В последнее время давление на российские СМИ нарастает. В мае 2020 года ведущая независимая газета России «Ведомости» оказалась под контролем лиц, подозреваемых в связях с Кремлем. В декабре того же года Госдума приняла закон, предусматривающий уголовную ответственность и крупные штрафы за распространение клеветы в интернете. Критики законопроекта считают, что он может быть использован для подавления инакомыслия. Недавно Роскомнадзор пообещал оштрафовать TikTok, Facebook, Telegram и ВКонтакте за то, что они не удалили призывы к январским несанкционированным митингам в поддержку Алексея Навального.
Эти события напоминают практику кооптации и цензуры прессы, к которой исторически прибегало российское государство. Помимо этого, они демонстрируют подход авторитарных властей России к главному вызову, который создают для них независимые медиа, а именно — к оппозиционной политике.
Кооптация СМИ
Исторически российское государство и СМИ были тесно связаны: пресса с первых дней своего существования была государственным проектом. Старейшая российская газета — «Санкт-Петербургские Ведомости» — была учреждена указом Петра Первого в 1702 году для освещения его проектов модернизации. С тех пор выпуск официальных государственных газет превратился для российских правителей в привычную практику: в царской России печатался «Правительственный вестник», в СССР издавалась «Правда», в постсоветской России — «Российская газета».
На протяжении большей части современной истории исключительные права на публикацию политических новостей и комментариев находились в руках властей. Государственная монополия на прессу была впервые нарушена в 1850-х гг. Александром II, разрешившим частным газетам публиковать политические новости. Однако это решение вряд ли было продиктовано исключительно заботой о свободе слова: Александр II рассматривал и использовал частную прессу как важного союзника для тайного (и более эффективного) продвижения государственной повестки.
В течение трех столетий российское государство считало себя лидером общественного мнения и видело прессу как инструмент его формирования, а не как отражение запроса общества. Это лидерство достигалось благодаря использованию новейших коммуникационных технологий: царский режим опирался на печатную прессу, большевики — на радио и кино, СССР — на телевидение. В постсоветский период телевидение охватило большую часть домохозяйств, а Кремль расширил сферу своего информационного влияния за счет целой экосистемы государственных каналов (Первый канал, Культура
Сегодня телевидение остается оплотом поддержки власти, но все большее значение приобретают социальные сети и Интернет: теперь телевизионным каналам и печатным СМИ приходится конкурировать с YouTube и Telegram. Российские власти, в отличие от своих предшественников царского и советского периодов, долгое время игнорировали преимущества новых технологий (интернет, социальные сети, мессенджеры
Кремль с запозданием — и не всегда успешно — подключился к использованию новых медиа для достижения собственных целей. Пламенная прокремлевская риторика Владимира Соловьева скорее отталкивает, чем привлекает умеренную аудиторию YouTube. Telegram-канал Mash подвергся широкой критике за безрезультатную попытку опровергнуть документальный фильм-расследование ФБК «Дворец для Путина». Провалились и усилия по дискредитации протестов 23 января в TikTok.
Кремль по-прежнему стремится формировать общественное мнение, однако теперь на его пути к этой цели лежит пропасть неэффективности российской публичной политики, которую усугубляют быстро меняющиеся отношения между технологиями, политикой и демографией.
Цензура
Российские власти, делая ставку на управление общественным мнением, тем самым исторически демонстрировали не только свою огромную роль в публичной сфере России, но и неприязнь к политической конкуренции. В периоды, когда в России существовали частные СМИ, как, например, между 1860-ми гг. и 1917 годом, они не только служили государственным интересам, но также стимулировали политические дискуссии и открывали возможности для конкуренции на политической арене. В ответ российские власти применяли хорошо узнаваемый арсенал инструментов для «управления» прессой.
Российские власти широко использовали практику цензурирования информации в XIX веке. Этот метод вернулся в 2020 году, когда Генпрокуратура потребовала от «Новой газеты» удалить статью о COVID-19 в Чечне. Штраф, наложенный на «Новую газету» и ее редактора, — не изобретение нынешнего режима. Подобные взыскания использовались и в прошлом, чтобы оказать давление на коммерциализирующуюся частную прессу. Попытки закрыть газеты в XIX веке столкнулись с препятствием: на месте одного издания возникало другое. Вслед за закрытием в 1883 году ведущей прозападной газеты России «Голос» появились «Новости». Подобный процесс наблюдается и сегодня: на смену изданиям «Lenta.ru» и «Ведомости», подвергшимся вмешательству властей, пришли «Лентач» и VTimes.
Происходящие в последние годы аресты журналистов-расследователей и деятелей оппозиции являются еще одним примером возврата к прошлому. В XIX веке в тюрьме оказывались многие связанные с прессой деятели, включая социалистических писателей Александра Герцена и Николая Чернышевского. Не избежали тюремного заключения и домашнего ареста в 1860-е гг. даже такие умеренные редакторы-издатели, как Алексей Суворин и Андрей Краевский.
Как и в XIX веке, практика передачи газеты в «надежные руки» сегодня остается обычным явлением. Произошедшее в 2020 году с «Ведомостями» напоминает ситуацию с «Санкт-Петербургскими ведомостями» в 1874 году, когда разногласия между редактором и министром привели к смене редакционного руководства и собственника. Законы о клевете дают власти еще один гибкий инструмент контроля над СМИ. Принятый недавно закон предусматривает наказание в виде тюремного заключения за распространение ложной информации в Интернете, совершенное «в отношении лиц, в том числе индивидуально не определенных».
Сегодня власти столкнулись с новым подъемом общественной политики, происходящим в коммуникационном пространстве, которое им намного труднее контролировать. Российским законам сложнее добраться до транснациональных гигантов (YouTube, Facebook, Telegram), да и штрафами повлиять на них не так просто. Способность таких площадок мгновенно распространять информацию по всему миру лишает цензуру смысла, а их коммуникативные функции стирают грань между автором и аудиторией, о чем свидетельствуют недавние судебные преследования за ретвиты в соцсетях. Сегодня социальные сети способны на то, о чем газеты только мечтали: они создают интеллектуальные сообщества. Арсенал инструментов цензуры, который и в прошлом не слишком эффективно служил российскому режиму, теперь может только ускорить его гибель.
Решение этих проблем потребует пересмотра отношений российского государства с медиа и отказа от той чрезмерной роли, которую власть традиционно играла в общественной сфере. В будущем свободное и разнообразное пространство общественной дискуссии будет иметь важное значение для развития политической и демократической культуры России.
