«Какое внутриполитическое или внешнеполитическое событие 2021 года, на ваш взгляд, является определяющим для будущего России? Что оказалось для вас неожиданным или вызвало наибольший интерес?», — эти вопросы Riddle поставил перед своими авторами в конце 2021 года.
Станислав Андрейчук, член совета движения в защиту прав избирателей «Голос» (признано российскими властями «иноагентом»):
Главное событие года — блокировка IT-гигантами Apple и Google списков «Умного голосования». Я разрывался между несколькими событиями — от разгрома структур сторонников Навального в России и его заключения до фильмов Дудя и выхода политизированного нового альбома Oxxxymiron вкупе с эмиграцией Моргенштерна по политическим мотивам. Но затем понял, что все эти темы объединяет рост влияния интернета и соцсетей на публичную политическую дискуссию в России. Без этого не было бы ни многомиллионных просмотров роликов Навального, ни фильмов Дудя о Колыме, пытках и Беслане, ни новых альбомов рэп-исполнителей. И в этом контексте гораздо большее значение имеет готовность западных IT-гигантов поддаваться давлению авторитарных правительств в ограничении свободы слова. Не зря Нобелевскую премию мира в этом году дали двум журналистам, эту самую свободу слова отстаивающим. Самое интересное событие уходящего года — климатический саммит в Глазго. Он подчеркивает серьезный поворот России к экологической повестке, которая оказывает все большее влияние на ее экономические и общественно-политические процессы. Это может стать новой темой для диалога России и Запада, не обремененной старыми претензиями.
Фабиан Буркхардт, научный сотрудник Института исследования Восточной и Юго-Восточной Европы им. Лейбница (IOS), Регенсбург:
В 2007 году белорусский философ Валентин Акудович опубликовал в виде книги цикл лекций «Код отсутствия». В ней автор с сожалением констатировал отсутствие у белорусского общества национальной идентичности. Но события 2020 года — крупнейшее в мире ненасильственное протестное движение — ознаменовали гражданское национально-политическое пробуждение, которое, однако, уже к 2021 году было подавлено режимом Лукашенко. Любое сравнение Беларуси и России несет в себе определенные риски, но, на мой взгляд, лучше всего 2021 год в России описывается как раз термином «Год отсутствия», хотя он и был богат на события. Навальный был заключен в тюрьму, а сеть его штабов разгромлена и вытеснена за границу. Оценки избыточной смертности в России за время пандемии варьируются от 800 тысяч до более миллиона человек. Это один из самых высоких показателей смертности от COVID-19 в мире. Лидеры протестов в Ингушетии получили суровые приговоры. В конце года власть ликвидировала две организации «Мемориал», которые последние 30 лет были символами российского гражданского общества. Благодаря масштабным фальсификациям ЕР получила конституционное большинство на думских выборах. Законопроекты о «публичной власти» и местном самоуправлении, детализировавшие конституционные изменения 2020 года, призваны уничтожить оставшуюся автономию регионов и муниципалитетов. На фоне наращивания войск на границе с Украиной нельзя исключать возможность начала полномасштабной войны. Главной характеристикой 2021 года в России является отсутствие каких-либо масштабных коллективных действий по предотвращению или — как минимум — смягчению этих событий. Никакого значительного сопротивления не было ни со стороны элиты, ни со стороны городов, регионов, гражданского общества и населения в целом. Но как нам интерпретировать этот русский «Код отсутствия»? На мой взгляд, сооснователь «ОВД-Инфо» Григорий Охотин придумал в этом контексте наиболее удачную метафору, сравнив политику с торфяным пожаром, который тлеет под слоем земли. Временами из-под торфа вырывается столб пламени и начинается лесной пожар. Этот пожар будет неожиданным и свирепым. То, что в 2021 году казалось «отсутствием», внезапно превратится в реальные политические действия.
