За два с половиной года с начала полномасштабного вторжения в Украину российская сторона потеряла убитыми и ранеными более полумиллиона военнослужащих. Чтобы компенсировать потери уже в первый год войны пришлось объявлять мобилизацию, под которую попали сотни тысяч человек. То, что Кремль задумывал как молниеносную «специальную военную операцию», превратилось в затяжную войну. А теперь она еще и обернулась в Курской области потерей контроля над частью международно признанной территории России.
Война стала для путинского режима серьезным испытанием. На протяжении десятилетий одной из важнейших его опор была пассивность российского общества. Теперь же Путин оказался в ситуации, когда ему нужно убеждать людей не просто молчаливо принимать действия Кремля, а активно — и с риском для жизни — в них участвовать.
Здесь путинскому режиму как раз пригодилась бы работающая идеология. Можно даже увидеть, что попытки такую идеологию изобрести заметно активизировались именно после 2022 года. Президентским указом были утверждены «Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей», в школах и университетах стали вводить курсы «патриотического воспитания», а Министерство культуры объявило, что будет теперь поддерживать главным образом производство фильмов, пропагандирующих «правильные» ценности.
Но даже если режим в России и пытается изобразить наличие какой-то официальной идеологии, это все же не означает, что она у него действительно имеется.
Пытаясь ответить на вопрос о том, есть ли все-таки у Путина идеология, мы рискуем впасть в одну из двух крайностей. С одной стороны, есть риск увидеть стройную идеологическую конструкцию там, где ее нет, — сведя россыпь разрозненных идей и ценностей, которыми пользуется режим, к единой системе установок. Другая опасность — отмахнуться от рассуждений российских чиновников о «патриотизме» и «традиционных ценностях» как от пустой болтовни и упустить из виду действительно работающие устойчивые идеологические механизмы.
Идеологию путинизма трудно свести без больших натяжек к стабильной системе установок, но на одном только этом основании утверждать, что у Путина нет никакой идеологии, все же не стоит. В том, какие аргументы использует российский режим для обоснования своего политического курса, можно заметить достаточно устойчивые и вполне систематически используемые паттерны.
Два разных государственничества
Если попытаться найти одно слово, которым можно было бы охарактеризовать путинскую идеологию, то это «государственничество». Многие работы, пытающиеся реконструировать идеологию «путинизма», часто тоже называют именно ориентацию на «сильное государство» как первую ценность, на которой он строится. Более того, именно это слово использовал и сам Путин, когда в конце 1999 года, накануне своего назначения на должность и. о. президента, выступил в «Независимой газете» со статьей «Россия на рубеже тысячелетий». В ней будущий президент рассуждал об «исконных, традиционных ценностях россиян», в числе которых назвал и «государственничество».
Важный нюанс, однако, состоит в том, что «государственничество» Путина точнее было бы представить не как одну стройную идеологическую концепцию, а как две разных.
Первое государственничество — это государственничество патриотическое, или государственничество «по любви». В его основе лежит представление о том, что государство само по себе есть высшая ценность. Сила и безопасность государства важны сами по себе, и ради них люди должны идти на жертвы.
Второе государственничество — социальное. Это государственничество «по расчету», которое предполагает, что государство ценно, но не само по себе, а прежде всего как средство обеспечения социальных гарантий и благополучия граждан.
Путинский режим использует обе эти концепции, но при этом комбинирует их в разных пропорциях и конфигурациях в зависимости от решаемых задач. Делает он это довольно последовательно, именно поэтому путинская идеология оказывается одновременно и гибкой, и стабильной.
Обычно в тех случаях, когда в ответ на решения властей от россиян не требуется ничего, кроме молчаливого согласия, режиму бывает достаточно риторики в духе патриотического государственничества. Но все меняется, когда Кремль пытается убедить людей в чем-то деятельно поучаствовать. В таком случае одного только патриотического государственничества «по любви» оказывается недостаточно — к нему часто добавляются элементы социального государственничества «по расчету», то есть обещания социальных гарантий, счастья и благополучия, которые должно обеспечить государство.
