«Левада-центр», давно объявленный в России «иностранным агентом», ежемесячно проводит опросы жителей России (1600 человек 18 лет и старше). Опросы проводятся по доказавшей свою надежность во всем мире методике. Строится так называемая репрезентативная выборка, в которой люди разного возраста, с разным уровнем образования, дохода, места проживания и пр. представлены в тех же пропорциях, что и во всем населении РФ. Затем специально обученные интервьюеры берут у этих людей интервью на дому. Метод более сложный и дорогой, чем опросы по телефону, но для условий России он оказывается более подходящим. По данным проведенного в апреле «Левада-центром» такого опроса, получалось, что вероятность согласия респондента участвовать в опросе в два с лишним раза выше при личном контакте по сравнению с контактом по телефону.
Нас часто спрашивают, не боятся ли люди пускать чужих к себе в дом, не боятся ли отвечать на «чувствительные» вопросы. Да, некоторые боятся чужих. Некоторые не хотят отвечать на сложные вопросы. Это известные проблемы данного метода, с ними сталкивался еще Джордж Гэллап, разработавший его в США в первые десятилетия ХХ века. Их давно научились частично преодолевать, частично компенсировать. Специальные проверки показали, что ситуация с опросами в России — и вообще, и в эти сложные времена — в пределах сложившихся в данной отрасли стандартов. Скепсису некоторых комментаторов по поводу доверия публики результатам опросов можно противопоставить мнение российского населения: 54% заявили, что доверяют результатам социологических опросов по политическим темам.
Таким образом, что касается самих методов, то с ними ситуация в пределах нормы, результатам и сегодня можно доверять в той же мере, что и раньше. Но то, что показали полученные этими методами результаты, заставляет сказать: массовое сознание находится в некотором особом состоянии.
Так, обычно на вопрос о том, «одобряете ли вы деятельность Путина на посту Президента РФ?», положительно отвечают около двух третей опрашиваемых. Таков знаменитый «путинский рейтинг», практически никогда не падавший ниже 60%. Но в дни военных побед над Грузией (2008) и над Украиной (2014) этот показатель поднимался до 88%. Сейчас россияне ждут еще одной победы в ходе так называемой «спецоперации» в Украине, и рейтинг застыл с марта на отметке около 83%. При этом саму «операцию» в марте поддерживали более 80%, в мае — 77%. Реакция людей отчасти зависит от ориентации на разные источники информации. Главные каналы ТВ находятся под полным госконтролем, интернет — под частичным. Те, кто считает интернет главным для себя источником информации, в два-четыре раза чаще, чем аудитория ТВ, не одобряют деятельность Путина и не поддерживают действия российских войск.
Энтузиазм, который охватывает российское общество в ожидании победы, а ее ожидают 75%, объясняется тем, что предвкушают победу не только и не столько над теми, кого еще недавно называли «братьями», а над якобы извечным супостатом России — Западом (он же — НАТО, он же «США и их сателлиты»).
Представление о Западе как противнике и источнике вреда для России имеет очень глубокие корни, восходя к разделению христианства на восточную и западную церкви и далее конфликту между ними. Сама оппозиция «Востока» и «Запада» еще древнее, она идет из античности. В более новые времена российские литераторы многое почерпнули из германских источников, формируя идеологию т.н. славянофильства, которое они противопоставляли «западничеству». Впрочем, и сама Германия, представляющаяся нам сейчас едва ли не самой «западной» страной, не так давно считала себя противостоящей морально ущербному «Западу».
В России привыкли, однако, что большинство того, что связано с прогрессом материальной жизни, так или иначе приходит к нам с Запада. Сейчас оно во многом приходит кружным путем через Китай. Периодически поднимают голову те, кто считает это злом для России, и призывают либо отказаться от этих благ, либо заменить их на самодельные. Но всплески влечения и ненависти к Западу имеют в России циклический характер. Они повторяются и будут повторяться. Сейчас мы находимся в разгаре очередного цикла западофобии, и его энтузиасты думают, что это навсегда. Нет, не навсегда, но некоторое время такие настроения будут доминировать и среди части элит, и в обществе в целом.
Иметь Запад/США в виде постоянно присутствующего врага и источника любых неприятностей удобно. Вот, например, как объяснили россиянам — и как теперь объясняют при опросе россияне, — почему значительное число стран осудили действия России в отношении Украины (март 2022, можно было выбрать несколько ответов):
- Их подчинили своей воле США и НАТО 36%
- Их дезинформировали западные СМИ 29%
- Мир всегда был против России 27%
- Они считают, что Россия нарушила международное право и права Украины 16%
- Они боятся, что Россия поступит с ними так же, как с Украиной 15%
- Они возмущены действиями России и сочувствуют Украине 12%
Стоит отметить, что версию о том, что США и НАТО подчинили себе волю других стран, поддерживали люди старшего возраста в два раза чаще, чем молодые. А о том, что Россия нарушила международное право и права Украины, и, что другие страны возмущены и сочувствуют Украине, молодые люди говорили в 6−7 раз чаще, чем пожилые. Но надо учесть, что по составу населения в России пожилых вдвое больше, чем молодых.