Денис Волков, социолог, директор Левада-Центра (признан российскими властями «иноагентом»):
Центральным событием 2021 года, по моему мнению, стали выборы в Госдуму, которые обнажили механизмы удержания власти, а также продемонстрировали существующие общественные расколы и накопившийся запрос на изменения. На фоне падающих рейтингов уже недостаточно было только мобилизовать сторонников власти — бюджетников и пенсионеров — с помощью уговоров, настоятельных рекомендаций, выплат дополнительных пособий. Одинаково необходимо было демобилизовать и деморализовать критиков — через отстранение от выборов наиболее ярких и непримиримых оппозиционных политиков, жесткие разгоны протестующих, наклеивание ярлыка «иностранный агент» на независимые СМИ и журналистов. Однако даже в этих условиях усталость от партии власти и несогласие с ее политикой нашли выход в заметном росте электората КПРФ, которая на этих выборах привлекала наиболее решительных противников ЕР, а также в появлении в Думе партии «Новые люди», которая собрала голоса умеренных критиков. За обе эти партии проголосовало довольно большое количество молодежи. Электорат ЕР, напротив, «постарел», что лишь подтверждает тот факт, что власть все больше опирается на пожилые и консервативные слои населения и все дальше отталкивает от себя молодежь.
Макс Гесс, научный сотрудник Foreign Policy Research Institute:
Возвращение природного газа в качестве инструмента геополитического давления стало определяющей чертой внешней политики России в 2021 году. В последние годы на Западе воцарилось ложное чувство безопасности в отношении газовых рынков. Бдительность Запада усыпили решения Стокгольмского арбитража 2017−2018 гг., касающиеся транзита российского газа через Украину, и согласие «Газпрома» в 2018 году принять предписание Еврокомиссии, предполагавшее обязанность компании соблюдать правила свободной циркуляции газа на рынке ЕС. Наивность Запада в этом вопросе, контрастирующая с пониманием Россией газовых рынков, наиболее ярко проявилась в июльском совместном заявлении США и Германии по «Северному потоку-2», в котором администрация Байдена фактически аннулировала свою угрозу ввести санкции против нового газопровода «Газпрома». С тех пор цены на газ достигли рекордных высот и «Газпром» получил значительную прибыль. При этом Москва отрицает свою вину за дефицит газа в Европе, отмечая, что она выполняет свои договорные обязательства и от нее не требуется смягчать проблемы ценообразования, обусловленные в первую очередь динамикой мирового рынка. Это действительно так. Но уступки по СП-2 вбивают клин между газовыми рынками ЕС, разделяя страны Евросоюза по вопросу поставок и их политических последствий. Между тем обязательства по поддержке Украины, озвученные в совместном заявлении Берлина и Вашингтона, смехотворно малы и неисполнимы, что позволяет России возобновить свою агрессивную политику. Фактически Запад забил гол в свои ворота. Это и есть главное для России событие 2021 года во внешней политике.
Сергей Гландин, специальный советник по санкционному праву коллегии адвокатов Pen & Paper:
Главным событием года является начало применения судами статей 248.1 и 248.2 Арбитражно-процессуального кодекса, внесенных «законом Лугового» в июне 2020 года. Статья 248.1 наделяет подпавших под санкции российских лиц правом переносить свои экономические споры в российские арбитражные суды, а статья 248.2 позволяет им запрещать своим зарубежным оппонентам инициировать или продолжать судебный процесс за рубежом. Такого нет ни в одной стране мира. Закон вводился для защиты российского бизнеса, находящегося под санкциями, от сложностей с доступом к западному правосудию. Однако очереди из желающих воспользоваться им замечено не было. Зато применение новых норм привело к банальному злоупотреблению и перечеркиванию многих привычных правил международной подсудности споров. Например, «Совфрахт» на основании нахождения под санкциями США будет судиться в Арбитражном суде Москвы против двух индийских граждан, не являющихся индивидуальными предпринимателями. Спор касается находящегося в Индии недвижимого имущества. При этом Индия не вводила санкций против «Совфрахта». После победы в российском суде «Совфрахт» не сможет признать и привести в исполнение это решение в Индии, однако будет создан прецедент. По принципу взаимности сначала индийские, а затем и иные иностранные суды в среднесрочной перспективе начнут взыскивать с российского бизнеса любые убытки в делах, никак не связанных с этими странами.
