Безопасность
Внешняя политика
Конфликты
Россия - Мир

Российские ЧВК: точки над i

Павел Лузин о разнице между наемниками и настоящими частными военными компаниями

Read in english
Фото: Scanpix

Сегодня остро стоит проблема различения легальных частных военных компаний, которые в России существуют и довольно успешно действуют за рубежом, и спонсируемых государством наемников. Последние только маскируются под ЧВК. Типичная ЧВК вовсе не воюет за политические и экономические интересы своего заказчика, а занимается оказанием охранных и консалтинговых услуг там, где высоки угрозы безопасности.

Попытки разработать специальный «закон о ЧВК» призваны легализовать в России именно наемников, т.к. сейчас над ними висит угроза уголовного преследования. Причины, по которым Москва сделала ставку на использование наемников в своей внешнеполитической активности, также находятся в политической плоскости: Кремль ощущает угрозу со стороны людей, способных держать оружие и не нашедших себя в современной России, и не доверяет собственной армии.

Легальные военные компании в России

Типичные частные военные компании — это не карманные армии, а четко регулируемый национальным и международным правом бизнес, в котором зачастую заняты отставные военные. В отличие от обычных охранных агентств, ЧВК гораздо лучше подготовлены и оснащены, а потому могут работать в зонах конфликтов. Нередко охранные подразделения крупных компаний представляют собой как раз ЧВК. Они предоставляют услуги по охране объектов и людей, сопровождению грузов и военному консалтингу в рамках контрактов с крупным бизнесом и государствами. Также они осуществляют программы обучения местных военных и полицейских специальным навыкам. Современным армиям, например, для этих целей бывает дешевле нанимать именно ЧВК. Это освобождает солдат и офицеров, на чье обучение и содержание государство тратит сотни тысяч долларов в год, от вспомогательных функций, не связанных с выполнением задач на поле боя.

При этом важно, что международное право запрещает сотрудникам ЧВК принимать непосредственное участие в боевых действиях, поскольку это равносильно наемничеству. Более того, сотрудники легальных ЧВК, если они не относятся к вооруженным силам государства, считаются гражданскими лицами со всеми вытекающими правами и обязанностями. В случае участия в боевых действиях они теряют защиту от нападения, а если попадают в плен, то не получают статус военнопленных и могут быть осуждены, несмотря на то, что не совершали иных военных преступлений. Получается, что сотрудники ЧВК в зоне конфликта могут использовать оружие только для защиты охраняемых объектов и лиц, а также в целях самообороны. Конечно, реальность всегда сложнее, и грань между легальной работой инструктора ЧВК и его участием в военной операции может оказаться размытой. Тем не менее, в большинстве случаев, когда правила работы ЧВК серьезно нарушались, компании сталкивались с серьезными политическими и юридическими проблемами. И в целом подобные нарушения являются исключениями, а не нормой.

В этом контексте легальные российские ЧВК ничем не отличаются от своих американских, британских и прочих коллег. Наиболее известными представителями таких ЧВК являются РСБ Групп (RSB Group) и Moran Security Group, которые предлагают не только услуги по охране объектов и конвоев, но и по защите кораблей от пиратов на море. К ЧВК можно отнести и ранее входившее в «Лукойл» охранное предприятие Луком-А, специализирующееся на защите нефтяных объектов и работающее в странах присутствия компании. Такие ЧВК обычно не занимаются поставкой наемников для локальных войн. Однако в 2013 году случилась поучительная история: люди из руководства Moran Security Group пошли на авантюру и организовали «Славянский корпус» — фирму, которая отправила на помощь Башару Асаду отряд наемников, разгромленный в первом же бою. В итоге инициаторы этого предприятия получили в России тюремный срок.

Конечно, среди российских ЧВК есть и весьма странные предприятия. Например, военная компания «Феракс» не публикует данные о своих владельцах и адрес офиса, у нее нет версии сайта на английском языке, а из контактов имеется лишь один электронный адрес и возможность отправки резюме прямо на сайте. При этом она заявляет, что ее сотрудники участвовали в боевых действиях в Ираке, Афганистане, Шри-Ланке и Курдистане и что ее подход хоть и не предполагает атакующих действий, но допускает «варианты превентивных мер». В то же время о «Фераксе» нет сведений в российском реестре юридических лиц, что не позволяет понять, существует ли вообще эта компания в реальности и кем и для каких целей был создан ее сайт.

В любом случае следует признать, что легальные российские ЧВК предназначены вовсе не для войны, а для оказания охранных, логистических и консультационных услуг гражданским и коммерческим организациям в зонах конфликтов, а также для повышения квалификации местных военных и полицейских сил. И насколько можно судить, настоящие российские ЧВК внимательно следят за своей репутацией и стараются минимизировать свою работу в странах с «токсичными» политическими режимами.

Наемники как политическая необходимость

При этом с 2014 года в России существует спонсируемый государством механизм вербовки и отправки наемников на войну. Этот механизм лишь маскируется под частные военные компании, но ими не является. Сегодня он может называться группа Вагнера, а завтра как-нибудь иначе. Фронтменом этого механизма сегодня может быть Евгений Пригожин, а завтра будет кто-нибудь другой — все это не имеет значения. С самого начала было очевидно, что никакой частной военной компании, массово отправляющей наемников в Украину, Сирию, ЦАР, Ливию и Судан, в России не может существовать. И расследования The Bell и Bellingcat это только подтверждают. Вопрос в том, почему Москва использует такой механизм?

