы правительства за тот же период увеличились с 3,8 до 5,1% ВВП. Положительное сальдо внешнеторгового баланса выросло за 10 месяцев этого года на 65,5% по сравнению с показателем аналогичного периода 2017 года. Властям даже не пришлось рассказывать гражданам свою любимую сказку про «отрицательный рост».
Так, видимо, нам всем и суждено было вступить в 2019 год с замечательным настроением, если бы не несколько тревожных тенденций.
С одной стороны, мировая экономика, судя по всему, уже пережила фазу эйфории, которая была порождена избранием Трампа президентом США и за которой, говоря в самых общих чертах, скрывалась одна простая причина: снижение налогов было анонсировано и успело вступить в силу, тогда как ужесточение денежной политики еще не началось. На этом фоне 2017 год стал одним из самых успешных в современной истории фондовых рынков: американский S&P вырос на 18,74%, а германский DAX-30 — на 12,51%. Экономика США «выстрелила» на 2,8% и ускорила рост до 4,2% во втором квартале текущего года. Однако не стоит забывать, что мы прощаемся с девятым годом устойчивого хозяйственного роста, а циклические кризисы в глобальной экономике пока никто не отменял. Инвесторы хорошо чувствовали это уже в 2018 году — особенно там, где тон задавал «реальный сектор». В Китае темп прироста ВВП сократился до 6,5% (самый низкий показатель с начала 2009 года), а шанхайский фондовый индекс с майских максимумов упал более чем на 20% (в Европе индекс Euro stoxx 50 снизился с начала года на 12,7%). ФРС четыре раза повышала ставку, доведя ее уровень с 1,25−1,50% до 2,25−2,50% годовых. В итоге американские индексы «легли в дрейф» и по состоянию на середину декабря показали снижение на 1,2−2,2% с начала года, а доходность коротких казначейских облигаций впервые с 2007 года превысила доходность длинных серий. При этом Вашингтон нанес мощный удар по оптимистическим ожиданиям, развязав полномасштабную таможенную войну с Китаем, а также обеспечив невиданный в истории прирост добычи нефти (+1,33 млн барр. нефти в сутки в октябре 2018 года относительно ноября 2017-го, что превышает сокращение добычи, с трудом согласованное на саммите ОПЕК+ 6 декабря). В результате — на фоне роста опасений экономического замедления — цены на Brent спикировали с $ 86,4 до $ 58−62/барр. всего за два месяца и даже после сделки в Вене остались у нижней границы 52-недельного диапазона.
С другой стороны, российская экономика совершенно очевидно не нащупала источников роста, от которых зависит ее состояние в 2019-ом и в последующие годы. Рост ВВП по итогам года составит, вероятнее всего, 1,6% при прогнозе Минэкономразвития в начале года в 3−3,5%. Доходы населения упали за январь-сентябрь, согласно официальной статистике, на 1,5%. При этом инфляция к концу текущего года достигнет 3,9−4% против 2,5% в 2017 году. Индекс РТС, открыв год на уровне в 1183 пункта, большую часть года находился ниже этого значения и заканчивает 2018 год практически без изменений. Инвестиции растут темпом в 2,2−2,5%, что почти вдвое меньше обещанного Минэкономразвития в 2017 году. Потребительский спрос в последнее время поддерживается сектором товаров длительного пользования и авторынком, которые живут в ожидании грядущего повышения НДС. При этом, если судить как по выступлению Путина 1 марта с посланием к Федеральному собранию, так и по текстам новых «майских указов» и риторике на съезде «Единой России» 8 декабря и «большой пресс-конференции 20 декабря, никаких новых идей в экономике у власти нет. В планах лишь дальнейшая экспроприация бизнеса и вбрасывание бюджетных средств в неэффективные проекты. Основные планы сейчас касаются «сохранения роста», «удержания низкой инфляции», обеспечения «социальной стабильности». Серьезные экономические амбиции, судя по всему, окончательно «приказали долго жить».
Таким образом, прогноз на 2019 год предполагает крайне высокую степень неопределенности — причем исходит эта неопределенность прежде всего извне, и я бы рискнул сказать, что она преимущественно экономическая, а не политическая, как привыкли в России думать на протяжении нескольких последних лет. Именно этот момент, на мой взгляд, наиболее опасен: российские власти в целом научились противостоять западным санкциям, и как раз для ответа на них у них есть все необходимые средства. Между тем опыт последних двадцати лет показывает, что Россия не способна достойно среагировать ни на один крупный экономический кризис: и в 1998-ом, и в 2008 году у власти не находилось средств ему противостоять. Нечто подобное, видимо, ждет нас и в 2019—2020 гг.
