1 ноября президент Путин объявил, что «частичная военная мобилизация», по всей видимости, завершена (днем ранее ее окончание подтвердило Министерство обороны). Но даже если военный призыв действительно свернут — по крайней мере, на данный момент, — давление, направленное на разворачивание экономической мобилизации страны, растет. 24 октября Путин подписал указ о создании Координационного совета по обеспечению СВО во главе с премьер-министром Михаилом Мишустиным. Комитет призван обеспечить поставку товаров и услуг для поддержки «специальной военной операции» России в Украине. Подобное удвоенное внимание к экономическому вмешательству и управлению сопровождается незначительным улучшением прогноза российского Центрального банка относительно размера ВВП на 2022 год: теперь Центробанк ожидает сокращения экономики всего на 3−3,5% в текущем году и на 1−4% в 2023 году, так как экономика «достигнет дна». Являются ли эти цифры достоверными показателями? Вряд ли. Темпы падения ВВП в годовом исчислении предположительно увеличились до 5% в сентябре, и никто не знает, когда будет объявлена следующая волна мобилизации. Так что же именно происходит и каких результатов следует ожидать от экономической мобилизации?
Кому платить по счетам?
За последние восемь месяцев все труднее оценить истинное состояние российской экономики. Тем не менее, бюджет служит полезным индикатором эскалации проблем, cвязанных с мобилизацией. В июле-сентябре расходы выросли на 20% в годовом исчислении, однако в номинальном исчислении они снизились на 14%. При этом инфляция за год превысила 13%, что означает сокращение невоенных расходов в реальном исчислении. Налоговая нагрузка на бизнес растет, в основном за счет увеличения социальных взносов. Расходы на «национальную экономику» в 2023 году сократятся на 800 млрд рублей, а расходы на оборону остаются повышенными, поскольку вторжение в Украину затягивается. Силуанов утверждает, что сокращение экономических расходов отражает проекты, реализация которых в 2022 году проходила ускоренными темпами, чтобы «рационализировать» распределение расходов на экономику. Другими словами, относительная нагрузка на экономику, налагаемая фискальной политикой, в 2023—2024 гг. еще больше возрастет.
Все это очень похоже на бюрократические хитрости и уловки, особенно если учитывать, что валютные активы из Фонда национального благосостояния, используемые для компенсации дефицитных расходов, фактически печатаются в виде рублей, а не обмениваются из-за финансовых санкций. Недавние совместные усилия Госдумы и Минфина по установлению «жесткого» нижнего предела для нефтегазовых доходов в новом бюджетном правиле на уровне 8 трлн рублей на 2023−2025 гг. знаменуют собой 30%-е увеличение по сравнению с базовым уровнем этого года. После 2025 года этот жесткий нижний предел будет индексироваться на 4% в год в соответствии с целевым показателем инфляции Банка России. Никто, кроме Счетной палаты, не способен объяснить, зачем вообще нужен этот базовый уровень. Ясно лишь, что в настоящее время правительство проводит целый ряд мероприятий по повышению налогов в нефтяном, газовом и угольном секторах в надежде собрать до 3 трлн рублей дополнительных доходов. Также очевидно, что в краткосрочной перспективе выпуск долговых обязательств считается более рискованной стратегией.
Эти налоговые предложения призваны предотвратить значительное увеличение налогового бремени для домохозяйств в тот момент, когда люди меньше всего могут себе позволить дополнительные расходы. Увеличение налогового бремени для населения приведет к дальнейшему снижению потребления и сделает нерациональными инвестиции в бизнес, обслуживающий российский рынок. Существует ряд очевидных проблем, которые рост налогов никак не решает: военная мобилизация уже и так подрывает потребление и сокращает доходы, многие отечественные отрасли обслуживают экспортеров, а милитаризация производства увеличивает расходы государства.
