Острый кризис в отношениях России с Азербайджаном и вялотекущий — с Арменией подчеркивает подход, который Кремль все чаще использует во взаимодействии с ближайшими соседями. Когда традиционно лояльное постсоветское государство начинает отдаляться от Москвы, ему отвечают не агрессией, а игнорированием, преуменьшением проблемы и сигналами, что ситуация якобы находится под контролем. В российском руководстве, вероятно, считают, что такая линия поведения помогает сохранять влияние не на тактическом, а на стратегическом уровне. Впрочем, сказать, что такой подход где-то привел к успеху, пока нельзя.
Улыбаемся и терпим
После визита премьера Армении Никола Пашиняна и президента Азербайджана Ильхама Алиева в Вашингтон, где в Белом доме был парафирован мирный договор, об окончательном выдавливании России с Южного Кавказа не высказался только ленивый. Ситуация действительно выглядит драматично: «Зангезурский коридор», с помощью которого Москва должна была наладить железнодорожное сообщение с Ираном и Турцией, теперь решено сделать «дорогой Трампа». Вместо российских пограничников, как предусматривалось соглашением после Второй Карабахской войны, контроль над ним перейдет к американо-армянскому консорциуму, состав которого пока не определен.
Казалось бы, такие новости должны были вызвать в Москве бурную реакцию — с вызовом на ковер армянского посла и заявлением Сергея Лаврова о «циничном нарушении Ереваном союзнических обязательств». Однако вместо этого вице-премьер Алексей Оверчук сделал парадоксальное заявление: «Армения является нашим стратегическим союзником, и если Армения считает, что что-то для них хорошо, то мы, конечно же, здесь Армению поддерживаем». Услышать такое от Оверчука неожиданно, ведь именно он с января 2021 года участвовал в трехсторонней комиссии (Россия-Армения-Азербайджан) по «разблокировке коммуникаций» в регионе и лучше других знает, каких целей добивалась Москва.
Не менее странной выглядит риторика Москвы в адрес Баку. На фоне того, как азербайджанские власти продолжают удерживать российских граждан, включая сотрудников государственного информационного агентства Sputnik, и публично рассуждают о возможности снятия эмбарго на поставки боеприпасов в Украину, Владимир Путин публично поздравил с днем рождения супругу азербайджанского президента и по совместительству первого вице-президента страны Мехрибан Алиеву. «Прошу передать привет Ильхаму Гейдаровичу и всем членам Вашей семьи», — добавил он.
Если бы на месте Путина оказался кто-то менее значимый, российские Z-пропагандисты тут же заклеймили бы такое поздравление как «национал-куколдизм». И это было бы логично: в тот же день, 22 августа, политолог Сергей Марков, известный своей лояльностью властям, был объявлен иноагентом — вероятно, за излишнее и несвоевременное проявление подобострастия к Ильхаму Алиеву. Подобных логических несостыковок много: пока пропагандисты соревнуются в остроумных выпадах против Армении и Азербайджана, чиновники уверяют, что Россия сохраняет влияние в регионе, приводя в качестве доказательства свои слов ряд крупных экономических проектов.
Стратегическое молчание
История взаимоотношений России с постсоветскими странами, включая Южный Кавказ, изобилует разнообразными реакциями Москвы на выпады в ее адрес. Порой скандалы возникали совсем на пустом месте. Например, вскоре после прихода к власти Никол Пашинян решил сместить с поста генсека ОДКБ представителя Армении Юрия Хачатурова. Этот шаг не имел антироссийской подоплеки: Пашинян сводил счеты с давним оппонентом, который, к тому же, был причастен к жестокому подавлению протестов — самому суровому за всю историю независимой Армении. Однако в Москве увидели в этом попытку очернить ОДКБ — военный блок, созданный как противовес НАТО. Ситуацию обострило участие Александра Лукашенко: в алфавитном порядке Беларусь следует за Арменией, и в Минске решили, что в случае отставки Хачатурова право назначить нового генсека должно перейти к белорусам, а не остаться за Арменией, хотя Хачатуров отработал на своем посту только половину из определенного уставом ОДКБ срока. При этом фигура генсека ОДКБ значит так мало, что устраивать из-за нее серьезный спор было попросту нелогично. Но, видимо, сторонам тогда действительно было важно выплеснуть эмоции.
Бывало и так, что перед важным шагом соседа Москва нагнетала обстановку, намекая партнерам, что она может обидеться всерьез и надолго. Правда, когда нежелательный для России шаг все же происходил, ей приходилось делать вид, что он не так уж важен. Яркий пример, связанный с Арменией, — ратификация Римского статута. Еревану она была нужна в рамках противостояния с Азербайджаном, но теоретически она позволяет арестовать Путина при визите в Ереван, поскольку Армения теперь признает юрисдикцию Международного уголовного суда, выдавшего ордер. До голосования в парламенте Москва называла это решение «чрезвычайно враждебным», а после его принятия — лишь «некорректным». С тех пор отношения Москвы и Еревана изменились, но не из-за ратификации статута, а по более весомым причинам, включая исход (изгнание) армян из Карабаха и последовавшие за этим события.
Иногда действия партнера, явно противоречащие стратегическим целям Москвы, просто игнорировались. Раз речь зашла о Карабахе, то стоит вспомнить блокаду региона силами «экологических активистов», установку государственного пограничного поста, силовую операцию в сентябре 2023 года и, наконец, досрочный вывод российских миротворцев. Эти события в совокупности разрушили планы Москвы, которая видела в Карабахе новый форпост своего влияния на годы вперед и повод подчеркивать свою роль миротворца, который «не начинает, а заканчивает войны». Однако все обернулось иначе, и теперь влияние Москвы на Южном Кавказе под вопросом: оно в каком-то виде вроде бы сохраняется, но его все сложнее разглядеть.