Олеся Захарова, политолог:
Наибольший интерес для меня в 2021 году представил социальный поворот в риторике Путина. За время своего длительного президентства он никогда не отличался сентиментальностью. Для его языка всегда были более характерны грубые жаргонизмы типа «мочить в сортире»
Владислав Иноземцев, директор Центра исследований постиндустриального общества:
Что касается важнейшего события, определяющего будущее России, то им, на мой взгляд, является разгром структур Навального и его заключение в колонию. Вне зависимости от отношения к фигуре оппозиционера, произошедшее можно интерпретировать лишь как продекларированную режимом готовность воспринимать любую — в том числе разрешенную Конституцией и сугубо мирную — политическую деятельность как экстремизм и государственную измену. Тренд в этом направлении был заметен давно, но его «юридическое» оформление заслуживает статуса главного события года, определяющего вектор последующего развития. Самым неожиданным событием года для меня стала ситуация вокруг Беларуси — от посадки в Минске самолета Ryanair и последующих санкций до парафирования программ сотрудничества России и Беларуси в рамках их углубляющейся интеграции. На этом «фронте» в ближайшее время возможны серьезные и малопредсказуемые подвижки. Хотя раньше мне казалось, что вопрос объединения двух стран, активно обсуждавшийся в 2019 году, был снят с повестки дня принятием новой Конституции, закрепившей вечный статус Путина как президента и устранившей потребность в сложных схемах легитимации продления его власти.
Майкл Кофман, директор программы российских исследований Центра военно-морской аналитики:
Важнейшее внешнеполитическое событие года — стремление России использовать дипломатию принуждения вкупе с наращиванием военной мощи на границе с Украиной для того, чтобы навязать свои радикальные требования США и их европейским союзникам. Этот гамбит — не просто попытка выйти из сложившегося вокруг Минских соглашений (Минск-2) тупика и добиться изменения политики Украины. Российская власть таким способом также пытается получить от Запада гарантии нерасширения НАТО на восток и ограничения военного сотрудничества Альянса с Украиной. Но на самом деле нынешний спор идет о сложившемся после окончания холодной войны порядке, о положении России в Европе и о том, как интерпретируются договоренности по безопасности на континенте. Москва пытается выторговать себе место в новой системе международных отношений, но при этом требует от США таких гарантий, которые те ей дать не могут. В итоге Россия не может отступить, не потерпев при этом политического поражения, и не может бесконечно ждать по практическим военным соображениям. Вряд ли она получит что-то соизмеримое ее требованиям. Поэтому прогноз выглядит пессимистичным: в 2022 году потенциально может начаться новая война.
Иван Курилла, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге:
Главным событием года в России стал арест Алексея Навального. За ним последовали массовые протесты и разгром инфраструктуры оппозиции, преследования активистов, многие из которых оказались под следствием или в эмиграции. Стало очевидно, что по отношению к обществу правящая группа перешла какой-то важный рубеж, символом чего стала атака на «Мемориал» в конце года. В российско-американских отношениях встреча Байдена с Путиным в июне обозначила замораживание российско-американских отношений в низкой точке: мы не наблюдаем улучшения, но и дальнейшая эскалация напряженности остановлена. По предварительным данным, год будет рекордным для страны по избыточной смертности от COVID-19. Неспособность государства ограничить масштабы бедствия — еще одно событие года. Но надо искать поводы и для оптимизма. Их, например, можно найти в присуждении Нобелевской премии Дмитрию Муратову и в нескольких важных речах представителей интеллигенции. Но нынешний год все-таки войдет в учебники истории как часть очередного «периода реакции».
