Армия
Безопасность

Цена и перспективы военной космической программы

Павел Лузин о тенденциях в развитии российской группировки военных спутников

Read in english
Фото: Scanpix

Москва пристально наблюдает за тем, как США с 2018 года создают космические силы, постепенно выделяя их из сил военно-воздушных. Последние на протяжении многих лет несли главную ответственность за военную космическую программу американцев. Параллельно наращивает свои космические возможности и Китай — сегодня по количеству военных спутников он уже обошел Россию. Это тоже не может добавлять оптимизма Кремлю, учитывая его многолетние усилия быть формально второй военной державой в мире. В мирное время формальные показатели хорошо конвертируются в международный политический вес.

Россия тратит на свою военную космическую программу $ 1,6 млрд в год, хотя из-за санкций ее развитие по некоторым направлениям сильно замедлилось. Разрабатываются спутники, способные маневрировать на орбите, а также высотные противоракеты, которые гипотетически могут быть применены против низкоорбитальных спутников. Не имея серьезного военного смысла, все это призвано усилить политический вес Москвы в мире.

Расходы на военную космическую программу

Российские расходы на военный космос официально не публикуются, однако поддаются оценке. Так, объем государственной программы «Космическая деятельность России на 2013−2020 гг.» составляет 1,8 трлн рублей. Из них на гражданскую космическую программу, программу ГЛОНАСС и развитие космодромов в указанный восьмилетний период выделено немногим более 1,3 трлн. Таким образом, оставшиеся почти 500 млрд могут приходиться непосредственно на поддержание и развитие группировки военных спутников. То есть ежегодные расходы здесь можно оценить в размере немногим более 60 млрд, или примерно $ 1 млрд до недавнего падения рубля. Эта оценка соотносится с консолидированной выручкой «Роскосмоса» (387 млрд рублей в 2018 году) за вычетом средств от федеральных космических программ, экспорта космической продукции и услуг, продукции для нефтегазовой отрасли и, тоже оценочно, от производства и утилизации ракетных вооружений.

Также к расходам на военную космическую программу стоит относить расходы на упомянутую навигационную систему ГЛОНАСС. Например, в 2018 году они составили свыше 39 млрд рублей (около $ 625 млн), в 2019-ом — 28,3 млрд ($ 437 млн), а в 2020-ом должны составить 28,5 млрд (примерно $ 412 млн с учетом падения курса рубля весной 2020 года). На программу развития космодромов Россия потратила в 2018 году свыше 41 млрд рублей (больше $ 654 млн), в 2019-ом — 63,5 млрд ($ 982 млн), а в 2020-ом она планирует потратить 31,2 млрд (около $ 451 млн с учетом падения курса рубля). Расходы на содержание и развитие военного космодрома Плесецк можно оценить в сумму 6−10 млрд в год ($ 100−150 млн). Если сюда прибавить расходы на прочую наземную космическую инфраструктуру и персонал, то российскую военную космическую программу можно оценить в $ 1,6 млрд в год при очень консервативном подходе. Разумеется, это меньше американских $ 14 млрд, выделенных на 2020 год, но это кратно превосходит, например, расходы Франции на военный космос — на развитие группировки военных спутников она запланировала потратить $ 4 млрд в течение 2019−2025 гг., то есть в среднем $ 571 млн в год.

То есть Россия тратит на военный космос больше, чем другие страны, за исключением США и, вероятно, Китая. Правда, из-за падения курса рубля в марте 2020 года цифра этих расходов в долларовом выражении должна будет сократиться. Если это произойдет, то российской власти придется выбирать: либо умерить свои амбиции, либо тратить еще больше сил на военный космос. Дело в том, что стоимость военных спутников и ракет, подешевевших сегодня в пересчете на доллары, не сможет долго оставаться на этом уровне.

Количество имеет значение

По последним данным, у России на орбите находится 105 военных аппаратов: 51 спутник связи, 29 спутников ГЛОНАСС, 16 спутников дистанционного зондирования земли (это оптическая, радарная и электронная разведка), шесть экспериментальных аппаратов и три небольших спутника наблюдения за космической обстановкой. Для сравнения, у США на орбите около 190 военных спутников, а у Китая — 109. В структуре российской группировки доминируют аппараты связи, а у США и Китая основная доля приходится на спутники разведки: 56 и 57 аппаратов, а спутников связи 49 и 3 соответственно. То же самое характерно и для других ведущих космических держав — в приоритете разведка, а потребности в связи хоть и зависят от географии военного присутствия, но обеспечиваются меньшим количеством аппаратов.

Российская ситуация объясняется просто: технические характеристики российских военных спутников серьезно уступают иностранным аппаратам, а их срок жизни короче (сейчас до семи лет). Поэтому для покрытия потребностей вооруженных сил, особенно вдали от границ, требуется сравнительно большое число спутников связи. Кроме того, российский рынок коммерческих космических услуг развит плохо — военные спутники составляют 65−70% всех российских спутников (немногим более 160 аппаратов). В то время как, например, у Китая военные спутники составляют лишь треть всех аппаратов на орбите (всего больше 320), а у США — меньше 20%.