Большинство экономических прогнозов на 2019 год сегодня исходят из гипотезы о временном (коррекционном) характере нынешних проблем и сохранении «мягкого» тренда на лишь незначительное снижение темпов роста мировой экономики. Между тем два момента — замедление Китая и фундаментальные изменения на нефтяном рынке — кажутся недооцененными. Масштабы китайского «пузыря» в сфере цен на недвижимость и закредитованности корпоративного сектора столь велики, что «мягкой посадки» может не получиться. Серьезные исследователи совершенно справедливо отмечают, что американская экономика не сможет выстоять в случае начала полномасштабного экономического кризиса в КНР. Тренды в добыче нефти в США, а также газа в США и Австралии столь фундаментальны, что они могут изменить глобальные направления экспорта энергоносителей уже на горизонте трех-пяти лет, и рынки способны почувствовать это уже в ближайшее время. Иначе говоря, оба фактора, которые поддерживают российскую экономику — высокая оценка активов в условиях «перекупленности» фондовых рынков и относительно благополучная ситуация на нефтяном рынке, — могут оказаться под вопросом уже в ближайшие год-два. Вероятность такого варианта развития событий я оценил бы не ниже чем в 40%.
Основная проблема, которая делает ситуацию в России достаточно сложной, заключается в том, что за последние десять лет страна не смогла добиться существенного экономического роста, что отличает ее от западных экономик. В США по итогам 2018 года ВВП в сопоставимых ценах превысит показатель 2008 года на 18,7%. Реальные доходы населения за тот же период выросли на 14,8%, а средняя цена единицы недвижимости — на 7,5%. Фондовый рынок показал невиданный скачок: максимальный показатель того же S&P500, достигнутый в октябре 2007 года, превышен на 71%.В Европе дела не так впечатляющи, но в Германии рост ВВП составил с 2008 года 15,2%, доходы выросли в реальном выражении на 12,4%, индекс DAX прибавил от прежних максимумов 38%. В России ситуация хуже: по сравнению с 2008 годом ВВП в постоянных ценах вырос всего на 9,17%, а выраженный в долларах — сократился почти на 6%. Средняя долларовая цена 1 квадратного метра жилой недвижимости в Москве упала в 2,1 раза, а рублевая — на 4%. Фондовый индекс RTS снизился более чем на 56%, а отток капитала за десять лет превысил $ 720 млрд.
В такой ситуации глобальный экономический кризис, случись он в 2019—2020 гг., не оставит власти выбора. За последние годы Кремль отвечал на два вызова, и ответы были различными. В 2009 году власти реализовали огромный пакет экономических стимулов — и в результате спустя три года курс рубля снизился лишь на 15,4%, а реальные располагаемые доходы граждан выросли на 9,6% (оба показателя: 2011 год к 2008-му) даже несмотря на то, что экономика в целом к концу 2011 года так и не восстановилась до уровня 2008-го. В 2014 году выбрали иной вариант: рублю и реальным доходам дали упасть — на 55% и на 9,5% (средневзвешенный курс рубля к доллару и доходы населения сравниваются по показателям 2016 года к 2013-му). Фундаментальное различие этих реакций связано, на мой взгляд, не только с тем, что в стране улучшилось качество макроэкономичекского регулирования и Банк России перешел к практике плавающего обменного курса. Власти поняли, что объяснить гражданам серьезные проблемы внешнеполитическими вызовами проще, чем внешнеэкономическими — и эта стратегия прекрасно себя показала. Однако если новый кризис не будет сопровождаться ростом политической напряженности, шанс на то, что население будет готово «затянуть пояса», окажется существенно более низким. Кроме того, общие ощущения в 2019 году вовсе не такие как в 2014-ом: власть растеряла значительную часть «посткрымской» поддержки. Все это предполагает, что ответ на вероятный кризис следовало бы выстроить «по лекалам» 2008−2009 гг. — но совершенно не факт, что для этого в стране достаточно средств и еще менее очевидно наличие у властей готовности поделиться деньгами с бизнесом и гражданами.
Подводя итог, я бы сказал, что оценивая нынешнюю политическую и экономическую ситуацию, стоит признать, что политические риски для России сокращаются, а экономические растут. Политика санкций, вероятно, в чем-то себя оправдала — но вряд ли Запад будет их и далее радикально усиливать. В Вашингтоне и Брюсселе понимают, что новые ограничительные меры не изменят курс Москвы, а уже принятым санкциям необходимо несколько лет, чтобы их эффект проявился. На первый план сейчас выходят не «происки» Запада, а объективная картина экономического цикла, не обусловленного какими-то заговорами или действиями «мировой закулисы». И то, сможет ли Кремль ответить именно на этот вызов, будет иметь критическое значение для выживания режима в 2020-е годы.