Павел Лузин, эксперт по российским ВС:
В уходящем году даже в довольно узкой сфере внешней и оборонной политики сложно выделить какое-то одно наиболее значимое событие. В течение года мы наблюдали, как легко Россия стала применять военный рычаг для подкрепления своей дипломатии, убедившись в том, что он хорошо работает. Здесь можно вспомнить не только концентрацию войск на западных границах весной и поздней осенью, но и периферийный, однако значимый вопрос о российских наемниках в Мали. Поставленная на широкую ногу дипломатия военных учений со странами Азии и Африки призвана уравновешивать дисбалансы в отношениях России с Западом, и, что важнее, с Китаем. И все это не сиюминутные телодвижения, а долгосрочный курс. В резких выступлениях и даже угрозах Кремля на тему возможного расширения НАТО мы все видим исключительно украинский вектор российской политики. Однако Москва, возможно, говорит не только о своих претензиях на зону особых интересов на постсоветском пространстве, но и о гарантиях нерасширения НАТО в целом. При таком раскладе проблема Донбасса нивелируется до всего лишь частного вопроса в контексте обстановки на европейском театре. Тем интереснее, что Минобороны начало полушепотом высказываться и по политико-идеологическим вопросам, чего не позволяло себе раньше, даже в эпоху Перестройки. Здесь были и рассуждения о ведущейся против России «ментальной войне», и реставрация барельефа со Сталиным на Доме офицеров Центрального военного округа. Отсутствие реакции Кремля на эти высказывания важно не меньше, чем число танков на западных российских границах.
Александр Морозов, научный сотрудник Центра российских исследований Бориса Немцова:
Внутриполитическое событие номер один — это арест Навального и применение антиэкстремистского законодательства к штабам ФБК. Это гораздо больше, чем просто разгром конкретного общественного движения. На мой взгляд, это вход в новую фазу путинизма, обнаружение лица и долгосрочной программы этой третьей фазы. Первая фаза относится к 2000−2014 гг., вторая — к 2014−2020 гг., а третья началась с конституционных поправок. То есть мы еще в самом начале этого периода. Главное внешнеполитическое событие — распад нормандского формата. Он произошел в начале года, помножился на последствия кризиса в Беларуси и провокации с мигрантами, а к концу года привел к острейшей эскалации, последствия которой пока неясны. Самое неожиданное событие года в мировом масштабе,
Сергей Радченко, профессор международных отношений, Кардиффский Университет:
Важнейшее событие 2021 года — это, конечно, решение российских властей отправить Алексея Навального за решетку. Это стало разделяющей линией между мрачным авторитаризмом, который иногда подпитывал иллюзии о том, что «когда-нибудь все будет хорошо», и мрачным авторитаризмом, который уже не дает повода таким надеждам. Здесь можно вспомнить бессмертные слова Георгия Иванова: «Так черно и так мертво / Что мертвее быть не может / И чернее не бывать / Что никто нам не поможет / И не надо помогать». Скажем, к слову, что уже после того, как Иванов написал эти строки (в 1930 году), все стало намного чернее и мертвее, поэтому, как известно из одного анекдота, только пессимистам кажется, что хуже быть не может. Оптимисты же с уверенностью смотрят в будущее: может и будет! Но как бы ни развивались события, я уверен, что оглядываясь назад через десять или двадцать лет, можно будет сказать: вот тут была развилка и мы в очередной раз выбрали не ту дорогу.
