С каждым новым месяцем, с каждым новым демаршем Кремля в среде западных политиков укрепляется мнение о том, что нынешний курс Владимира Путина опасен, неконструктивен, и вреден — и для России, и для мира, и для отношений между Россией и миром. И хотя не приходится сомневаться, что сегодня и в краткосрочной перспективе дело обстоит именно так, я хотел бы привлечь внимание к одному существенному обстоятельству, которое очень часто не принимается в расчет.
Обстоятельство это на первый взгляд очевидно: многие процессы в обществе, в том числе и политические, имеют не столько линейную, сколько волнообразную, или маятниковую, природу. Классическая демократия строится как раз на том, что политические партии то привлекают к себе бóльшие симпатии, то начинают раздражать избирателя и лишаются его поддержки. В результате происходит постоянное обновление политической элиты. Если предположить, что некая властная верхушка вообще не совершает ошибок, с идеальной четкостью просчитывая настроения масс, окажется, что подобное общество будет проигрывать в своем динамизме, ибо в конечном счете окажется во власти гражданской апатии. Нечто подобное можно заметить и во внешней политике: ее полная предсказуемость концентрирует все внимание граждан на внутренних проблемах, сводя на нет возможное влияние на общество происходящих в мире перемен.
Внешняя политика президента Путина долгие годы носила достаточно спонтанный характер (от восстановления связей с оставшимися в мире советскими сателлитами в 2000—2001 гг. до дружбы с США после 11 сентября, от антиамериканского сближения с Францией и Германией в 2003—2004 гг. до ставки на союз с Китаем, а затем к полной самоизоляции), но при этом мало влияла на внутриполитическую повестку. Однако сегодня она превращается в исключительно важный фактор, определяющий не только отношения между Россией и западным миром, но и мировоззрение значительной части самих россиян. Президент повышает ставки; его шаги становятся все менее предсказуемыми и все более отчаянными; он менее чем за два года втягивает Россию уже во второй вооруженный конфликт — и делает это, массированно обрабатывая общественное мнение внутри страны. Все опросы показывают, что число россиян, негативно относящихся к Западу, находится сейчас на самом высоком за последние десятилетия уровне, а перспектива масштабной войны кажется весьма вероятной. Не будучи в состоянии реализовать многие из своих экономических обещаний, российская политическая элита с августа 2008 года сделала сначала робкий, а потом весомый акцент на внешнеполитическую повестку дня. Здесь-то и вспоминается пресловутая цикличность развития, которую можно описать «эффектом маятника». Когда его колебания размеренны и невелики, они успокаивают, если не усыпляют. Однако если очень долго отклонять маятник в одну определенную сторону, существует риск (или, скажем менее категорично, возможность), что когда-то он резко качнется в противоположном направлении.
Примеров тому можно насчитать множество даже в недавней российской истории. Я не буду вспоминать давно уже забытые зигзаги нашей внешней политики, когда бывшие враги наутро становились друзьями, разворачивались армии, и перекраивались карты: 1761 и 1801 годы сейчас ни в коей мере не актуальны; укажу лишь на два относительно «свежих» цикла. В 1962 году авантюрная политика Никиты Хрущева (человека, который был инициатором первой «разрядки» в отношениях с Западом во второй половине 1950-х) поставила мир на грань ядерной войны в ходе Карибского кризиса. Эффект того (столкновения) был настолько велик, что в течение полутора лет после пика противостояния СССР и США заключили ряд важнейших соглашений (включая и Договор о запрещении испытаний ядерного оружия), а также выработали направления сотрудничества, определившие довольно сдержанное отношение сверхдержав друг с другом вплоть до середины 1970-х гг. Чуть позже, на рубеже 1970-х и 1980-х, советские лидеры вновь «ударились во все тяжкие»: вторжение в Афганистан в 1979-ом, вмешательство во внутренние дела Польши в 1981-ом, очередные витки гонки вооружений в 1978—1982 гг., наконец, уничтожение пассажирского «Боинга» корейской авиакомпании в 1983 году — и реакция Рональда Рейгана, объявившего СССР «империей зла», указывали на приближение новой кульминации соперничества и вражды. Однако уже в 1986 году Михаил Горбачев объявил о «новом политическом мышлении», и в 1989-ом продолжавшаяся 40 лет холодная война закончилась.