Не было бы правильно говорить, что российское общество «расколото» по отношению к так называемой «спецоперации». Ответы о ее поддержке выбрало абсолютное большинство. Но за этим единогласием скрывается различие в том, с какими чувствами встретили люди эти события, точнее, вести о них.
Половина ответов об этом, собранных в марте, свидетельствовали, что военные действия России вызывают «гордость за Россию». Об «удовлетворении», «радости» и «воодушевлении» говорили еще около 15%. Итого около 65% ответов. Но точно такой же суммарный вес оказался у ответов про «тревогу», «страх», «стыд» и «возмущение». Опрашиваемые могли давать любое число ответов. Так, говорящие о «гордости» могли при этом сообщить и о «страхе». Таким образом, эти результаты демонстрируют не раскол общества, а глубокие противоречия в массовом сознании. Эти противоречия могут существовать и в массовом сознании всего общества в целом, и в сознании отдельных общественных групп, и даже в индивидуальном сознании. Естественный мотив поддержать свою страну, свою сторону, встречается у многих людей с мыслью: не могу.
Требование российских властей называть действия в Украине «специальной операцией», но не войной, совпадает с представлениями многих россиян. Согласно этим представлениям, такого названия заслуживают только конфликты мирового масштаба с применением ядерного оружия. А это пока иной случай.
«Чем окончится конфликт?» — спросили мы. Конфликт с Украиной не может окончиться ее победой, думают в России (такое допускает один человек из ста). «Ни одна из сторон не сможет одержать верх» — так думают в целом 15%, но в некоторых группах населения до 20%. Но три четверти населения все же считают, что он окончится «победой России». В чем она будет заключаться не так важно, важно, что она будет переживаться как победа.
И хотя подавляющее большинство демонстрирует такую уверенность в победе, на вопрос о том, когда же она будет достигнута, наши респонденты единого ответа не имеют. Самое быстрое — пройдет «не больше месяца». Так ответило меньшинство в 2%. «От месяца до двух» — это оценка 9% (среди молодых и нетерпеливых — 13%). Чаще всего (26%) называли срок «от двух месяцев до полугода». Ответ «от полугода до года» выбрали 23% респондентов, «больше года» — 21%. Почти столько же — 19% вообще не решились назвать какой-либо определенный срок. Такой разброс ответов означает, что у российского общества ответа на этот вопрос просто нет.
Опыт афганской и чеченской кампаний (их тоже не разрешалось называть войнами) показал, что при переходе военного конфликта в затяжную форму включаются такие силы, которые заинтересованы в том, чтобы он продолжался. В наших интервью с участниками этих событий в те времена общим местом было выражение ими уверенности в том, что войну затягивали потому, что «кому-то это надо». Иногда назывались конкретные носители интересов, от людей в погонах и в штатском до бизнесменов и политиков. Случится ли так с текущим конфликтом — увидим.
Кроме перспективы затягивания конфликта в массовом сознании присутствует еще и перспектива превращения «спецоперации» в нечто более масштабное (мы не использовали в вопросе запрещенное слово). В конце мая мы спросили о «возможности перерастания конфликта с Украиной в вооруженный конфликт с НАТО». Ответили отрицательно 42%, но почти половина респондентов (48%) ответили утвердительно. Обращает на себя внимание, что самые молодые респонденты давали утвердительный ответ существенно чаще: может быть дело в том, что половина из них — мужчины призывного возраста?
Если речь идет о противостоянии России и блока НАТО, то кто кого должен бояться? В среднем получается, что, по мнению россиян, у стран НАТО опасаться России столько же оснований, сколько у России, чтобы опасаться НАТО (около 60% мнений в обоих случаях). Но при этом оказывается, что, по мнению молодежи, скорее НАТО надо больше опасаться нас (перевес 11 пунктов), а по мнению пожилых — скорее России опасаться натовцев (такой же перевес в 11 пунктов). Можно, конечно, предположить, что молодежь выше оценивает военный потенциал России, а пожилые его недооценивают. Но дальнейшие расспросы показывают, что дело в другом.
В мае замглавы Совета безопасности Медведев заявил, что у «прямого и открытого конфликта НАТО с Россией всегда существует риск перехода в полноценную ядерную войну». В этой связи мы задали россиянам вопрос: «Как вы думаете, в случае войны с Западом может ли Владимир Путин дать приказ российским военным первыми использовать ядерное оружие?»
Ответы «очень вероятно» и «вполне возможно» дали 34% в среднем, 31% среди пожилых и 40% в среде старшей молодежи (50% в этой группе испытывают страх по этому поводу). Молодые люди чаще других допускают, что главнокомандующий ВС России может приказать нанести превентивный, упреждающий ядерный удар.
Опросы не позволяют выяснить планы и намерения политиков. Но они позволяют следить за тем, что о них думают наши сограждане, чего они желают, а чего опасаются и не хотят.