Традиционный ответ на этот вопрос исходит из того, что гибель наемников на войне не вызывает резонанса в обществе. В отличие от гибели военнослужащих, наемники дешевле, а иногда могут быть даже эффективнее дорогой регулярной армии. Более глубокий взгляд на проблему отталкивается от мысли о своеобразной «приватизации» ресурсов постсоветского государства: конфликты с участием России просто привели к «приватизации» войны и ставке на наемников. Однако все эти ответы не могут быть исчерпывающими.

Гибель российских солдат и офицеров на войне не вызывает большого напряжения в российском обществе, если число погибших не превышает нескольких сотен человек: так было и в Грузии в 2008 году, и в Украине в 2014—2015 гг. После Афганистана и двух чеченских кампаний российское общество не слишком восприимчиво к потерям, которые измеряются десятками и сотнями, а не тысячами. Относительная дешевизна наемников компенсируется российскими же налогоплательщиками. Особенно если вспомнить, что компании того же Евгения Пригожина получали миллиардные государственные контракты на обеспечение питанием воинских частей и школ, а качество этих поставок иной раз представляло угрозу для здоровья людей. Что касается тезиса о приватизированном ресурсе государственных институтов, то история с наемниками в последние годы как раз находится под полным контролем российской власти. Рядовой состав и даже многие командиры наемников могут сражаться исключительно из коммерческого интереса, но планирование и обеспечение операций находится в руках военной разведки и/или других спецслужб. Об этом говорит все: от тренировочного лагеря на территории части ГРУ до эвакуации раненых наемников из Сирии специальной авиацией и их лечения в военных госпиталях.

Почему же Москва не отправляет везде своих советников и регулярные армейские подразделения? Тем более что иногда она и так вынуждена это делать: вспомним хотя бы «бурятских танкистов» и пленных военных разведчиков в Украине, а также периодические сообщения о потерях в рядах сил специальных операций в Сирии. Как минимум, Кремль был бы избавлен от всех публичных скандалов, сопровождающих ту же группу Вагнера. Получается, что использование наемников является осознанной необходимостью для российской власти. И можно выделить только две причины, которые привели к такой необходимости:

  • Осознание Кремлем, что в России существует заметное количество людей, способных держать оружие, но не нашедших себя в жизни. После истории «приморских партизан» в 2010 году стало очевидно, что даже маленькие группы подготовленных и мотивированных людей способны бросить вызов власти на местах. Организованные властью отряды наемников являются средством для избавления от таких «лишних людей»;
  • Недоверие российской власти армии. И тут нет противоречия: к фактическому руководству наемниками привлечено незначительное число офицеров. Если же везде проводить войсковые операции, да еще и с участием наземного контингента, то в них неизбежно будет задействована значительная часть российского офицерского корпуса. Даже в сирийской кампании 2015−2017 гг., где основные действия вели авиация и флот, официально приняли участие 48 тысяч российских военных. Для сравнения, в 2005—2007 гг., когда еще продолжалась вторая чеченская кампания, количество ветеранов боевых действий в России увеличилось на 200 тысяч (по данным на 2013 год) или на 100 тысяч человек (по обновленным данным 2018 года). Такие цифры получаются от того, что нельзя просто отправить на войну, например, один батальон регулярной армии. Здесь всегда нужны дополнительные силы, средства, привлечение разных родов войск, регулярная ротация личного состава и прочее. Получается, что без привлечения наемников Кремлю потребовались бы десятки тысяч военных. Это бы резко усилило влияние армейского генералитета на внешнюю политику с риском аналогичного усиления и во внутриполитическом поле, а это противоречит самой логике российской политической системы.

Более того, российскими силами специальных операций в последние годы командовали выходцы из ФСО и ФСБ. А генерала Сергея Суровикина, всю жизнь служившего в сухопутных войсках и командовавшего российской группировкой войск в Сирии, после всего назначили главнокомандующим воздушно-космическими силами, что является нонсенсом для российской военной традиции. Такая кадровая политика препятствует продвижению наверх генералов, опирающихся на устойчивую поддержку своих подчиненных. То есть ставка на наемников играет роль еще одного противовеса амбициям российских военных начальников в том, что касается участия в зарубежных кампаниях, сулящих звания, награды, боевые выплаты и, как следствие, влияние на политику Кремля.

Несмотря на то, что российская власть уже несколько лет маскирует под ЧВК свою работу по отправке наемников в разные страны, она сталкивается с ощутимыми организационными трудностями. Именно об этом и свидетельствуют попытки сформулировать отдельный «закон о ЧВК». Вероятно, главную проблему тут представляет сложность координации действий официальных институтов и организаторов отправки наемников, чья деятельность в России является уголовным преступлением. Тем не менее, раз закон еще не принят, найти политически приемлемое для себя решение этой проблемы у Москвы не получается.

Следует помнить, что наемники — это очень старый способ ведения войны. В истории разные правители прибегали к этому способу тогда, когда чувствовали неуверенность и неустойчивость своего политического положения.

Самое читаемое
  • Невыносимая легкость грузинского реэкспорта автомобилей
  • Политблок без границ
  • Новая геополитика Южного Кавказа
  • Российские города — проблема для Кремля
  • Содержательная пустота: президентские выборы 2024 года
  • Гибридный ответ Приднестровья на планы Кишинева по реинтеграции

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Новая радикализация России создает проблемы

Гарольд Чемберс ожидает жесткий силовой ответ спецслужб на теракт в «Крокус Сити Холле», особенно в регионах с повышенным риском вылазок боевиков

Очередной год кризиса российского ВПК?

Владислав Иноземцев о том, почему преувеличивать проблемы российского ВПК — опасная стратегия

Российский антисемитизм: давно не виделись

Ксения Кример о нынешнем всплеске антисемитизма в России

Поиск