«Внешние игроки не должны создавать на Балканах конфронтационных ситуаций и никто из этих внешних игроков не должен претендовать на то, что он контролирует Балканы, а остальным сюда вход заказан». Эта фраза министра иностранных дел Сергея Лаврова подтверждает желание России развивать здесь свое присутствие и отражает восприятие региона как площадки противостояния в условиях, когда США и их партнеры призывают ускорить евроатлантическую интеграцию.
В последние годы мы наблюдаем на Балканах попытки России и стран Запада ослабить влияние друг друга. И хотя это соперничество не отразилось на ситуации в сфере безопасности в постконфликтном регионе, здесь сохраняется политическая и межэтническая напряженность, которая может усиливаться по мере осложнения отношений России с США и ЕС.
Россия, ослабленная экономическим кризисом и международными санкциями, казалось бы, не может существенно влиять на процесс послевоенного урегулирования или темпы интеграции в отдаленном регионе (тем более что балканские элиты — вне зависимости от степени заинтересованности в сотрудничестве с Москвой — считают своим приоритетом присоединение к ЕС и НАТО). С другой стороны, российские власти используют широкий набор инструментов, пытаясь корректировать общественное мнение и расклад сил на политических сценах балканских стран. И эти усилия нельзя назвать безрезультатными.
Поддержка консервативных сил и непрозрачные методы Кремля часто дают повод для споров о пределах, до которых готов идти Кремль. По крайней мере, дважды в последние годы — в Черногории и Македонии — мы наблюдали рост политической напряженности и политизации межэтнических отношений при активном российском участии. И хотя у России нет военных рычагов на Балканах, она способна разрабатывать дестабилизирующие сценарии с привлечением местных представителей силовых структур и радикальных групп.
Москва на фоне кампании в поддержку черногорской оппозиции в 2016 году столкнулась с обвинениями в разработке «кровавого сценария» с целью срыва вступления Черногории в НАТО. Власти этой страны заявили о предотвращении захвата госучреждений и убийства президента Мило Джукановича, которые планировались в день выборов 16 октября при содействии российских граждан. Москва использовала информационные и дипломатические возможности для дискредитации подобных оценок, но скрыть присутствие российского фактора в этом деле не удалось. Прессе оказались доступны не только фотографии, подтверждающие контакты российских граждан с заговорщиками, но и их биографии, в которых прослеживается связь и с другими дестабилизирующими сценариями.
Оказав поддержку «Демократическому фронту» через СМИ, политические, дипломатические и иные контакты, российские власти способствовали утверждению на политической сцене партийного объединения, которое отрицает черногорскую государственность, выступает с четких антизападных позиций и не исключает при этом силовые методы борьбы. Предполагаемая попытка государственного переворота не привела к блокированию членства Черногории в НАТО, однако заметно обострила политические противоречия и усилила раскол внутри черногорского общества.
Что касается Македонии, то и здесь попытки влияния на политический курс были порой слишком прямолинейны. Это было особенно заметно в последние месяцы, когда Скопье и Афины приступили к урегулированию давнего спора о названии бывшей югославской республики, что открыло путь к евроатлантической интеграции. И в этом случае Москва использовала различные инструменты — от дезинформации до прямого политического давления и финансирования протестов.
Российская пропаганда создает весьма специфический образ Македонии — как «псевдогосударства», которое Запад пытается превратить в протекторат, изменив при этом его «национальную идентичность» и отдав на растерзание «Великой Албании». В заявлениях российской дипломатии слова о «близкой русскому сердцу македонской земле» с легкостью дополняются фактическими угрозами.
Хакерские атаки в регионе и всплеск негативной активности в соцсетях во время подготовки недавнего референдума о переименовании Македонии наблюдатели связали именно деятельностью России. До этого появилась информация о причастности Москвы к организации в Македонии и Греции массовых протестов. С этим, как предполагается, были связны высланные из Афин российские дипломаты и проживающий в Греции миллиардер Иван Саввиди, который большую часть жизни провел в России.