Путинизм по учебнику
Документы, в которых Кремль пытается прямо сформулировать, в чем, собственно, состоит его идеология, почти не обращаются к концепции социального государственничества, делая упор на государственничестве в его патриотическом варианте. В официальный список «традиционных ценностей» включается «служение Отечеству и ответственность за его судьбу». Сами «традиционные ценности» при этом противопоставляются «деструктивной идеологии», которая отрицает «идеалы патриотизма» и «служения Отечеству», подрывает «доверие к институтам государства» и формирует «негативное отношение к воинской службе и государственной службе в целом».
Еще более заметны проявления именно патриотического государственничества в том, как путинский режим строит систему идеологической индоктринации в школах и университетах. В частности, в методических материалах для учителей, ведущих «Разговоры о важном» у школьников, особый акцент ставится именно на патриотизме, героизме и самопожертвовании во имя государства. В первых вариантах таких методичек прямо говорилось, что детей надо учить, что «счастье Родины дороже жизни» и что «за Родину-мать не страшно умирать».
Кроме того, в видеокурсах для подготовки учителей дают рекомендации о том, как пропагандировать среди школьников «патриотическое» самопожертвование и служение Родине. Помочь в этом призван специально подобранный пантеон героев, в который включают не только тех, кто проявил себя в войнах времен Российской Империи или Советского Союза, но и новых «героев СВО». Наряду с военным «героизмом» учителям предлагают рассказывать и про «гражданские» его версии — самоотверженное материнство, спортивные и профессиональные достижения.
Патриотизм без обязательств
Еще одна сфера, в которой российская власть обычно использует «патриотический» извод государственничества, — это президентские обращения к нации. Точнее, те, в которых гражданам объявляют какое-нибудь очередное решение для молчаливого одобрения. Здесь особенно важно, что никаких действий в поддержку этих решений от граждан не требуется. Когда Путин обращается к россиянам подобным образом, он обычно делает это в связи с важными внешнеполитическими или военными событиями.
Такого рода выступления обычно строятся на аргументах в духе патриотического государственничества. К примеру, аннексия Крыма в 2014 году обосновывалась, среди прочего, тем, что это необходимо для обеспечения безопасности российского государства. Эта «стратегическая территория», как говорил Путин в своей «Крымской речи», «должна находиться под сильным, устойчивым суверенитетом».
В 2022 году, объявляя о начале «специальной военной операции», Путин тоже обосновывал это решение необходимостью обеспечить безопасность России, апеллировал к «любви к Отечеству» и вспоминал конец 1980-х гг., рассуждая о том, что «паралич власти» — это «первый шаг к полной деградации».
Похожим образом была устроена и путинская речь, посвященная аннексии четырех украинских областей. В ней российский лидер говорил об угрозе со стороны «Запада», который мечтает «ослабить», «раздробить», «развалить Россию». В этом выступлении Путин также отмечал «мужество и стойкость» российского народа, о которые эта угроза неминуемо разобьется.
Мобилизация меняет все
Когда Путин в сентябре 2022 года выступал с речью о присоединении четырех украинских регионов, в России уже больше недели шла военная мобилизация. Здесь интересно обратить внимание на различия между двумя выступлениями российского лидера — его обращением, посвященным мобилизации, и речью об аннексии территорий.
При сопоставлении этих двух текстов хорошо заметно, что в отличие от ситуаций, когда власть в России требует от граждан лишь молчаливого согласия, в случаях, когда Кремлю требуется убедить граждан что-то сделать, в чем-то поучаствовать, активно поддержать реализацию того или иного решения или хотя бы просто потерпеть, характер используемых идеологических конструкций заметно меняется.
Объявляя мобилизацию, Путин, конечно, использовал патриотическую государственническую риторику: говорил о необходимости защиты «Родины, ее суверенитета и территориальной целостности» и борьбы с теми, кто угрожает ее расчленить и поработить, лишить «политического, экономического, культурного, вообще всякого суверенитета». Однако в то же время в речи присутствовали и элементы социального государственнического дискурса: Путин уделил пристальное внимание тому, какой «статус, выплаты» и «социальные гарантии» получат мобилизованные.
