Армия и ВПК: перспективы

Итоги 2020 года для российской армии и оборонной промышленности определялись результатами, тенденциями и проблемами предыдущих лет. Это и разрыв между декларируемой и реальной численностью войск, и проблемы отношений внутри ВС, и сохраняющиеся трудности с системами связи и управления, и экономические и технические проблемы государственных оборонных компаний.

При этом Россия не остановилась в совершенствовании, например, мобильности войск, что в последний раз было продемонстрировано в ноябре 2020 года, когда в Нагорном Карабахе за несколько дней был развернут миротворческий контингент: почти 2000 человек с автомобилями, легкой бронетехникой и вертолетами.

Однако декларируя достижение целей модернизации ВС, которые ставились еще в начале 2010-х гг., Кремль стоит перед выбором, куда двигаться дальше. С одной стороны, необходимо продолжать закупки новых вооружений и военной техники и модернизацию того, что есть. С другой стороны, усиливающаяся в последние 5−6 лет проблема ограниченных ресурсов в 2020 году перешла из количественной в качественную. Она уже не сводится только к тому, сколько Кремль тратит на оборону и как распределяет оборонные заказы.

Перспектива роста армейских расходов

В 2020 году российская власть сохраняла расходы по статье «Национальная оборона», идущие на содержание ВС и закупку вооружений и военной техники, на уровне 3.1 трлн рублей.

Расходы по статье «Национальная оборона»* в текущих ценах, млрд

* Цифры по статье «Национальная оборона» меньше общих оборонных расходов России, включающих в себя финансирование других военизированных служб. Подробнее: SIPRI Military Expenditure Database. На текущее содержание В С России идет примерно 40−50% от выделяемых по этой статье средств, тогда как на закупку вооружений приходится 50−60%.

** Данные на основе ежемесячной информации Министерства финансов России. На момент написания текста окончательных данных за 2020 г. еще не было.

Инфляция и последовательное ослабление рубля по отношению к основным мировым валютам неизбежно поставили вопрос об увеличении этих трат — суммарно до 9.6 трлн рублей в 2021—2023 гг. Правда, экономический спад 2020 года и кризис бюджетных доходов потребовали от Кремля некоторой умеренности: судя по всему, по изначальному плану эти расходы должны были превысить 10 трлн. Подобный консервативный финансовый подход позволяет снизить остроту проблемы, но не решить ее. Другими словами, в наступающем десятилетии Кремлю придется наращивать свои военные расходы, причем вне зависимости от реального экономического роста в стране. К слову, это касается не только ВС, но и других военизированных служб, являющихся частью системы российской обороны (ФСБ, Росгвардия).

Более того, продолжающийся торг вокруг этого вопроса вылился в публичную перепалку между Министерством обороны и Министерством финансов в октябре—декабре 2020 года. Минфин предложил сократить списочную численность ВС, под которую выделяются деньги, с 1 млн до 900 тысяч человек, увеличить срок службы, необходимый офицеру для получения военной пенсии, и сократить другие финансовые издержки. И в ответ получил жесткое сопротивление Министерства обороны.

Учитывая, что реальную численность российских ВС можно оценить в 740−780 тысяч военнослужащих, официальный отказ от миллионной армии был бы целесообразным. Но это требует не технического, а политического решения, и сопряжено с частичным пересмотром тех идеологических оснований, на которых существует российская политическая система. Среди них можно назвать и идею вечной конфронтации с Западом, и идею преемственности с советской армией, и идею противопоставления эпохи Путина периоду Перестройки и первого постсоветского десятилетия. Официальный отказ от миллионной армии стал бы индикатором серьезных сдвигов внутри российской властной системы. Что касается ранней военной пенсии, то она является одним из традиционных способов поддержания мотивации и лояльности офицерского корпуса, которая и так прошла серьезное испытание на прочность голосованием за «путинскую Конституцию» летом 2020 года.

Таким образом, за традиционными ежегодными декларациями об успехах модернизации ВС встала проблема растущего дефицита ресурсов на их содержание и дальнейшее усиление. При этом сделать их соразмерными российским возможностям и объективным внешним угрозам нельзя: это потянет за собой вопрос о сокращении других военизированных ведомств и, в конечном итоге, вопрос об изменении политической системы и экономической модели России.