Политика нынешнего российского руководства по степени ее импульсивности крайне напоминает курс советских лидеров конца 1970-х гг. Опьянение нефтяными и газовыми «парами» в обоих случаях настолько сильно, что не дает возможности адекватно оценить потенциал отечественной экономики; стремление к утверждению «сверхдержавности» подталкивает к непросчитанным внешнеполитическим решениям; идеологизированное противопоставление себя миру становится все более навязчивым. Со временем это вызовет те же следствия, которые проявились в позднесоветские годы. С одной стороны, часть элиты начнет понимать, что «игра» становится все более опасной и чреватой непредсказуемыми кризисными последствиями. С другой стороны, население задумается о том, следует ли ему жертвовать если и не оставшимися свободами, но экономическим благосостоянием и даже жизнями близких для того, чтобы давать «отпор» Западу то в Донбассе, то в Сирии, а то и где-нибудь в еще более далеких и малозначительных местах — причем в условиях, когда никаких верифицируемых признаков агрессии со стороны самого Запада как не было, так и нет. «Маятниковые» движения во внешней политике происходят постоянно — вопрос заключается только в их амплитуде (если она недостаточно велика, значимых последствий увидеть не удается).
Конечно, «прозападная» политика российского МИДа 1990-х спровоцировала довольно показушный, но бессмысленный разворот над Атлантикой, выполненный в 1999 году Евгением Примаковым — но уже в начале 2000-х гг. началось новое сближение с теми же США. Напряженность с Америкой в 2003—2004 гг., а потом и с НАТО в 2004—2005 гг. тоже были «отрыжкой» 1990-х, но и они никак не сказались на мироощущении большинства россиян. Сейчас же «маятник» отклоняется от равновесного положения очень существенно — его «оттягивают» всей мощью государственной машины, не жалея (в переносном смысле) сил и (в прямом) средств. Обратное колебание можно ожидать соответствующим, т.к. масштаб имиджевых потерь и экономического ущерба от подобного курса уже сейчас перекрывает все достижения 2000-х, а в случае его сохранения еще хотя бы на несколько лет, он станет поистине катастрофическим.
Поэтому я хотел бы несколько предостеречь своих коллег из либерального лагеря, которые последовательно критикуют путинскую внешнюю политику за то «катастрофическое» влияние, которое она оказывает на отношения между Россией и Западом. Мне кажется, что эта катастрофичность скорее относится к состоянию дел в самой России, чем за ее пределами. Запад, столкнувшись с происходящим, похоже, не склонен драматизировать новую реальность, понимая, что Путин не готов к фронтальному военному противостоянию — и в этом он вполне прав. В отличие от начала 1980-х, Россия играет не с «вероятным противником», а скорее сама с собой, т.к. ее политика никаких значимых реакций у оппонентов не вызывает. Поэтому сейчас самой верной стратегией было бы дать Кремлю завязнуть в максимальном количестве бессмысленных внешнеполитических «болот» и дождаться момента, когда Россия в очередной раз изменит свое отношение к Западу с «гнева» на «милость». Безусловной позитивной чертой нынешнего курса является то, что он на каждом новом «витке» показывает самим россиянам собственную бессмысленность и опасность. И, вероятно, не слишком далек тот момент, когда маятник качнется обратно — слишком уж сильно он сейчас выведен из «точки равновесия».
И здесь следует сказать пару слов о партнерах (контрагентах, оппонентах, как угодно) современной России. В значительной мере они тоже ответственны за то, что несколько раз разворачивавшийся в сторону Запада «маятник» российской внешней политики благополучно откатывался обратно. Россия, и это Европе и Соединенным Штатам, видимо, все-таки придется признать — не «обычная» («нормальная») страна; это государство с довольно сложной судьбой и большими возможностями (потенциально как созидательными, так и разрушительными). Поэтому в случае если (а точнее — когда) случится обратное движение России в сторону Запада, у европейцев и американцев должен уже иметься план того, что можно сделать, чтобы в будущем избежать подобных циклических аномалий. Не стоит забывать, что Россия исторически и культурно — составная часть западной цивилизации, а если она сейчас находится со своими «родственниками» в таком сильном «разладе», то это означает: виноваты в существующих проблемах обе стороны. И когда «блудный сын» вернется, он должен быть радушно принят в европейский «общий дом», а не остаться в очередной раз на его пороге.