Подробнее о спросе
С момента объявления мобилизации 21 сентября из страны уехало от 700 тысяч до миллиона человек (преимущественно в возрасте 20−25 лет). Особенно активно бежали IT-специалисты (примерно 2,5% занятой рабочей силы). По оценкам австрийской исследовательской организации Complexity Science Hub Vienna, которые приводит журнал New Scientist, в период с начала вторжения и до объявления мобилизации Россию покинули до 23% всех IT-специалистов. Возможность убежать от мобилизации предполагает наличие достаточных финансовых ресурсов, то есть мобилизация нанесла непропорционально большой удар по НДС и соответствующим налоговым поступлениям от проживающих в городах россиян, принадлежащих к среднему и высшему сегменту среднего класса. Потеря квалифицированных работников, вероятно, пока не столь значительна, как предполагают первоначальные данные об эмиграции, поскольку многие из тех, кто переехал за границу, могут работать удаленно. Однако эти люди не потребляют товары и услуги в России, а региональные правительства жаловались на нехватку специалистов еще до объявления мобилизации.
Резкий рост эмиграции и призыв в армию привели к спаду потребительских настроений, в условиях, когда почти 30% населения живет близко к черте бедности или в нищете. В последние месяцы цены на жилье в целом снизились, поскольку спрос на ипотечные кредиты испарился, что свело на нет часть «финансового жирка», полученного в 2020—2021 гг. от программы субсидирования ипотеки. Двойной эффект от совпавших по времени эмиграции и мобилизации привел к резкому росту продаж квартир: в сентябре-октябре количество предложений увеличилось на 20% по сравнению с предыдущим месяцем. Однако размер среднего ипотечного кредита за последний год опережал рост инфляции. Спрос на жилье и строительный сектор не восстановятся без роста заработной платы после того, как спадет нынешний поток панических продаж.
Данные об уровне закредитованности населения также говорят о большей слабости экономики, чем может показаться из совокупных данных. С момента вторжения в феврале чистая задолженность домохозяйств немного снизилась. В январе среднее домохозяйство тратило 11,6% своего располагаемого дохода на обслуживание долговых обязательств, эта цифра к июлю снизилась на 0,2% и составила 11,4%. При этом выпуск кредитных карт и операции по ним достигли рекордных уровней, и к концу сентября, по оценкам Национального бюро кредитных историй, 63% всех потребительских долгов приходилось на кредитные карты. Часть этих расходов можно объяснить импортозамещением. Внутреннее производство легковых автомобилей сократилось на 77,4%, что, естественно, снижает спрос на автокредиты (если только покупатель не может позволить себе импортный автомобиль). Тем не менее, все большая доля потребления оплачивается за счет кредитов, что делает домохозяйства более уязвимыми в случае изменений в денежно-кредитной политике. Банк России уже отмечал, что потеря рабочей силы в различных отраслях и секторах экономики способствует инфляции, что повышает риск повышения ставок и, следовательно, удорожания кредитов.
Неопределенность в отношении последствий мобилизации пронизывает все сферы российской жизни. Правительство гарантирует, что каждый мобилизованный сможет вернуться на свое рабочее место, при этом практически ничего не говорится о том, как будет решена проблема адаптации раненых, возвращающихся с фронта. В октябре количество вакансий на временные позиции выросло на 52% по сравнению с предыдущим месяцем, поскольку работодатели вынуждены адаптироваться к возможной внезапной потере сотрудников. Предприятия в регионах, в значительной степени затронутых призывом, пытаются в пожарном порядке брать на работу побольше женщин, что поднимает дополнительные вопросы о бремени ухода за детьми, предоставлении общественных услуг и негативном влиянии мобилизации на рождаемость. Кроме того, наблюдается увеличение числа браков для призывников, вскоре отправляющихся на фронт. Готовность потратить на что-то деньги подразумевает наличие базового представления о том, каким будет завтрашний и послезавтрашний день. А с этим все сложнее. Как добывающие отрасли, в обычных обстоятельствах демонстрирующие самые высокие производственные показатели, так и производители становятся все более пессимистичными после летнего кратковременного периода восстановления.