Военная промышленность: проблема обескровливания

Российская оборонная индустрия завершает десятилетие под усилившимся в ноябре—декабре 2020 года давлением американских санкций, которые затрагивают не только производство вооружений, но и гражданской продукции, особенно в аэрокосмическом секторе. Однако несоответствие целей и потребностей российского руководства реальной ситуации в сфере разработки и производства вооружений, характерное для 2010-х гг., сохранится, если не усугубится и в 2020-х.

Для понимания ситуации достаточно рассмотреть несколько наиболее ярких примеров. В 2020 году на фоне экономического кризиса и ошибок в организации военного производства в условиях борьбы с пандемией оборонные компании резко нарастили долговое бремя. Так, еще летом 2019 года речь шла о том, что эти компании имеют более 2 трлн рублей долгов перед российскими банками, из которых 600−700 млрд являются невозвратными и требуют списания. В январе 2020 года этот вопрос был объявлен решенным, хотя без подробностей. Однако в декабре 2020 года выяснилось, что компании ВПК увеличили свои долги почти до 3 трлн, при этом долги на 350 млрд им полностью списали, а долги на 260 млрд реструктурировали. Готовятся к реструктурированию кредиты еще на 150 млрд. Таким образом, проблема системной убыточности государственных оборонных компаний сохраняется.

У Кремля два выхода из ситуации: 1) заключение долгосрочных, семилетних, контрактов на производство вооружений и военной техники, чтобы предприятия могли сформировать запасы материалов и избежать избыточного удорожания производства из-за инфляции и других издержек; 2) дальнейшее закрытие российского внутреннего рынка от импортной продукции (доля российской продукции в государственных и корпоративных закупках выросла с 13.3% в 2019 году до 24.2% в 2020-м, а в будущем планируется дальнейшее увеличение). Трудность в том, что оба эти подхода позволят компаниям и дальше производить то, что уже производится, либо то, что ими локализуется на основе заимствованных технологий, но вряд ли позволит двигаться вперед. К этому же результату ведет и стремление России сократить свое участие в системе международного разделения труда.

Другой пример: задержка с принятием программы развития системы спутниковой навигации ГЛОНАСС на 2021−2030 гг. и ряда других проектов. Наиболее вероятно, что сказываются проблемы с доступом России к импортной электронике, из-за чего создание навигационных спутников нового поколения оказалось в тупике. В итоге, на эту программу правительство согласовало 480 млрд ($ 6.64 млрд по среднему курсу 2020 года), но предыдущая редакция этой программы, на 2012−2020 гг., обошлась в 280 млрд. То есть более $ 9 млрд в момент утверждения, а по кассовому исполнению из-за девальвации российской валюты получилось свыше $ 5 млрд в текущих ценах. При этом зависимость российских навигационных спутников от иностранной электроники составляет до 70%. Выделяемых на ближайшее десятилетие средств в лучшем случае хватит лишь на ротацию аппаратов системы при условии, что России удастся самой производить необходимую электронику и/или получать ее альтернативными путями.

Еще один пример: строительство атомных подводных лодок «Борей» и «Ясень» с баллистическими и крылатыми ракетами соответственно. В наступающем десятилетии российский флот собирается получить шесть первых субмарин и восемь вторых. В 2010-х гг. он получил четыре «Борея» и один «Ясень», вместо планировавшихся изначально восьми «Бореев» и семи «Ясеней». Кроме того, сейчас, судя по всему, идет перераспределение мощностей Воткинского завода с производства межконтинентальных ракет «Ярс» на увеличение производства баллистических ракет подводных лодок «Булава», которыми оснащаются «Бореи». Иначе не объяснить тот факт, что в 2021 году предстоит снижение темпа поставок «Ярсов»: если в предыдущие годы поставлялось до 16 единиц, то теперь военные планируют поставить на боевое дежурство лишь 13 ракет — причем речь в данном случае идет о сумме ракет «Ярс» и «Авангард» (советские МБР УР-100Н УТТХ, ныне переоснащаемые на новую планирующую боеголовку). Таким образом, российская оборонная промышленность и здесь нуждается в ресурсах, которые плохо соотносятся с тем, что в ближайшие годы готов тратить Кремль.

Получается, что военная отрасль вступает в 2020-е гг. с перспективой либо оказаться обескровленной под грузом долгов и проектов, на которые не хватает ресурсов, либо обескровить российских налогоплательщиков.