Кроме того, в СМИ попали «засекреченные данные» македонской разведки, из которых следовало, что македонское общество в последнее десятилетие сталкивалось с «активной подрывной пропагандистской и разведывательной деятельностью». Утверждалось, что политика Москвы, направленная на отдаление Македонии от Запада, способствовала развитию в стране долговременного политического и этнического кризиса.
В последние годы на Балканах много спорили о влиянии и «истинных» целях российской политики, пытаясь понять, есть ли у Кремля «имперские амбиции», или Москва, поссорившись с Западом, лишь пытается помешать реализации его планов. Полемика идет с участием политических лидеров, и некоторые из них, например, президент Черногории Мило Джуканович или президент Хорватии Колинда Грабар-Китарович заявляли об «угрозе» со стороны России и опасности «гибридной войны» с дезинформацией, поставками оружия и активизацией деятельности спецслужб.
Российские представители и эксперты часто говорят, что Балканы имеют для Москвы историческое и геополитическое значение, однако официальные российские документы крайне скупы, когда речь идет о «мягким подбрюшье Европы». В последней внешнеполитической концепции 2016 года регион узнается в пассажах, посвященных желанию России выстраивать связи со славянскими народами и странами, не входящими в военные альянсы. Последнее в основном относится к Сербии, которая называет себя нейтральной страной и пока не заявляет о планах вступления в НАТО, хотя и развивает с этой организацией тесное сотрудничество.
Между тем у Москвы и Белграда разное восприятие «сербского нейтралитета» и современных международных отношений. Если в России болезненно реагируют на сближение Сербии с «агрессором», начавшееся в 2000-х годах, то власти самой Сербии отмечают, что «нейтралитет не является препятствием для углубления сотрудничества с НАТО и не означает самоизоляцию». Западные партнеры воспринимают этот (не определенный каким-либо законом) статус как переходный этап в сербской политике в сфере обороны и безопасности.
Вопросы обеспечения безопасности в ближайшие годы останутся предметом споров игроков на Балканах. Помимо Сербии в центре внимания будет находиться Босния и Герцеговина, у которой нет единой внешней политики из-за раскола политической элиты, сохраняющегося со времен гражданской войны 1990-х годов. Босния — самая опасная площадка противоборства с учетом того факта, что государственные органы власти здесь очень слабы, а у местных лидеров сохраняются разные взгляды на будущее страны — ее устройство, направление реформ и интеграционные процессы. Боснийское законодательство имеет механизмы, которые защищают интересы каждого из трех основных народов (боснийских мусульман, сербов и хорватов), что по факту блокирует принятие многих серьезных решений. Постоянная политическая напряженность и внутренний кризис в Боснии играют на руку Москве: в таких условиях проще противостоять евроатлантическому влиянию.
Наиболее удобным антизападным «рычагом» выглядит лидер боснийских сербов Милорад Додик, оказавшийся в последние годы под американскими санкциями. Его политика направлена на дезинтеграцию боснийского государства (состоящего из двух частей — Федерации БиГ и Республики Сербской) и обструкцию евроатлантической повестки. Требование Додика о проведении в Республике Сербской референдума по вопросу о вступлении в НАТО, результат которого заранее известен, фактически блокирует этот вопрос.
Еще одной точкой напряжения в отношениях России с США и ЕС в ближайшие годы будет оставаться Косово. Косовскую проблему Кремль активно использует для оправдания аннексии Крыма и политики подрыва суверенитета стран в ближайшем окружении. При этом сложности послевоенного урегулирования в Косово удобны для критики его «западных покровителей».
После 2008 года, когда косовские албанцы провозгласили независимость от Сербии, Россия оказалась фактически исключена из процесса мирного урегулирования. Однако она продолжает влиять на ситуацию через антиалбанскую пропаганду, дискредитацию косовской политической элиты, блокирование ее попыток войти в международные организации и поощрение сербского сепаратизма на севере Косово.
В последний год мы наблюдаем рост напряженности по линии Белград-Приштина на фоне попыток завершить переговоры о нормализации при посредничестве ЕС, которые предполагают подписание юридически обязывающего соглашения. Достижение такого договора — одно из ключевых требований Евросоюза, в который стремится как сама Сербия, ведущая переговоры о вступлении с 2014 года, так и ее отколовшаяся провинция, которая пока остается потенциальным кандидатом. Для Косово урегулирование с Белградом необходимо и по причине планируемой интеграции в НАТО.
