Спустя полгода после начала российского вторжения в Украину российские политики начали осознавать масштабы постигшего страну экономического кризиса. Сочетание нескольких негативных факторов (падение цен на нефть, укрепление рубля и сокращение налоговых поступлений от потребления) привело к тому, что только в июле дефицит бюджета достиг отметки в 900 млрд рублей.
Одной из антикризисных мер стало назначение Дениса Мантурова заместителем премьер-министра Мишустина. Это назначение стоит воспринимать как индикатор возросшей значимости промышленной политики в контексте начинающихся дебатов о необходимом переустройстве управления экономикой. Более либеральные голоса — например, Эдуард Россель, член комитета Совета Федерации по бюджету и финансовым рынкам — начали призывать к экспансивным дефицитным расходам в размере до 5 трлн рублей ежегодно в течение следующего трехлетнего бюджетного периода. При этом Министерство финансов под руководством Антона Силуанова по-прежнему выступает против этого предложения. В обозримом будущем его ведомство будет привлекать средства из Фонда национального благосостояния и выпускать ограниченное количество долговых обязательств для внутренних инвесторов.
Дело в том, что любое значительное увеличение расходов несет в себе риск спровоцировать инфляцию из-за целого ряда негативных обстоятельств, таких как ограниченный доступ к параллельному импорту, который страдает от контроля и само-санкций, а также потери рабочей силы в лице мигрантов из Средней Азии. Экономика находится на ранних этапах петли отрицательной обратной связи. Падение доходов ведет к снижению федеральных расходов, что в свою очередь ударяет по инвестициям, рабочим местам и доходам граждан. В этих обстоятельствах ситуация, сложившаяся в российском металлургическом секторе, служит полезным примером для анализа возможного развития событий в российской экономике.
Торговля металлом
Документ, прописывающий стратегию дальнейших действия Минпромторга для металлургического сектора, описывает мрачный сценарий. По оценкам его авторов, потребуется восемь лет, чтобы не только экспорт, но и внутренний спрос полностью восстановились и вернулись к довоенному уровню. Адаптация к санкциям, особенно к потере технологического импорта из Европы, будет продолжаться примерно до 2025 года, а следующие пять лет уйдут на то, чтобы вновь отвоевать себе утраченную долю рынка.
Азиатские рынки плохо приспособлены (а также неудачно расположены географически) для восполнения потерянного объема продаж в Европу (или на «Запад»), поскольку огромный переизбыток мощностей Китая по производству большинства видов металлов вынуждает российские компании продавать свою продукцию со скидками (сегодня из-за политических рисков они подчас достигают 10−20%). Российским компаниям также приходится тратить больше средств на транспортировку своей продукции в Азию, а сейчас они несут дополнительные убытки из-за искусственно укрепленного рубля, который правительство РФ поддерживает с помощью мер контроля за движением капитала в условиях резкого сокращения импорта.
Министерство промышленности и торговли прогнозирует, что в 2022 году спрос на железо и алюминий сократится вдвое, до 220−250 000 и 720−760 000 тонн соответственно. Примерно 97% железа используется для производства стали, поэтому министерство ожидает обвала потребления строительной и промышленной стали. Алюминий также используется в строительстве, но на него влияет и резкое сокращение производства автомобилей: в первом полугодии оно снизилось на 61% по сравнению с аналогичным периодом прошлого год. Это сокращение настолько значительно, что сейчас Россия уступает Узбекистану лидерство в СНГ по годовым показателям производства легковых автомобилей.
Падение спроса на железную руду означает значительное снижение внутреннего спроса на никель. К началу 2022 года около 70% никеля потреблялось в производстве нержавеющей стали. Доходы «Норникеля» зависят от экспорта. В первом полугодии из-за связанного с санкциями роста логистических расходов EBITDA (прибыль до вычета налогов, процентов, износа и амортизации) компании вместе с рентабельностью упала на 16,1% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, несмотря на стремительно растущие цены на никель. У компании также нет никаких значительных новых проектов в разработке. Это означает, что продукция, которая должна найти своего потребителя за рубежом, будет продаваться с относительной скидкой и, возможно, экспорт потребует больших затрат на транспортировку.
Что добыто, то и ваше
Металлургии еще только предстоит в полном объеме столкнуться в теми трудностями, которые уже встали в полный рост перед горнодобывающей промышленностью. Помимо влияния санкций, шахтеры испытывают на себе последствия снижения внутреннего спроса на металлургическую продукцию и рост производственных затрат — например, в первом полугодии «Русал» зафиксировал рост производственных затрат на 33% в годовом исчислении. Производители угля продают коксующийся уголь (и некоторые виды энергетического угля) металлургическим компаниям и угольным электростанциям в обмен на рубли, а экспортируют уголь на внешние рынки за иностранную валюту. В настоящее время российское производство угля значительно сокращается, поскольку вступил в силу запрет ЕС на импорт угля из России. В Кемеровской области, где добывается 80% российского коксующегося угля, сложилась ситуация, когда шахты закрываются или значительно — на миллионы тонн! — сокращают объемы производства.