Татьяна Становая, глава аналитической компании R. Politik:
Потенциально судьбоносной я вижу первую встречу Путина и Байдена в Женеве летом 2021 года. Сама по себе встреча не принесла (и не могла принести) ощутимых результатов, но она заложила основу для начала нового качества диалога между Россией и США. У Москвы впервые за три десятилетия появилась надежда на то, что ее опасения относительно сложившегося после окончания холодной войны миропорядка наконец будут как минимум услышаны. Я не побоюсь сказать, что противостояние расширению НАТО на Восток стало едва ли не главным делом всего президентства Путина. Почти все серьезные геополитические конфликты, в которые втягивалась Россия, были связаны именно с этой угрозой, воспринимаемой Путиным как угроза существованию российской нации и российского государства. Последняя виртуальная встреча двух президентов показала, что разговоров о гарантиях безопасности — а нерасширение НАТО это один из ключевых пунктов таких гарантий — начинает выстраиваться. От итогов этого разговора будет зависеть и то, как будет развиваться путинский режим, как будет проходить транзит власти и какие тенденции в итоге возьмут верх. Это также определит и место России на мировой арене — либо дальнейшая деградация и изоляция с угрозами военных столкновений, либо снижение напряженности и диалог. Нам остается только надеяться, что здравый смысл сторон позволит избежать худшего.
Иван Ткачев, редактор отдела экономики РБК:
Понятие «иностранный агент» появилось в российском законодательстве в 2012 году, а в 2021-м государство руками Минюста обрушило всю мощь этого инструмента на неподконтрольных журналистов и правозащитников. В 2021 году в перечень СМИ-иноагентов попали 62 человека, и для большинства из них этот ярлык означает не только необходимость помечать каждое свое публичное сообщение «плашкой» из 24 слов, но и подавать личные отчеты о доходах и расходах — и все это под страхом штрафов и уголовной ответственности. Такая кампания по устрашению независимых журналистов полностью изменила формальные и неформальные условия, в которых приходится работать российским СМИ. При этом никто не застрахован от этого статуса, ведь основанием для включения в список может стать любой денежный перевод из-за рубежа. В экономической сфере знаковым событием стало окончательное и бесповоротное признание в России на государственном уровне глобальной климатической повестки. Если еще несколько лет назад Путин высказывал сомнения в антропогенном происхождении климатических изменений, то в 2021 году он провозгласил цель достичь углеродной нейтральности к 2060 году, а правительство приняло долгосрочную стратегию сокращения парниковых выбросов и частичной декарбонизации экономики. Разумеется, это не означает, что Россия всерьез приняла новые ценности будущего безуглеродного мира. Власти пока не готовы идти по общепризнанному на международном уровне пути внедрения рыночных квот на выбросы или платы за углерод. Элиты и топливно-энергетический сектор в основном выступают за поддержание статус-кво. Климатическая политика фундаментально воспринимается не как кооперативные усилия по достижению общей цели, а как продолжение геополитики с ее антагонизмами и недоверием. Да и традиционный для российских элит дефицит стратегического мышления и долгосрочного образа будущего не гарантирует уверенности в успешном «зеленом» переходе. Но сам факт того, что государство начало разговаривать на языке ответственного и заинтересованного участника международной климатической повестки, а понятие ESG прочно вошло в лексикон большинства российских компаний, позволяет надеяться, что «спящие» экологические институты рано или поздно заработают и диверсификация экономики будет способствовать общему улучшению институциональной среды.
Ник Трикетт, главный редактор OGs and OFZs:
В 2021 году меня больше всего поразило не какое-то действие или событие в России, а отсутствие необходимых решений в области экономики. Чрезмерная осторожность в отношении траты денег на инвестиции в средства производства и на поддержку бизнеса и доходов населения (исключение здесь составляют траты в рамках предвыборных кампаний) не соответствовала экономической реальности. Само по себе это неудивительно, учитывая консервативность экономической политики России и общий приоритет задач ее внешней политики. Копить деньги имеет смысл в случае более жестких внешних санкций. Но бессмысленно так упорно бороться за денежный суверенитет, если этот суверенитет на самом деле не позволяет вам что-либо делать или дает возможность делать очень мало. При этом власти часто используют слово «стабильность», описывая предпочтения во внутренней политике, растущие репрессии, агрессивную денежно-кредитную политику или надвигающееся сокращение расходов на здравоохранение (хотя эпидемия коронавируса будет продолжаться и в 2022 году). Для меня, однако, сознательный выбор под любым предлогом не тратить деньги внутри России говорит о застое, подвешенной в воздухе проблеме поиска преемника и нежелании отходить от курса, взятого в 2013 году. Другими словами — отказ делать выбор сейчас приведет к намного большему риску нестабильности, чем на то указывают эксперты по внешней политике, занижающие значение экономики или внутренней политики.