И хотя рамки будущего соглашения еще не определены, сам процесс урегулирования предполагает отказ Белграда от политики блокирования косовской государственности. Добиться окончательного урегулирования не так уж просто, — и не только по причине разногласий между Белградом и Приштиной и застоя в выполнении уже достигнутых соглашений. Один из дополнительных факторов — непрозрачность политики Москвы, которая может использовать свои инструменты и на международной арене, и внутри Косово.
В Косово нет существенных российских инвестиций, и о непосредственном воздействии Москвы на ситуацию речь не идет, однако у Кремля есть возможность влиять на местную сербскую общину через связи по линии православных церквей и политических партий. Это может привести к росту национализма и сепаратизма на севере Косово, который приштинские власти фактически не контролируют. Некоторые эксперты отмечают, что Россия представляет собой серьезную проблему для косовской государственности, в то время как у косовских властей нет инструментов, чтобы предотвратить проникновение российского влияния.
Таким образом, Балканы, где интеграционные процессы в последние годы существенно замедлились, в обозримой перспективе останутся местом политического противостояния. Москва продолжит оспаривать легитимность евроатлантической интеграции и выявлять слабые места западной политики в опоре на политические объединения с пророссийской программой, консервативные церковные круги и пропагандистские ресурсы, работающие на усиление страха, межэтнической нетерпимости и недоверия к основным партнерам и донорам региона — Евросоюзу и США.
В этом контексте более уязвимыми выглядят страны, пережившие в недавнем прошлом межэтнические конфликты и находящиеся в самом начале процесса интеграции (Македония, Босния и Герцеговина, Сербия и Косово).
И хотя ситуацию в регионе некоторые эксперты по-прежнему считают хрупкой, полагая, что любой серьезный инцидент может привести к цепной реакции, масштабная дестабилизация Балканам не грозит. Настрой местных элит на интеграцию в западное сообщество и урегулирование противоречий, оставшихся со времен конфликтов 1990-х годов, вполне очевиден.
Несмотря на серьезные расхождения с западными партнерами и демонстрируемую Москвой готовность укреплять свои позиции на Балканах с помощью различных инструментов, было бы преувеличением обвинять Россию в провоцировании в регионе новых кризисов. Некоторые эксперты полагают, что здесь речь идет в основном о попытках играть на давних противоречиях, использовании широко распространенных антизападных настроений и создании образа мощной России без реальной стратегии и достаточных возможностей подрыва западного влияния.
Изменчивость настроений Кремля, отличие его ценностной ориентации от европейской и отсутствие позитивной универсальной программы на Балканах (вместо попыток насаждения «православно-евразийской» повестки в многонациональной и многоконфессиональной среде) не позволят России существенно увеличить свое влияние в регионе. Такие идеи, как участие балканских стран в евразийской интеграции и обеспечение их военного нейтралитета, не обретут содержания. Они нереалистичны из-за слабости экономик балканских стран, отсутствия у местных элит интереса к подобным предложениям и нехватки ресурсов у самой России.
Несмотря на то, что связи с Россией дают некоторым странам региона (прежде всего Сербии) возможность сохранять баланс во внешней политике и получать экономические и политические выгоды, их развитие зависит в том числе и от урегулирования кризиса в отношениях Кремля с Евросоюзом и США. Говоря об исторических связях с Россией и православии, местные лидеры заняты прежде всего продвижением собственного курса и мобилизацией своих сторонников. И в этом нет никакого стремления к налаживанию более тесных контактов с Москвой и отказа от текущих интеграционных проектов, с которыми связаны надежды на обеспечение безопасности и экономический рост.
Данная статья является частью цикла «Сценарии развития отношений между Россией, Европой и США». Серия публикаций подготовлена журналом Riddle при поддержке Школы передовых международных исследований Университета Джонса Хопкинса, Немецкого общества внешней политики (DGAP) и Фонда Роберта Боша.