Впрочем, некоторые считают молчание Москвы не признаком слабости, а стратегическим расчетом. Его суть, предположительно, в том, чтобы избегать скандалов и последовательно проводить свою политику. Достигнув целей в Украине (какими бы они ни были), Кремль, согласно этой логике, вернется на позиции, с которых временно отступил. Аргументы в пользу существования такого расчета есть, но его эффективность все же остается под вопросом.
Переждать Трампа
Какой бы комфортной для Кремля ни была риторика Дональда Трампа в отношении Украины («если Зеленский не согласится на остановку войны сейчас, то рискует потерять все»), его стремление записать на свой счет урегулирование между Арменией и Азербайджаном, особенно с перспективой американского контроля над связующим их транспортным коридором, просто не может не беспокоить российские власти.
Однако официальные заявления российских властей на эту тему остаются сдержанными. Даже Мария Захарова, обычно резкая в высказываниях, не стала исключением". «Встреча лидеров южнокавказских республик в Вашингтоне при посредничестве американской стороны заслуживает положительной оценки. Надеемся, что данный шаг поможет продвижению мирной повестки дня», — заявила она. Правда, Захарова все же добавила пару фраз с обиженной интонацией, подчеркнув, что «нынешний этап армяно-азербайджанской нормализации стартовал при непосредственном содействии и центральной роли России принятием трехстороннего Заявления на высшем уровне от 9 ноября 2020 года», а «в регионе был дислоцирован Российский миротворческий контингент, внесший незаменимый вклад в стабилизацию обстановки».
Послание Москвы можно интерпретировать так: «мы не будем критиковать миротворческие усилия Дональда Трампа (особенно накануне саммита на Аляске), но подчеркиваем: роль России в регионе должна сохраниться». Что, конечно, выглядит нереалистично: совместить «дорогу Трампа» и присутствующих на армяно-иранской границе российских пограничников едва ли возможно. Москва, не желая это признавать, стремится сохранить влияние на Кавказе хотя бы на уровне риторики
С другой стороны, после вашингтонского саммита Ереван и правда предпринял шаги, чтобы успокоить Москву и Тегеран, раздраженных сделкой с Трампом. Пашинян сам позвонил Путину и подробно рассказал о договоренностях с американцами, а вице-премьер Оверчук и вовсе полетел в Ереван и встретился с армянским премьером лично. Не менее показательна первая за долгое время встреча российских и азербайджанских чиновников в Астрахани в рамках межправкомиссии по торгово-экономическому сотрудничеству, где обсуждались различные вопросы. Оверчук, анонсируя встречу, особо подчеркнул тему транспортных коммуникаций.
Если вспомнить, что после избиения и гибели представителей азербайджанской диаспоры в Екатеринбурге Баку наказал Москву отменой всех государственных визитов и даже концертов российских исполнителей, это и правда выглядит как разрядка (исключение составил визит в Баку главы МЧС Александра Куренкова, но это как раз была попытка примирения). Подкрепляет это впечатления и звонок Лаврова своему азербайджанскому коллеге Джейхуну Байрамову.
Можно ли сказать, что стратегия Москвы на «стратегическое терпение» оправдала себя, и Кремль, несмотря на все кризисы, сохранил влияние на Южном Кавказе? Пока делать подобные выводы рано, но такой шанс действительно существует. Многие сочли подписание соглашений в Вашингтоне историческим событием по изгнанию из региона прежнего модератора и приглашению нового. Однако это преувеличение. Проект TRIPP (Trump Road for International Peace and Prosperity, или «Маршрут Трампа») пока упомянут лишь в декларации и, даже надежды, что какие-то детали можно будет узнать из меморандумов, подписанных с Вашингтоне, не оправдались — в них проект не упоминается вовсе. Откровенно говоря, пока все это вызывает больше вопросов. Весь проект держится исключительно на энтузиазме команды Трампа. Если этот фактор исчезнет, проект, скорее всего, рухнет. Трамп покинет Белый дом в 2028 году, и если к тому времени по «Зангезурскому коридору» не будут ходить поезда, ждать их придется еще долго.
В этот момент Москва как раз и могла бы напомнить себе, предложив прежние правила игры: российский контроль и инвестиции. Разумеется, это тоже лишь теория — предсказать ситуацию в 2028 году и положение Кремля крайне сложно. Выражая недовольство с прежней интенсивностью, Россия рискует слишком явно продемонстрировать утрату позиций на постсоветском пространстве. Видимо, поэтому в Москве решили смириться с неизбежным и ждать более благоприятных обстоятельств. История показывает, что масштабные проекты США, такие как Nabucco, рушились не только из-за противодействия России, но и под собственным весом — из-за нехватки инвестиций, бюрократии или сложного характера постсоветских лидеров.
Москва применяет схожий подход и в других регионах постсоветского пространства. Стоит ли, например, обострять отношения с Казахстаном или Узбекистаном из-за их участия в транспортных проектах, обходящих Россию, или поздравлений Владимиру Зеленскому с Днем независимости Украины? Или лучше просто подождать, что из этого выйдет? Сдержанность в официальной риторике Москва с лихвой компенсирует в подконтрольных медиа, где о «распоясавшихся союзников» звучат самые радикальные имперские высказывания. Будущее путинской России после войны (а сценариев ее окончания через смену власти пока нет) во многом зависит от того, сумеет ли она убедить соседей в отсутствии угрозы новой «специальной военной операции». Впрочем, есть и встречный процесс: воспользовавшись нынешним окном возможностей, соседи могут отдалиться от Москвы так далеко, что вернуть прежнее влияние ей уже никогда не удастся.