Проблема инвестиций
Объяснить относительную долговечность показателей производства во всех секторах экономики может только произошедший в этом году резкий рост военных расходов. Но такая ситуация не может быть устойчивой. Корпоративные заимствования за январь-август упали на 23,5% в годовом исчислении — до 41,7 трлн рублей. Хотя отчасти это можно объяснить относительным ростом процентных ставок, более существенная проблема — крах уверенности в спросе. Выплата долгов — это, может быть, и неплохо, но заимствования — это ведущий индикатор для инвестиций. Четырехпроцентный рост инвестиций в основной капитал в годовом исчислении, зафиксированный Росстатом во втором квартале, был полностью обусловлен федеральными, региональными и муниципальными расходами. Корпорации не увидели реального экономического роста и сейчас наблюдают сокращение внутреннего рынка товаров и услуг, а бюджетные сокращения на услуги в реальном выражении заложены в бюджетный цикл 2023−2025 гг. На сегодняшний день потребительские расходы и импорт стабилизировались на заметно более низком уровне. Из-за сокращения спроса, наблюдавшегося в этом году, инвестиции также снизятся и в 2023 году, поскольку циклы планирования инвестиций страдают от запаздывающего эффекта рецессии.
Все это представляет собой серьезную проблему для Мишустина и его экономических технократов. Одной из главных идей по решению проблемы нехватки товаров для призывников является привлечение малого и среднего бизнеса к широкому фронту усилий по переориентации существующего производства на выпуск военных комплектов и обеспечение прочих военных нужды. Если отбросить вопрос координации, план состоит в том, чтобы использовать военные расходы в качестве стимула для улучшения состояния и перспектив малого бизнеса, который непропорционально сильно пострадал с начала пандемии COVID-19. Большинство мер поддержки, объявленных с конца сентября, сводятся к продлению существующих мер, таких как «каникулы» от проверок регулирующих органов, замораживание процентных платежей по кредитам и арендной платы, а также замораживание социальных взносов. Ни одна из этих мер фактически не создает спрос или инвестиции, тем более что многие малые и средние бизнесы зависят от крупных корпораций, которые сократили свои расходы на собственные контракты. Спрос, который они создают, полностью зависит от военных расходов и, соответственно, зарплат или закупок, осуществляемых за счет государства, а не частных компаний и домохозяйств. Зачем расширять производство, если вы не знаете, как долго будет продолжаться война и будут ли у государства деньги для вас через 12 месяцев?
Проблема экспорта
До февраля 2022 года российская экономика могла полагаться на экспортеров, чтобы поднять спрос на продукцию отечественной промышленности. Нефтегазовые компании генерируют спрос на стальные трубы, буровое оборудование и услуги, а угольщики — заказы на полувагоны. И те, и другие генерируют налоговые поступления, перераспределяемые на государственные закупки. Чтобы этот механизм функционировал, нужен легкий доступ к импорту, который из-за санкций далеко не гарантирован. Добыча нефти, газа и угля сокращается. Министерство финансов прогнозирует снижение добычи нефти до 9,84 млн баррелей в день в 2023 году (что означает снижение на 7−8%). При этом более значительное снижение подразумевается ожиданиями по доходам бюджета. Россия никак не сможет компенсировать потерю объемов продаж на европейские рынки в течение года и последующих лет. Экспорт угля в октябре снизился на 11% по сравнению с прошлым годом, производители оказались в безвыходной ситуации, предлагая скидки в размере 50% и более от рыночных цен, а запрет на ввоз российского угля в ЕС привел к большим заторам вагонов на железнодорожных ветках, ведущих на восток. В то же время РЖД планирует сократить инвестиционную программу на 2023 год на 13% — до 1,075 трлн рублей. Эти сокращения происходят после того, как Алексей Чекунов, министр по развитию Дальнего Востока и Арктики, отметил, что бюджет теряет 1,5−2 трлн рублей из-за неспособности системы справиться с ростом экспорта в восточном направлении. Ожидается, что экспорт удобрений сократится на 5−15% из-за трудностей с организацией поставок на европейские рынки.