Михаил Турченко, доцент факультета политических наук Европейского университета в Санкт-Петербурге:
Я бы хотел отметить не отдельное событие, а промежуток времени — с середины до конца апреля. В это время, или чуть раньше, было принято окончательное решение об уничтожении всех структур Навального, а также об атаке на свободные СМИ. 14 апреля задерживают редакторов студенческого журнала DOXA. 16 апреля прокуратура требует признать штабы Навального и ФБК экстремистскими организациями и в этот же день в сеть попадает база электронных адресов сторонников Навального. 23 апреля Минюст вносит «Медузу» в реестр «СМИ-иностранных агентов». С апреля новости об иноагентах, штрафах интернет-компаниям, давлении на адвокатов и политиков, суды в отношении структур Навального растут лавинообразно.
Кирилл Шамиев, младший научный сотрудник Центра сравнительных исследований власти и управления НИУ ВШЭ:
Главным политическим итогом 2021 года для меня стала полная консолидация российского режима и новая эскалация в российской внешней политике. Кремль смог за год поменять политические правила в стране, явно опасаясь массового недовольства экономическими неудачами со стороны граждан и критики тупиковой внешней политики со стороны элит. Сейчас в России невозможно использовать традиционные способы выражения недовольства. Интересно будет посмотреть, как оппозиция ответит на структурное изменение политических возможностей в стране. В 2021 году было интересно наблюдать за тем, как работа нового премьер-министра совместно со Счетной Палатой подстегнула развитие цифрового перехода и новых экспериментальных подходов в госуправлении. Минобороны тоже понимает важность развития цифровых технологий и пытается модернизировать свои системы. Однако все изменения пока носят постепенный характер и не затрагивают структурные, политические основы «недостойного правления» в России. Неоспоримым плюсом является то, что постепенно формируется прослойка людей, обладающих относительно современными знаниями в сфере госуправления и проведения реформ. Во внешней политике мы вплотную подошли к полномасштабной региональной войне с Украиной. В случае начала военной кампании она, скорее всего, будет носить характер «Бури в пустыни 2.0», опрокидывающей, массированной кампании против военных и политических целей противника. Судя по публичным данным, российские ВС на данном этапе способны выполнить такую задачу. Это приведет к десяткам тысяч новых жертв, сокрушительному урону российской экономике и еще более репрессивному режиму. Остается надеяться, что странам удастся прийти к минимальному общему знаменателю, который будет устраивать как западные страны и Украину, так и Кремль, которому важно продемонстрировать своей ключевой элите способность решать внешнеполитические проблемы.
Гульназ Шарафутдинова, профессор, King’s College London:
В 2021 году нельзя выделить какое-то одно событие, которое определило бы будущее России. Скорее, было несколько знаковых событий, которые углубили линии политического раскола внутри и вне России, и выявили вектор политического развития на ближайшее будущее. Раскол внутри России углубился на фоне возвращения Алексея Навального и решения властей отправить его в тюрьму. Дальнейшее преследование его команды и другие репрессии в отношении оппозиционно настроенных россиян, а также атака властей на «Мемориал» являются своеобразным сигналом для общества о нетерпимости власти к альтернативным мнениям и неподконтрольным политическим и общественным движениям. Все более усиливающаяся репрессивность системы накладывается на возврат тематики войны в контексте взаимоотношений России с Западом. Переговоры Путина и Байдена, быстро перешедшие в 2021 году от темы информационных войн и кибератак (в июне в Женеве) к теме военных действий на границе с Украиной (7 декабря) подтверждают ставку руководства России на внешний конфликт и внутренние репрессии для поддержания статус-кво внутри страны.