Другими словами, зарубежные армии могут обращаться к услугам национальных компаний, а страны НАТО, по всей видимости, в обозримой перспективе придут к совместному использованию своих орбитальных группировок. У России такой возможности попросту нет — здесь ограничения накладывает сама ее политико-экономическая модель. Так, все поставщики коммерческих услуг связи принадлежат российскому государству — «Гонец» (входит в «Роскосмос»), международная организация «Интерспутник», «Газпром Космические Системы» — и каждая из них обладает очень скромным парком спутников в сравнении с крупными иностранными компаниями. Вот и получается, что Москва вынуждена тратить большие ресурсы в рамках военной программы для обеспечения своих военных связью, но в итоге на покрытие дефицита средств космической разведки сил остается мало.

Интерес также представляет и темп ротации российских военных спутников. Так, например, в 2014—2016 гг. Россия запустила в космос 22 военных аппарата, но при этом общее число орбитальной военной группировки было стабильным — 80−81 аппарат. То есть интенсивно выбывали спутники, запущенные в 1990-е-нач. 2000-х гг. С 2017 года по март 2020-го было запущено 26 военных спутников, а общая группировка увеличилась до 105, т. е. темпы выбытия спутников в течение этих трех лет были почти нулевыми. Для сравнения, с 2017 года количество американских военных спутников выросло со 151 до 190, а китайских — с 58 до 109.

Снижение темпа ротации военной космической группировки России можно объяснить увеличением гарантийного жизненного цикла аппаратов, который раньше составлял от трех до пяти лет, а сейчас достигает семи. Этого удалось достичь во многом за счет использования более продвинутой импортной элементной базы и оборудования, закупленных еще до введения санкций. К слову, западные санкции оказывают сейчас серьезное влияние: так, например, Россия была вынуждена отказаться от развертывания более совершенных и долгоживущих навигационных спутников ГЛОНАСС-К и вернуться к созданию предыдущего поколения — ГЛОНАСС-М.

То есть благоприятная для российских военных динамика последних трех лет является следствием выгодной внешнеполитической и экономической ситуации в предыдущие годы и, скорее всего, носит временный характер. На фоне очередной девальвации рубля Москве сейчас будет труднее поддерживать и совершенствовать свою орбитальную группировку. Следовательно, число российских военных спутников станет расти медленнее уже в ближайшее время, если не начнет сокращаться. В этой ситуации перед российской властью неизбежно встает вопрос: как нивелировать количественное и/или качественное превосходство других держав в военном использовании космоса?

Классика ассиметричного ответа

Эту задачу Москва решает политически. Она делает вид, что активно работает над противоспутниковыми системами: от так называемых спутников-инспекторов, способных перемещаться по орбите и сближаться с иностранными аппаратами, до противоракет, способных сбивать иностранные спутники на низких орбитах. Проблема в том, что все это не имеет военного смысла. Подобные эксперименты позволяют России увеличить свой политический вес как военной державы и укрепить переговорные позиции по широкой проблематике глобальной безопасности — ее главному дипломатическому полю на протяжении нескольких десятилетий.

Вслед за Китаем (2007 г.), США (2008 г.) и Индией (2019 г.) Россия уже в недалеком будущем, вероятно, попробует провести собственный эксперимент по уничтожению спутника — такие эксперименты позволяют развивать противоракетные технологии, а спутники просто выступают имитаторами боеголовок. Однако сложно себе представить попытку уничтожения десятков и сотен космических аппаратов на разных орбитах с применением множества ракет и маневрирующих спутников. Последние, к слову, имеют гораздо больший потенциал в ремонте и модернизации уже имеющихся аппаратов.

Куда более реалистичным представляется развитие средств радиоэлектронной борьбы, когда из-за помех противник на поле боя ограничен в использовании своих спутниковых систем. Кроме того, наземная космическая инфраструктура, в том числе мобильная, представляется гораздо более удобной мишенью. Без нее возможности противника будут серьезно снижены. Также российские военные, судя по всему, исходят из того, чтобы в случае столкновения с технологически превосходящим противником действовать на упреждение: до того, как он будет способен развернуть существенные силы.

И здесь, как ни странно, Россия может заимствовать опыт Ирана, чья военная инфраструктура в Сирии демонстрирует живучесть, несмотря на налеты израильской авиации, получающей данные от продвинутых разведывательных спутников. Да и самой России удалось застать врасплох американскую разведку с ее космическим эшелоном в ходе операции по захвату Крыма в 2014 году. Таким образом, уверенное доминирование на земле может компенсировать превосходство противника в космосе при должной организации войск и скорости действий. На это сейчас и ставит Москва, реализуя свою военную космическую программу.

Самое читаемое
  • В царстве экономических парадоксов
  • Во все тяжкие: что движет «Грузинской мечтой»
  • Сирия без Асада и инерционная помощь России
  • Границы дружбы
  • Российская «энергетическая зима» в сепаратистских регионах Молдовы и Грузии
  • Чечня в войне против Украины

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Чечня в войне против Украины

Марк Янгмэн об эволюции роли, которую чеченские спецслужбы играют в войне против Украины

Министерство обороны: «сборная», а не команда

Андрей Перцев о том, как Путин не дал министру обороны сформировать свою команду и чем это может закончиться

Андрей Белоусов и трагедия советской экономики

Яков Фейгин о многолетних битвах за курс экономической политики, которые вел новый Министр обороны России

Поиск