Не существует компенсаторного стимула, который бы мог возместить снижение объемов добычи полезных ископаемых, которое в период с 2015-го по февраль 2022 года определяло относительные уровни розничного товарооборота и производственной активности. Практически прекратилось производство инновационных железнодорожных вагонов — вагонов с более высокотехнологичным оборудованием для мониторинга экстремальных погодных условий, способных перевозить на 8 тонн больше груза, чем старые модели. Для удовлетворения экспортного спроса менее эффективные вагоны требуются в куда большем количестве, однако основные экспортеры, оплачивающие их, столкнулись с резким ростом логистических издержек и, соответственно, снижением маржи. Правительство повышает тарифы на энергоносители, чтобы помочь покрыть дефицит бюджета, а производители ожидают, что в следующем году цены на энергоносители вырастут на 9,6%. Огромный урожай зерновых в этом году не обеспечивает значительного роста экономики, так как в результате снижения цен и ограничения экспортных возможностей спрос на комбайны отечественного производства снижается.
На физические возможности экспорта сейчас также влияют нарушения на рынке труда, вызванные мобилизацией на фронт. Достаточно сказать, что экспортеры не могут обеспечить «подстраховку» для спроса, как это было в прошлые рецессии, и не могут генерировать значительный экономический рост из-за режима санкций и связанных с ним рисков.
Реинжиниринг этатизма
Мобилизация экономики — вызов для политической системы и существующих экономических и политических институтов из-за ее последствий для бюджетной политики и распределения ресурсов. Использование резервов из Фонда национального благосостояния для покрытия дефицита в ближайшие годы имеет смысл, так как позволяет предотвратить усиление инфляции, но эта практика наносит ущерб корпоративному сектору. Дефициты ведут к корпоративным прибылям, поскольку заимствования создают пул активов, которые могут быть куплены банками для поддержки кредитования и финансирования расходов. Сейчас этого явно не происходит, хотя заимствования увеличились, поскольку резервы государственных банков также привлекаются для покрытия дефицита. Но в действительности имеет место еще одна итерация мер жесткой экономии. Без увеличения прибыли доступные для инвестиций в производство корпоративные ресурсы будут сокращаться, и эта проблема усугубляется тем, что большая часть инвестиций в основной капитал с 2014 года финансировалась частным сектором за счет собственных средств, а не за счет долгов.
Чем активнее Координационный комитет и министерства в Москве будут вмешиваться в экономическую деятельность, тем больше экономика будет зависеть от федерального бюджета и приоритетов. Зарплаты призывникам платит государство, их содержание и обеспечение тоже оплачивается государством. Перенаправление ресурсов на военные товары также снижает стимулирующий эффект на расходы. Пули и оружие расходуются на поле боя. Они не вызывают такого большого вспомогательного, второстепенного спроса за пределами промышленных городов, где расположены заводы.
Кроме того, мобилизация создает конфликты с нулевой суммой между лоббистскими группами. Данные о положении дел в торговле показывают резкий рост импорта холодильников, стиральных машин и электрических молокоотсосов в страны-члены Евразийского экономического союза с целью извлечения полупроводников из бытовой техники и приборов для последующего реэкспорта их военным — конечным пользователям в России. Это огромные расходы, которые при других обстоятельствах могли бы поддержать потребление и способствовать улучшению качества жизни. Вместо этого эти средства идут на военные нужды. Эти компромиссы становятся тем масштабнее, чем дольше инвестиции в производство находятся в условиях, когда потребление падает или иным образом подавляется. Утрата таких вещей, как современные железнодорожные вагоны, также ведет к снижению производительности, потенциально увеличивая спрос на рабочую силу в период ее нехватки. Этатизм, политика активного вмешательства государства во все области общественно-экономической жизни, в России невозможен без проигравших. Вопрос о том, сможет ли система выдержать потери, которые становятся все более вероятными, остается открытым.
