Выход Великобритании из Евросоюза привел к всплеску эйфории Бориса Джонсона и его правительства по поводу торговых перспектив, которые лежат за пределами континента. Для страны, которая может экспортировать чай в Китай, а бумеранги — в Австралию, ограничивать свой кругозор одной Европой не с руки, и ей пришло время выходить на глобальный уровень, напутствовал премьер британских бизнесменов.
Но если Джонсон и тяготеет к идее перезагрузки коммерческих связей, в вопросах внешней политики и обороны его правительство держится консервативной линии. Сохранение целостности западного альянса и отношений с Европой остается здесь приоритетом. «Соединенное королевство является европейской силой не по условиям какого-то формального договора, а в силу непреодолимых фактов географии и истории», — заявил Джонсон, указав на единство позиций Британии и ЕC «по подавляющему большинству вопросов».
Европа сдержек и противовесов
Прежним останется и ориентир, которым Британия руководствуется в подходе к европейскому региону: поддержание там выгодного для себя баланса сил. Идеальная Европа, с точки зрения Лондона, — это Европа без единого гегемона, где центр экономического и политического равновесия смещен в сторону Запада.
Геополитический ландшафт, сформировавшийся на континенте после холодной войны, соответствует британским запросам. Сильные соседи в Западной Европе выполняют для Лондона роль буфера безопасности, заслоняя его от торговых, миграционных, а потенциально и военных угроз. Отсутствие же в регионе доминирующей силы оставляет средней по масштабу Британии рычаги влияния на соседей, закрепляя за ней статус одного из трех столпов Западной Европы.
Курс на сдерживание
После брекзита Москва останется для Лондона, скорее, объектом сдерживания и нарушителем спокойствия, нежели партнером. Британских властей в принципе беспокоит укрепление играющей по собственным правилам Москвы, учитывая фактор ее влияния как на европейскую безопасность, так и на глобальные темы вроде стабильности на Ближнем Востоке или контроля над вооружениями.
Попытки Западной Европы подвести Россию под общие рамки провалились, а вне их она остается сильным игроком с интересами, которые часто идут вразрез с общеевропейскими. Опасения Лондона отягощает и негативный исторический багаж — в частности, дело Литвиненко и покушение на Скрипалей. Одним из первых действий правительства Джонсона в этом году стало продление санкций против Дмитрия Ковтуна и Андрея Лугового, которых подозревают в отравлении Литвиненко.
Пока Россия видит в Европе важного экономического партнера, который готов за себя постоять в рамках трансатлантического альянса, от нее можно ожидать хоть каких-то уступок. Но если снять действующие ограничения, не получив ничего взамен, то, как опасается Лондон, это подорвет систему сдерживания Москвы и тем самым нанесет удар престижу всей Западной Европы, ослабив ее способность управлять процессами на континенте.
Другая тревога Британии — сближение Франции и Германии с Россией. Прямых рисков безопасности для британцев это, конечно, не несет. Но перспектива разрядки — не говоря уже о полноценном триумвирате Парижа, Берлина и Москвы, — снизит значение тандема Лондона и Вашингтона для европейской безопасности и приведет к маргинализации королевства в регионе. Поэтому Британия продолжит лоббировать против смены европейского курса в отношении Москвы, подпитывая недоверие к Кремлю со стороны ФРГ, а также Польши и стран Балтии — главных противников нормализации диалога с Россией.
Европейский консерватизм
Впрочем, пока что консервативная линия Запада в отношении Москвы выглядит устойчивой. Даже на фоне угрюмого Дональда Трампа и капризного Лондона Россия остается в глазах европейцев ненадежным партнером. Президент Эмманюэль Макрон, хотя и нацелен на прагматизм в отношениях с Москвой, не предлагает существенных инициатив. Идея Макрона о создании новой архитектуры безопасности вместе с Россией энтузиазма среди союзников не вызвала.
Активность России на Ближнем Востоке и Северной Африке повышает ее значение как посредника для европейцев по урегулированию кризисов в этих регионах. Растущее влияние Китая создает стимулы для России диверсифицировать свои отношения, а для ЕС — не отталкивать Москву от себя в руки Пекина. Но в серьезное качественное улучшение диалога это вряд ли перерастет. Главные препятствия на пути такой «перезагрузки» сохраняют актуальность: конфликт в Украине не разрешен, а зазор в ценностных и институциональных подходах сторон за последние годы не сократился, а, возможно, даже увеличился.
К изменениям может привести разве что сокрушительный провал переговоров по брекзиту. Такой сценарий заставит Британию компенсировать потери от развода с ЕС за счет третьих стран, а ЕС — пересмотреть ценность трансатлантического партнерства. Однако пока ЕС и Британия, наоборот, всячески демонстрируют, что партнерство по международной повестке продолжится и впредь. Для этого в ФРГ предложили придать формату «евротройки» постоянный характер, а во Франции — учредить Европейский совет безопасности за пределами ЕС, чтобы в нем мог участвовать Лондон.
Точечная инвентаризация
Неудивительно, что в Москве не строили особых иллюзий по поводу брекзита. В Кремле тему комментировали вяло, да и в целом среди политиков широкого отклика она не нашла. Российский посол в Лондоне Андрей Келин допустил точечную «инвентаризацию» взаимодействия с Британией после брекзита в сферах торговли и транспорта, оговорившись, впрочем, что резких перемен не ждет.
В более отдаленной перспективе «инвентаризация» росийско-британских отношений выглядит вероятной. Очерченные Келиным сферы — лишь некоторые из областей сотрудничества. Инициативы по активизации диалога поступали и от Британии. Еще в докладе 2016 года депутаты Палаты общин призвали власти восстановить с Россией министерский диалог и наладить с ней контакты по проблеме терроризма и Сирии. Прагматичные и реализуемые меры предлагались и экспертами — от укрепления связей по борьбе с киберпреступностью до транспортного сотрудничества и обмена опытом по организации масштабных мероприятий.
Вопрос лишь в том, сможет ли контекст отношений сохранить стабильность даже для претворения в жизнь таких скромных инициатив. Пользуясь терминологией Дональда Рамсфельда, трагичные инциденты стали для двустороннего диалога чем-то вроде «известных неизвестных». Как только в отношениях стран возникал импульс для их улучшения, его блокировал кризис: личная химия Тони Блэра и Владимира Путина разладилась из-за дела Литвиненко; переговоры Дэвида Кэмерона и Владимира Путина по урегулированию в Сирии похоронили химатаки, вина за которые была возложена на армию поддерживаемого Москвой Башара Асада; в 2010-х гг. у стран наметилось понимание по либерализации торговли, но разразился кризис вокруг Украины и российских действий в этой стране. Наконец, попытки нормализовать отношения после 2014 года, воплощением которых стал визит Бориса Джонсона (тогда еще в ранге главы МИД) в Москву, сорвались из-за отравления Скрипалей.