Такое сочетание патриотического и социального государственничества в «мобилизационных» выступлениях — не единичный случай, а повторяющийся из речи в речь шаблон. Подобным образом, например, строились и высказывания Путина на встрече с матерями военных, участвующих в «СВО». Многие, вероятно, помнят из той беседы реплику Путина в духе патриотического государственничества — о том, что погибнув на войне, человек достигает своей цели и его жизнь обретает смысл. Однако, если рассмотреть текст беседы целиком, видно, как почти сразу после этого Путин переключается в модус социального государственничества и начинает рассуждать об «организации работы социальных служб». Позднее, в завершающей реплике он вновь говорит о «социалке» — о планах по развитию «социальной сферы» и о масштабных «национальных проектах».
Еще более заметен акцент не только на патриотическом, но и на социальном государственничестве в первом после объявления мобилизации послании президента Федеральному собранию. В той речи Путин сначала рассуждает о том, что большинство россиян поддержало «СВО», проявив патриотизм и осознание связи «своей собственной судьбы с судьбой Отечества», но потом переходит к другим сюжетам — предлагает создать специальный государственный фонд для помощи «ветеранам специальной военной операции» и требует разобраться с жалобами военных по поводу медицинской помощи и проблем с получением «денежного довольствия и страховых выплат».
Хотя военная мобилизация и стала экстраординарным событием, идеологические шаблоны, которые при этом использовались, для путинского режима не уникальны. Мобилизующие обращения российских властей строились подобным образом и в более мирные времена, когда, например, речь шла не о военной, а об электоральной мобилизации.
В 2017 году, объясняя, зачем он идет на очередной срок, Путин обещал прежде всего развивать «инфраструктуру, здравоохранение, образование» и повышать доходы граждан. Обращаясь к сторонникам, он говорил, что его цель — сделать Россию «яркой и устремленной вперед» страной, в которой будущие поколения смогут «жить счастливо».
Даже в 2020 году, призывая людей прийти и проголосовать за конституционные поправки, Путин активно использовал аргументы в духе социального государственничества «по расчету». О государственничестве «по любви», о «чувстве патриотизма» и «заботе о Родине», на которых «держится суверенитет России», он тогда тоже не забыл, но при этом призывал также «голосовать за страну, в которой хотим жить, с современным образованием и здравоохранением, с надежной социальной защитой граждан».
Устойчиво изменчивая идеология
В том, как работает путинская идеология можно выделить устойчивый паттерн. Когда Путин стремится побудить россиян к действию, он, как правило, опирается не только на элементы патриотического государственничества «по любви», но и дополняет их аргументами в духе социального государственничества «по расчету». Такими риторическими шаблонами Кремль пользовался до 2022 года, они же продолжают быть актуальными и сегодня.
При этом самым строгим определениям идеологии, которые предполагают, что это должна быть прочная, интеллектуально проработанная система с выраженным утопическим элементом, путинская идеология едва ли полностью соответствует. Однако, если понимать под идеологией набор идей, обосновывающих и формирующих политические решения, и при этом выстраивающихся в определенные паттерны, то такая идеология у Путина есть.
Используемые путинским режимом идеологические ходы, как правило, стабильны, но не потому, что всегда предполагают отсылки только к одной-единственной устойчивой и неизменной системе ценностей, а потому, что их изменчивость подчинена устойчивым стратегиям. Эти стратегии предполагают использование разных идеологических конфигураций в зависимости от преследуемых целей.
Когда от людей ничего не требуется, патриотического государственничества вполне достаточно. Но в сложные моменты, когда нацию надо мобилизовать, Путин редко полагается на одни только патриотические государственнические аргументы. На голый патриотизм не получается положиться, даже когда надо убедить россиян прийти на выборы, не говоря уже о том, чтобы отправить их на войну.
Возможно, когда-нибудь российскому режиму удастся принципиально перестроиться. Превратиться из системы, строящейся на пассивности населения, поверхностной лояльности и спорадических вспышках мобилизации «по расчету», в систему, которой будет достаточно патриотической государственнической идеологии для поддержания высокого уровня мобилизации «по любви». Но сейчас это не так. В Кремле об этом знают, и потому жонглирование двумя вариантами государственничества продолжается.
Статья основана на исследовании «Two statisms of Putin’s ideology: from proclamations of patriotic values to welfare promises of wartime mobilization», опубликованном в 2024 году в журнале «Post-Soviet Affairs».