Антон Шеховцов, глава НКО Centre for Democratic Integrity (Австрия):
В 2021 году стало очевидно, что во внешнеполитическом противостоянии с Западом путинский режим сделал выбор в пользу более жестких методов воздействия на «западных партнеров». Кремль и ранее использовал инструменты жесткой силы в отношениях с Западом, но старался сочетать их с менее конфликтными рычагами влияния — такими как «мягкая сила» или продвижение нарративов о том, что действия России на внешнеполитической арене, даже если они и кажутся западным столицам конфронтационными, не выходят за рамки того, что Запад считает приемлемым для себя. В 2021 году этот подход был пересмотрен. Предпосылки были заметны и ранее. Например, в 2018 году закрылся парижский филиал Института демократии и сотрудничества, который был изначально создан как инструмент «мягкой силы» России во Франции. В последние годы сократился объем работы на Западе Россотрудничества — еще одного рычага условно сдержанного российского влияния. В 2021 году фактически прекратил работу в Берлине Институт «Диалог цивилизаций». На снижение объема российской «мягкой силы» на Западе повлияла и пандемия коронавируса, и — как, например, в случае с Россотрудничеством — неспособность руководства обновить устаревшие механизмы работы. Но главной причиной является возрастающая токсичность связей с Россией, в основании которой лежит агрессивное поведение путинского режима как внутри страны, так и за ее пределами. И «мягкая сила», и иные относительно неконфликтные инструменты влияния просто перестали работать. На западном направлении путинский режим попал в спираль вирулентности: чем более агрессивные шаги предпринимал Кремль для достижения своих целей, тем меньше становилась эффективность «мягкой силы», тем к более агрессивным методам приходилось прибегать режиму. В 2021 году жесткая сила в отношениях с Западом окончательно взяла верх. Кремль больше не прячет российских солдат в матрешки — он выставляет их напоказ. Уходящий год показал, что такой подход вполне успешен. Осталось только понять — в кратко- или долгосрочной перспективе, но это уже будет зависеть от Запада.
Николай Эппле, историк культуры:
Важнейшее событие года в России — возвращение Навального из Германии и его последствия для российской публичной политики. Даже чисто формально именно после него государственная политика по отношению к любому инакомыслию от попыток создавать видимость балансирования разных позиций обратилась к террору и репрессиям. Оказались ли в данном случае неудачная попытка отравления Навального, его расследование этой попытки и последующее возвращение причиной этого срыва резьбы или только триггером — вопрос, не имеющий простого и короткого ответа. Но это возвращение остается важнейшим событием года даже вне связи с его непосредственными или опосредованными последствиями. Это политический и человеческий поступок, масштаб которого уникален по меркам не только российской, но и международной политики. Отдельно интересно, что политическое (прагматическое) и человеческое в данном случае не противоречат, а поддерживают и усиливают друг друга. Оставаясь в эмиграции, Навальный обесценил бы свой статус международно признанного главы российской оппозиции. Возвращаясь, он либо вступал в том или ином виде в противостояние с Путиным, либо отправлялся в тюрьму, становясь политзаключенным номер один в мире и повышая тем самым свой статус. Но это сильнейший ход и с моральной точки зрения. Возвращаться в Россию означало для Навального ставить себя в позицию, слабую с любой точки зрения, кроме моральной. Решаясь на этот ход, он превратил себя в исключительно морального актора, вызывая оппонентов на поле, на котором он безусловно оказывался сильнее. Этот шаг впервые за многие годы придал российской политике героическую или даже религиозную перспективу.