В нормальных обстоятельствах российская экономика ни при каких условиях не может востребовать всю продукцию отечественной горнодобывающей отрасли. При этом потеря экспортных рынков для шахтеров и снижение объемов производства приводит к снижению спроса на подвижной состав и грузовую инфраструктуру в целом. В настоящее время на национальной железнодорожной сети простаивают примерно 81 500 полувагонов, то есть вагонов с открытым верхом, используемых для перевозки сыпучих материалов, таких как уголь и руда. Аналогичный дисбаланс отмечается и с другими категориями вагонов. Для производства этих вагонов требуются значительные объемы стали и алюминия. Избыток снижает ставки фрахта и рентабельность продолжения производства, в то время как заводы с трудом успевают производить больше продукции в срок и сталкиваются с серьезными проблемами с ремонтом существующих вагонов из-за нехватки подшипников. Снижение экспорта угля со временем вызывает снижение внутреннего спроса на металлы и, соответственно, на другие добываемые внутри страны полезные ископаемые, такие как железная руда или бокситы.
В строительной отрасли наблюдается такая же динамика. На субсидии строительным фирмам правительство направило явно недостаточные 200 млрд рублей. Эта сумма предназначена для борьбы со снижением чистого строительного спроса, объем которого, по текущим оценкам, упал на 10−20%. Это приводит к падению спроса на сталь и алюминий, а также к снижению внутреннего спроса на никель, большая часть которого используется в качестве сырья для производства нержавеющей стали, применяемой в строительстве. Потеря внутреннего спроса диктует необходимость поиска внешних покупателей для поддержания текущего уровня производства, не говоря уже о его расширении.
Поиск неравновесия
Банк России дает обоснование стабилизации металлургического сектора к 2025 году. Ожидается, что экономика в целом «достигнет дна» в 2024 году, а затем начнет расти, хотя, вероятно, оценки Центробанком темпов этого роста (1,5−2,5% в годовом исчислении) следует считать слишком оптимистичными. Этот прогноз не вполне выдерживает проверку реальностью. Уже сейчас Министерство финансов с трудом удерживает дефицит бюджета от неконтролируемого роста. Попытки использовать фискальные стимулы для обеспечения роста экономики приведут к значительной инфляции из-за сочетания экспортного контроля, само-санкций, финансовых санкций, влияющих на использование долларов США и евро для импорта, а также отложенного эффекта сокращения рабочей силы и снижения привлекательности России как рынка труда для мигрантов, больше не стремящихся приезжать в РФ на заработки.
К началу июля Минфин уже планировал урезать следующий трехлетний бюджетный план на 1,6 трлн рублей. Министерство также лоббировало отсрочку введения новых расчетов для пенсионных выплат до 2025 года для сокращения бюджетных расходов. По словам бывшего советника Михаила Горбачева Абела Агенбегяна, около 18% населения уже живет «на нищенском уровне», а к моменту, когда текущий кризис достигнет своего пика, эта цифра может вырасти до 25−30%. Точные цифры спорны, но в любом случае этот сценарий — настоящий кошмар для бюджетной политики, учитывая, что начиная с 2014 года усилия по снижению зависимости федерального бюджета от нефтегазовых доходов в значительной степени были направлены на увеличение налогового бремени и эффективности налогообложения потребления, а также доходов населения и прибыли малого бизнеса.
Когда спрос падает, снижаются и доходы. Когда доходы падают, возрастает давление, направленное на сокращение расходов. Этот цикл создает долгосрочное неравновесие, при котором экономика должна постоянно искать «дно». Прогноз о том, что «дна» удастся достичь к 2024 году, а затем, оттолкнувшись от него, вернуться к росту, представляется чрезвычайно оптимистичным и отражает растущее давление со стороны Кремля на технократов с требованием обеспечить экономическую стабильность в течение трех ближайших лет. Дисбаланс в свою очередь отразится на спросе на металлы и предложении соответствующего сырья и материалов, поскольку каждый сектор будет корректировать свою работу. Следует также отметить, что большинство экспортируемых Россией минералов и металлов продается сегодня со скидками, которые, как в случае с экспортом угля, достигают 50% по отношению к другим основным международным показателям.
Худшее, конечно, впереди
Евросоюз уже запретил импорт стали и алюминия из России, что нарушило предварительные инвестиционные планы крупных российских металлургических компаний, стремящихся снизить интенсивность выбросов в преддверии введения в ЕС механизма Трансграничного углеродного регулирования (ТУР ЕС). Даже если эти компании больше не продают свою продукцию на европейские рынки, в ближайшие годы декарбонизация неминуемо окажется серьезной проблемой, подрывающей их конкурентоспособность. Каким бы ни был сценарий развития российской экономики до 2025 года, крайне сложно представить, что у металлургических компаний будет стимул вкладывать большие объемы капитала в усилия по снижению выбросов парниковых газов, когда затраты намного выше, а параллельный импорт вряд ли окажется достаточным для удовлетворения потребностей экономики.
Нынешние прогнозы, вероятно, недооценивают грядущие экономические потери от этих различных проявлений разбалансировки российской экономики, будь то потеря бюджетного равновесия, дисбаланс в имеющихся запасах товаров и оборудования, таких как железнодорожные вагоны, или процессы, вызванные замедлением глобального роста. Худшее, конечно, впереди.
